Твой маленький монстр (СИ) - Лари Яна. Страница 40

Мысли о Ринате как-то незаметно вылились некрасивым потоком хмельных слёз. Моя новоявленная, теперь уже настоящая подруга, недолго думая, обняла меня и тоже заревела. Через часик, когда наши слёзы иссякли, мы откупорили третью бутылку и, попивая по очереди прямо из горла, курили какие-то термоядерные сигареты, заимствованные из заначки Эмминого отца. Так сказать пробовали на вкус взрослую жизнь. Вкус почему-то оказался отстойным. Как выяснилось позже, это я ещё не познакомилась с похмельем…

Глубоко после полуночи вернулась наша «Золушка» или, другими словами, где-то потерявший юбку кот. Решив последовать его примеру, я отказалась от предложения Эммы допить остатки вина и остаться ночевать в гостях, а как примерная дочь засобиралась домой. Тот факт, что я не особо соображаю и одета кое-как тогда меня абсолютно не беспокоил. Да и с чего бы? Не я ли привыкла жить так, как удобно мне одной? Разве я кому-то что-то должна? Совесть, робко выглянув из-за завесы хмельного дурмана, попыталась что-то возразить, но привычным делом была проигнорирована. Даже не так — послана. Далеко и надолго.

То, как мы с Эммой ехали в такси, помнится смутно. Ума не приложу, зачем ей понадобилось меня провожать, возможно, по причине периодических провалов в моём сознании. В какой-то момент рядом оказался Ринат, хотя он вполне мог быть плодом моей воспалённой фантазии. Мы, кажется, стояли под уличным фонарём и он очень злился. Что-то спрашивал, кричал. Целовал.

А мне всего лишь хотелось отомстить. Увидеть боль в его красивых бездонных глазах.

Не знаю, что мне там удалось разглядеть, потому как следующим видением, на этот раз вполне реальным, стал папа. На рассвете он довольно грубо потребовал привести себя в порядок и так брызгал слюной, что я откровенно порадовалась возможности смыться из дому. После выпитого просыпаться, тем более не по своей воле то ещё удовольствие. Тело отказывалось возвращаться к жизни даже после принятого аспирина. Лучшего наказания, чем отправить меня честно просиживать лекции отцу было не придумать. Знал ведь, что буду изображать полный порядок, невзирая на тошноту и жуткую усталость.

Теперь метаться поздно, сижу с прямой спиной и умным видом на предпоследнем ряду, ожидая окончания лекции едва ли не больше вручения дипломов. Дожить бы…

Со своего места я вскакиваю одновременно со звонком. Эмма после вчерашней пьянки так и не объявилась, так что прощаться особо не с кем. Можно с чистой совестью бежать домой и забыть этот день как страшный сон.

— Смотри, куда прёшь! — сердито огрызается Климов, которого я чуть не сбиваю с ног в коридоре. Он оборачивается, явно намереваясь содрать три шкуры с разини, но, увидев меня, сменяет гнев на широкую улыбку. — А это ты, Белка. Чего такая бледная?

— Тише, не кричи, — умоляюще шиплю на друга, будучи совершенно не в силах разделить его энтузиазм. В моём нынешнем состоянии даже собственный голос отдаётся диким гулом в голове.

— Признавайся, малышка, отмечала вчера что-то? — заговорщицки подмигивает Климов, пропуская мимо ушей мою просьбу.

— Ага, похороны своей гордости.

— Надеюсь, это не из-за того, что произошло между нами? — вмиг становится он серьёзным и, приблизившись, привычно убирает упавший мне на глаза локон. Аккуратист чёртов.

Ответить я не успеваю, так как Эд отчего-то теряет равновесие и, ойкнув, неловко припадает плечом к стене.

— Ну и на кой так делать? Нарываешься?! — мгновенно вскидывается Климов, глядя мне за спину. Бросив беглый взгляд через плечо, двумя руками перехватываю его кисти. Неужели он не видит, насколько это плохая идея?! Не замечает, с какой вызывающей злобой усмехается толкнувший его всем корпусом Ринат? Конечно, всё он понимает. Просто Эд из тех парней, которые с готовностью отвечают грубостью на грубость.

— Какие-то проблемы? — глаза Рината горят таким сумасшедшим блеском, будто он только и ждёт повода слететь с катушек. Одно неверное слово и побоища не избежать. Стыдно признаться, но цепляясь за Эда, об участи друга я беспокоюсь меньше всего. В первую очередь меня волнует сводный брат, которому ни к чему лишние разногласия с деканатом, а затеяв здесь драку, он на них непременно нарвётся.

Ну а сам Ринат, обращаясь к Климову, продолжает прожигать меня чернеющим взглядом. Моя растерянность расходится горячим покалыванием по коже, и я не без досады опускаю глаза. Не хватало ещё виновато краснеть в его присутствии, будто это я им воспользовалась, а не наоборот.

— Никаких проблем. Забудь, — совершенно неожиданно разводит руками Эд, удостаивая соперника вполне миролюбивой улыбкой. — Увидимся завтра, Белка.

— До встречи, — отвечаю почти беззвучно, но Эд уже далеко. Он подло бросил меня наедине со своими демонами. Друг называется.

— Пойдём домой? — переминаюсь с ноги на ногу, с преувеличенным вниманием разглядывая узор на мраморном полу, и готова под него же провалиться. Моё невнятное блеянье звучит до отвращения жалко, будто милостыню прошу, но ничего не могу с собой поделать — терпеливо стою на месте, надеясь на положительный ответ. И тело окутывает теплом просто оттого, что он рядом.

Мы оба друг друга порядочно помотали. Я развязала эту войну, значит первый шаг к примирению делать тоже мне. Толку от гордости, если в разлуке выть охота?

— Иди, — режет по живому равнодушный ответ.

Скрипнув зубами, вскидываю голову, чтобы выяснить, какого он тогда трётся поблизости, но резкие слова вовремя замирают на языке. Ринат всего лишь внимательно изучает поправки в расписании, вывешенном на стенде кафедры. Будто меня здесь нет.

Поборов убийственное разочарование, ухожу с гордо поднятой головой, внешне вполне достойно, на деле же — думая лишь о том, как бы не споткнуться на трясущихся ногах.

Нелогичность его поступков сбивает меня с толку. Стычка с Климовым выглядит как самый настоящий приступ ревности, только не ясно, зачем он меня так яро отталкивает? В месть не наигрался?

Горько признавать, но имеет право.

Мои ночные похождения не проходят бесследно, отец жутко сердится и почти со мной не разговаривает. Его обиду понять можно — провести ночь, обзванивая больницы и даже поехать на опознание похожей на меня девушки, испытание не из лёгких. Я прекрасно осознаю последствия своей безответственности, но слишком упряма, чтоб признать их вслух и покаяться. За раз не перешагнуть через укоренившиеся в моём понимании истины. Они безликими бесами так и нашёптывают «Плевать на всех. Плевать…». Я устала. Поэтому, когда вечером папа отбирает мою кредитку, я мстительно бью по его отцовской гордости:

— Зря стараешься. В наши дни да с моими данными найти себе спонсора не проблема.

Едва я произношу эти слова, как по телу волной расходится леденящий озноб. Оттого, что вдруг осознаю — нельзя так. Ни с чужими, ни тем более с родными. Нельзя на всё отвечать негативом, даже на зло нельзя — аукнется.

Со мной что-то происходит. И это «что-то» стремительно перекраивает мой внутренний мир, болезненно и грубо. Внутренний конфликт раздирает на части, а я по инерции продолжаю упираться. Мне больно, так больно, что хочется крушить.

Норовисто смотрю на отца и подмечаю произошедшие в нём за последние дни перемены. Он постарел на несколько лет. В глазах затаилась усталая обречённость, а уголки когда-то улыбчивых губ уверенно смотрят вниз. Мне до одури хочется обнять его, прижаться к груди, как в далёком детстве, попросить защиты, но ничего подобного естественно не происходит. Лишь ногти глубже в ладони вонзаю и продолжаю сеять вокруг себя боль и обиду. И в себе тоже. Ибо иначе не умею. Иначе — страшно.

Воскресным вечером в тесном семейном кругу отмечаем мой девятнадцатый день рождения. Не желая кого-либо видеть, я наотрез отказалась от традиционного грандиозного празднования, поэтому за столом собрались только родители, Владлен и я. А тот, кто мне действительно необходим ни явиться, ни поздравить не соизволил.