Азраиль. Сквозь Небеса. Том 3 - Магарыч Григорий. Страница 19

Та наша совместная ночь была первой и последней в её короткой жизни.

Но... нельзя всё же отрицать, что порой это — самый простой и быстрый способ добиться желаемого; немного вычурный, но неизменно действенный. Что с той карикатурной принцессой, что сейчас с Софией.

Продолжая затягивать кожаный ремень, я смотрел на Раевского и его людей с интересом, даже с любопытством. Такая гамма чувств, такая буря эмоций!.. Сквозь заливающиеся кровью глаза канцлера я видел искреннюю обиду; из-за спины Раевского выглядывали его бойцы; кто-то мотал головой, пытаясь проснуться, у кого-то отвисла челюсть.

Чуть поодаль я заметил и своего старого друга Кирилла Михайловича Андропова; глаза тайного советника полны дикой ярости, шея вытянута — похоже, он зашёл чуть позже остальных.

Но лучше всего, самой бесценной и отрадной, была, разумеется, реакция самого канцлера. Побагровевший до неприличия мужчина хватал ртом воздух, силясь издать хоть звук; он попытался рвануться вперёд, переводя взгляд с меня на дочь, но словно наткнулся на невидимую стену; снова открыл рот, уже почти прорычал первое слово...

— Папа, — прикрывая свою голую грудь одеялом, невероятно убедительно произнесла София. — Не смей его трогать.

Вспышки пары-тройки фотокамер со стороны створки ослепили на миг; несколько журналистов тоже последовали за Андроповым, вспоминая, зачем вообще сюда пришли. Что ж, сегодня они не будут разочарованы. Я уже видел, как кто-то из репортёров лихорадочно набирал в телефоне; происходящее снималось на видео и, я был готов поклясться, всё это транслировалось в настоящем времени.

Секунда, другая — и вся пикантность непростого положения дошла и до Константина Раевского. Лицо оставалось всё таким же багровым, словно его искупали в борщ, но челюсть со стуком захлопнулась. Раевский часто задышал, сощурил глаза — и шагнул вперёд, остановившись перед нашей кроватью практически вплотную.

По нервно сжимающимся кулакам и полубезумного взгляду было заметно, что он и рад бы убить меня, да и дочери был бы не против высказать всё, о чём думает... вот только не сейчас и явно не здесь.

— Папа...

— Закрой рот, паршивка, — сквозь отчаянный взгляд процедил Константин. — Ты предала меня. Предала единственного человека, который тебя любил. Ты... ты...

Я хмыкнул. У меня было что ответить. Но... София опередила меня. Смерив отца сердитым взглядом, она отмахнулась.

— Называй меня как хочешь. Я привыкла. И да, кажется, всего сутки назад ты лично назначил дату проведения нашей помолвки. Говорил людям, как рад видеть нас вместе. Так... что случилось? Передумал?

Константин сжал свою трость до такой степени, что костяшки его рук побелели. Он явно опешил, не ожидая встретить подобную отповедь; лицо его выражало гнев... но и растерянность читалась на нём так же явственно.

— Хотел, чтобы я была твоей марионеткой? — продолжала София. — Я ей была очень долго, свято веря в то, что ты стараешься и ради меня тоже. Вот только если слишком сильно закрутить гайки, они сломаются.

— Господин Раевский, с вашего позволения, — один из тех, кто стоял за спиной канцлера, вытащил мобильник и, в три секунды найдя что-то на экране, сунул его старику под нос.

Глаза Раевского вспыхнули от ещё большей ярости. Я тоже с любопытством скосил глаза на экран.

А вот и наши «семейные» фотографии, выложенные в соцсети, София лежит под одеялом, я стою над ней и натягиваю штаны. Любопытно, что на фотографии София имела совсем другое выражение лица; неподдельное счастье, расслабленная поза — и подпись под кадром.

«Московские „селебрити“ преодолевают новые отметки безумия. Все думали, что Московская знать опустилась на самое дно, но снизу постучала дочь канцлера верховной палаты София Раевская.»

Журналисты и впрямь профессионалы своего дела.

— Позорище...

— Брось, папа, — София поглядела на отца с удовлетворением. — Ты и сам знал, на что идёшь. Пока ты продолжаешь слепо верить, что у тебя что-то выйдет, фотка уже успела облететь все паблики и новостные ленты. Вмешаешься — сделаешь только хуже. У тебя больше нет контроля — ни надо мной, ни над ситуацией.

Я довольно хмыкнул. Всё же в Софии есть стержень, унаследованный от Карины, — я был удивлён этому ничуть не меньше, чем её родной отец. Вся эта отповедь... для такого нужно обладать определённой жёсткостью. Вот тебе и покорная домашняя девочка.

Раевский тем временем молчал, как язык проглотил. Неужто расстроился?

— Я разочарован... до глубины души, — наконец подал он голос...

...и поглядел на меня — хищно, будто на что-то мерзкое.

— Ты пожалеешь, ублюдок, — процедил он, выбрасывая в своё тело Ауру осколка. — На куски порву. Ты оскорбил меня, унизил мою дочь, наплевал на все наши ценности и традиции. Ты будешь жалеть об этом, Орлов. Вся твоя семья об этом пожалеет. Весь орден и всё это грёбаное цыганское племя... ты нажил худшего врага, которого только мог отыскать.

Я натянул широкую улыбку, не отвечая.

Трость канцлера тут же подскочила выше, старик сделал взмах рукой, но... на правое плечо старика упала ладонь, рядом с ним встал Кирилл Михайлович Андропов.

Давно не виделись...

— Для начала Эрасту Орлову всё же придётся ответить перед законом, — мотнул головой тайный советник. — Ты, парень, арестован за убийство Тельдора Орлова.

Даже так?.. быстро же он смог сделать свою работу. Впрочем, Андропов довольно крепко может вцепиться, если вовремя его не сбросить.

— Позволь преподать урок наглецу, он должен ответить передо мной — отцом униженной девушки, — ощерился канцлер, но быстро взял себя в руки, когда заметил троих жандармов за своей спиной. — Я...

— Всему своё время, господин Раевский. Увы, но сначала мы должны действовать по закону, — покачал головой Андропов. — Наденьте на парня наручники. Его ждёт расплата за все преступления, что он совершил.

А вот и то, ради чего я, главным образом, всё это затевал. И... если я верно понимаю, то сейчас должны...

...защёлкнуться наручники. Меня схватили под руки и повели к выходу из забитой людьми комнаты. Проходя мимо кровати, я поглядел на заплаканное лицо Софии. Казалось, девушка, услышав о том, что именно я убил Тельдора, чуть переменилась в лице.

А затем мой взгляд мазнул по багровой физиономии Раевского. Да, возможно, дальнейшие его действия после этого момента станут более предсказуемыми и нетерпеливыми, а поведение — полоумным и довольно экспрессивным.

Но... камень всё ещё у него.

Впрочем, ждать погоды с моря не было обязательно. На мочке моего уха всё ещё висела серьга с осколком, а потому...

Лучшее время путешествовать сквозь Небеса — время, когда тебя запирают в решётку, не так ли?

...угроза расправой близких. Как вообще Раевский позволяет говорить о них при таком количестве людей?

Секрет его вседозволенности всё ещё оставался неразгаданным.

Я шагал мимо нарядных людей, глазами стараясь отыскать Лизу. Московская знать, честно говоря, всё ещё была в полном недоумении. Кто-то смотрел на меня не отрываясь, кто-то нашёптывал что-то неразборчивое собеседникам; а другие и вовсе кривили рожи, пересекаясь со мной взглядами.

— Эраст! — голос сестры заставил обернуться. — Ты в порядке?! Что произошло?

Я незаметным для остальных жестом велел ей подойти ближе. Жандармы, которые вели меня под руки, тут же попытались возразить, но...

— Не трогать, — мой приказ, подкреплённый сильным Натиском тут же был исполнен. Жандармы обернулись в разные стороны, делая вид, что не видят Лизу.

— Я не знаю, откуда имперцам известно о твоём убийстве, — тут же начала она с волнением в голосе. — Правда, я никому ничего не говорила.

Я помотал головой.

— Это сейчас не имеет значения.

— Хорошо, — кивнула она, чуть успокоившись. — Я...

— Послушай, Лиза, у меня к тебе будет небольшая просьба, — голос мой зазвучал еле слышно, потому, из-за постороннего шума, меня слышала только сестра. — Некоторое время меня не будет, поэтому следи за развитием событий и не позволяй Раевским наращивать силы. Красный орден и орден Щита сейчас единое целое, поэтому было бы неплохо объявить тебя главой синдиката. Ты родная дочь Эмилии, поэтому будет проще создать союз с Бисфельдами.