Я люблю другого (Глубинное течение, Темный поток) - Картленд Барбара. Страница 22

Она мысленно как бы пожала с сожалением плечами и заговорила уже более мягким тоном:

– Так мило с вашей стороны, Ник… Не думайте, что я не испытываю к вам благодарности, если веду себя нелюбезно, просто… Просто что уж тут поделаешь?

– Черт возьми! Я же о вас, о вас думаю!

– Но плохо нам всем, и My особенно. Она особенно чувствительна ко всему… и вообще…

Девушка слабо махнула рукой.

– Ах, не могли бы вы увезти ее прочь отсюда? Не могли бы вы уехать – обе?

– Разумеется, могли бы, но какой смысл? Это ни к чему хорошему не приведет. Кроме того, неужели вы не понимаете, какие сплетни это вызовет? Уж пренепременно, будьте спокойны… да и Саймон привык вечно создавать страшную шумиху вокруг себя… Уверяю вас, даже в военное время газеты едва ли пропустят такой соблазнительный скандальчик.

– Однако действительно надо хоть что-то предпринять!

– Но что?!

– Вот-вот, Рэнсом ответил мне то же самое…

Фенела судорожно вцепилась пальцами в свои колени.

– Значит, вы с ним виделись?

– Да. Собственно говоря, он же мне все и рассказал. Конечно, из деревни до меня сразу же стали доходить кое-какие слухи, вот я и отправился к майору, чтобы все уточнить. Нашел его в лагере, выслушал всю печальную историю от начала и до конца… И единственное мое желание, Фенела, – это помочь вам.

– Спасибо еще раз, Ник, это так хорошо с вашей стороны, но… но нам лишь остается терпеть и надеяться на лучшее, вот и все.

Ник откашлялся.

– Я тут думал кое о чем, но вы, конечно, можете счесть мое предложение за страшную наглость…

– Что вы, я с радостью приму любое предложение, если оно может хоть чем-то помочь! – устало отвечала Фенела. – Понимаете, Ник, я словно сплю и вижу кошмары: знаешь, что это всего лишь дурной сон, а проснуться никак не получается; знаешь, что все случившееся слишком нелепо, абсурдно, ужасно, чтобы быть правдой, но проснуться-то все равно никак не можешь!

Она уперлась локтями в колени, уткнулась подбородком в ладони и обреченно уставилась в пространство прямо перед собой.

– И еще My… – доверительно сообщила она. – Больше всего я о ней беспокоюсь. Малыши-то еще совсем глупенькие, слава богу! A My просто с ума сходит от отчаяния. Прямо не знаю, как с ней быть… Вот сейчас она уснула – наконец-то! – иначе мне не удалось бы сюда вырваться.

– А вы ведь еще и предложения-то моего толком не выслушали…

– Ох, простите, говорите, пожалуйста!

Девушка обернулась к собеседнику и, к своему великому изумлению, увидела, что тот страшно краснеет.

– Ник, что с вами?! – воскликнула она.

И тогда, волнуясь и заикаясь настолько отчаянно, что девушка лишь с трудом смогла разобрать сказанное, он выговорил:

– Фенела, мне очень хотелось бы знать, не улучшится ли хоть ненамного положение дел, если вы согласитесь выйти за меня замуж?

На какое-то шальное мгновение Фенела решила, что он просто шутит, и только потом ощутила, как горячая волна стыда заливает румянцем ее щеки.

– Но, Ник! – только и могла вымолвить она.

Конечно, это страшно неуместно, я понимаю, – заторопился Ник, выпаливая слова одно за другим, словно боялся не успеть высказаться до конца, – но, Фенела… Я совершенно уверен, что если стану вашим мужем, то все уладится! Ведь я смог бы тогда пустить в ход нужные связи, чтобы если и не замять скандал полностью, то хотя бы умерить страсти. Ну вы же знаете, что за народ обитает вокруг! У меня близкие знакомые в полиции. Сам следователь по уголовным делам, например. Он славный старик, большой приятель моего покойного отца, но пока… пока мое положение не позволяет мне принять нужные меры! Ну что будет, если я прямо сейчас отправлюсь в полицию? Мне просто вежливо, но твердо предложат не вмешиваться. Кроме того, вы же знаете мою матушку: они скорее ее послушаются, чем меня, когда дело касается обстановки в деревне.

– Однако вы просите меня… – Фенела почувствовала, что не может выговорить нужные слова.

– …быть моей женой, – твердо закончил за нее Ник. – Да, Фенела, я действительно прошу именно этого. И знаю, что в случае вашего согласия все сразу же изменится к лучшему.

Но, Ник, – возразила Фенела. – Я не могу выйти за вас замуж вот таким вот образом… просто ради собственного – или пускай даже общего – спасения! Это будет жестоко по отношению к вам. Конечно, предложение ваше на удивление великодушно и невероятно самоотверженно, но… но ведь у вас впереди целая жизнь! Вы занимаете высокое общественное положение, носите всеми уважаемое имя, вы не имеете права портить свои шансы на будущее даже из самых что ни на есть благородных побуждений! Если вы свяжете свою судьбу с членом семейства Прентис, то потом горько пожалеете об этом. Спасибо вам огромное, Ник, я просто и не знаю, как вас благодарить! И навсегда запомню, что нашелся все-таки один-единственный друг, который пытался помочь мне.

Николас судорожно сжал рукоятку трости, и Фенела увидела, как побелели от напряжения костяшки его пальцев.

– Я кое о чем еще не договорил, – сдавленно произнес он. – Я кое о чем еще не успел сказать вам.

– О чем же?

– Что я вас люблю, – выговорил Ник.

Он повернулся лицом к Фенеле, а трость его со стуком упала в траву.

– Я люблю вас, Фенела, и это настоящая и единственная причина, по которой я прошу вашей руки.

– Могу я воспользоваться случаем первым поздравить вас, леди Коулби?

Фенела автоматически пробормотала слова благодарности. Какой-то боковой частью сознания, словно со стороны наблюдающей за всей процедурой, она отметила плохо подогнанные вставные зубы регистратора и заученное безразличие как тона, каким он произносил слова поздравления, так и сопровождающей их улыбки – видимо, навык многолетней регулярной службы.

На улице стоял пасмурный серый день, намечался дождь, облака сгущались, и комната тонула в тусклых сумерках: в общем, «обстановка подходящая», как неожиданно пронеслось в голове у исполненной тревоги и отчаяния Фенелы.

Девушка услышала звон монет, увидела, как Николас взялся за свою трость, и поняла: церемония окончена.

Свидетели – престарелый конторский служащий в потертом костюме и неряшливая женщина, на вид – уборщица – оттарабанили им свои наилучшие пожелания с той же заученной бойкостью, какой отличалась и речь регистратора. Для них все это было всего лишь повседневным приработком – и вновь деньги перешли из рук в руки.

И вот Фенела с Николасом уже за порогом: оба одновременно вздохнули с облегчением.

Снаружи их ждала машина. Они усаживались в полном молчании, и Фенела не сделала ни малейшей попытки помочь Николасу, с трудом забравшемуся на водительское место: она чувствовала, что он предпочитает всегда справляться сам.

Сразу трогаться Ник не стал, сначала порылся в карманах, нашел портсигар, открыл и предложил Фенеле. Та отрицательно качнула головой:

– Спасибо, не курю.

– Ох, мне бы следовало это знать…

Они переглянулись и неожиданно разразились дружным хохотом, причем несколько секунд не могли перестать.

Получилось так, что звук их смеха разрушил оковы отчуждения, пробил брешь во всеобъемлющей непроницаемой скорби, которая томила сердце Фенелы в течение последних четырех дней.

– И что нас так рассмешило? Сама не знаю! – произнесла наконец Фенела.

– Регистратор, наверное? – предположил Ник.

– Зубы у него вставные, – подхватила Фенела, – и свидетели эти, жутко развязные!

– Меньше всего на свете мне хотелось бы тащить тебя в эту дыру, – сказал Ник, причем вновь со всей своей обычной серьезностью.

– Ах, что ты! Ничего страшного, – отвечала Фенела, – в конце концов, нам здорово повезло: никаких репортеров нет и в помине!

– Боже мой! А я и забыл о них совсем! – всполошился Ник. – Ну-ка давайте уносить отсюда ноги, пока не поздно. Вдруг один из них шныряет где-нибудь поблизости, случайные сенсации вынюхивает?!

Он рванул автомобиль с места и помчался по улице небольшого провинциального городка, пока не достиг предместья, где притормозил перед старинной дорожной гостиницей.