Ставка на тебя (СИ) - Ридд Анастасия. Страница 10

– А вы считаете, что нужно было рассказать обо всем, как есть? – взрываюсь я. – Интересно, как бы повела себя подруга, если бы узнала, что мой муж проиграл меня в казино, а самоуверенный бизнесмен решил забрать меня в качестве трофея, вместо того, чтобы найти какое-то цивилизованное решение вопроса? Нет уж. Такая правда разобьет сердце любому.

– Твое сердце разбито? – с задумчивым видом цепляется за последнюю фразу.

– На мелкие осколки, – глухо отзываюсь я, отворачиваясь в сторону окна и всем своим видом демонстрируя, что продолжать этот разговор я не желаю.

Глава 8

Все-таки жизнь становится гораздо проще, когда деньги – не проблема. VIP-зал аэропорта, бизнес-класс самолета, любое желание по щелчку пальцев – кажется, Крестовский живет в каком-то совершенно другом мире, который я раньше видела только в кино. И все же нет ощущения, что он как-то этим кичится, скорее, для него все происходящее – обыденная норма, на которую он даже не обращает внимания. Несмотря на свой статус он остается предельно корректен с водителем, официантом, девушкой за стойкой регистрации и стюардессой. И это подкупает. Дениса, например, мог вывести из себя совершенно пустячный повод, вроде неправильно лежащей на столе салфетки или недостаточно быстрого, по его мнению, обслуживания.

Морщусь от мысли, что вновь невольно сравниваю двух мужчин, так круто изменивших мою жизнь, и сравнение, к сожалению, снова не в пользу моего пока еще мужа.

– До посадки еще двадцать минут, – говорит Крестовский, когда мы проходим зону досмотра и оказываемся в уютном бизнес-лаунже. – Я попрошу, чтобы тебя проводили в комнату, где ты сможешь переодеться.

Пару секунд я растерянно хлопаю глазами, а потом просто киваю. Не нахожусь что ответить, потому что этот мужчина в очередной раз ставит меня в тупик своей наблюдательностью. Я всю дорогу в машине думала, как некомфортно мне в ненавистном платье и в туфлях на шпильке, но то, что он тоже это заметил о многом говорит. Впрочем, может быть, ему просто не нравится, что я щеголяю на людях в его рубашке.

Захватив с собой чемодан, скрываюсь за дверью уединенной комнаты, а через пять минут возвращаюсь обратно к столику, за которым мужчина неспешно потягивает кофе. Его взгляд одобрительно скользит по моим классическим синим джинсам, белой футболке и удобным кедам, на мгновение задерживается на груди, потом лениво поднимается к лицу.

От его взгляда мне жарко, по спине бегут мурашки, а в животе возникает невесомость, будто там надули воздушный шарик. Как же раздражает!

– Удовлетворены? – срывается с моих губ очередная дерзость.

– Хочешь услышать комплимент? – с мягкой улыбкой отзывается Крестовский.

– Конечно, нет! – бросаю резко, злясь на его способность постоянно брать надо мной вверх даже в таких пустячных, ничего не значащих перепалках.

В самолете я вся на нервах. Наверное, только тут окончательно осознаю, какой невообразимый крен приняла моя жизнь. Как сон. Но проснуться уже не надеюсь – Крестовский рядом со мной чересчур реален. Реален его запах. Его дыхание. Прикосновение мощного плеча к моему, когда он тянется, чтобы посмотреть в иллюминатор. Низкий голос и взгляд, от которого внутри медленно тлеет огонь.

От этой агонии меня не спасает даже решение погрузиться в работу, которая в самые тяжелые периоды жизни обычно служит для меня панацеей. Еще на взлете я прошу у стюардессы блокнот и карандаши, чтобы порисовать, но через некоторое время хаотичного вождения грифелем по листку с раздражением захлопываю блокнот и откладываю его в сторону.

– У тебя неплохо получалось, – звучит над ухом любопытный голос Крестовского. – Почему прекратила?

– Потому что получалось отвратительно, – огрызаюсь я, смущенная тем, что он, оказывается наблюдал за мной все это время. – Нет вдохновения.

– Ты рисуешь? Я имею в виду, профессионально?

– Что-то вроде того, – отвечаю напряженно, складывая руки на груди и невидящим взглядом изучая облака в иллюминаторе.

– Так и будешь дуться все десять дней? – уточняет он спокойно, ничуть не задетый моей демонстративной отстраненностью.

– Я не дуюсь, – не желаю этого, но отчетливо улавливаю в собственном голосе капризные нотки. – И не десять, а девять с половиной.

– Мой тебе совет: рассматривай это время как отпуск и используй его, чтобы подумать над своим будущим, – покровительственным тоном произносит Крестовский.

– До того, как вы появились в моей жизни, у меня все было хорошо в настоящем! – не выдерживаю я, но быстро беру себя в руки.

– Твой муж – игрок, который ради одной ставки отдал тебя мне как вещь, – напоминает безжалостно. – У тебя просто не могло быть все хорошо в настоящем.

– Думаете, я этого не знаю? – резко поворачиваю голову и тут же натыкаюсь на тяжелый взгляд прищуренных глаз мужчины. – Но он не играл больше года. Он завязал. Посещал психолога. Обещал мне… Все было хорошо, а потом приехали вы и…

– То есть, мы опять возвращаемся к тому, что это – моя вина? – спрашивает жестко, пронзая меня ледяным взглядом.

– Он рассчитывал, что вы ему поможете… – обрываю фразу, понимая, что пора закончить этот разговор, ведь тема моего мужа и его пагубной страсти никак не касается Стаса.

– Тогда он еще больший дурак, чем я о нем думал! – перебивает Крестовский раздраженно.

Я отворачиваюсь от него и невидящим взглядом смотрю в иллюминатор. Он, конечно, во всем прав. Случившееся – ни разу не его вина. Денис действительно дурак, а я – наивная дурочка, которая никак не перестанет верить в сказки. Сглатываю горечь во рту и крепче стискиваю пальцами подлокотники кресла. Чувствую, как от непрошенных слез обиды и ярости набухают веки, но изо всех сил держусь. Нельзя мне плакать. Нельзя. Сейчас как никогда важно оставаться сильной.

До конца полета между нами висит напряженное молчание. И хотя я время от времени ощущаю на себе заинтересованный взгляд синих глаз, молчание мой спутник не нарушает. Вот и славно. Все равно говорить нам не о чем, а ссорится я устала – со вчерашнего вечера словно постарела на несколько лет.

В Шереметьево нас ждет автомобиль с водителем, копия того, который возит Крестовского в Калининграде. Все время, пока мы едем в город, мой спутник висит на телефоне, оставляя меня предоставленной самой себе. Рассеянно смотрю в окно, слушая, как он отдаёт приказы невидимому собеседнику: особо не вникаю в текст, но понимаю, что речь идет о вложении крупной суммы денег в стройку. Крестовский говорит ровно и твердо, но по тому, как время от времени в голосе проявляются ледяные ноты, понимаю, что разговор у него не самый простой. Даже ежусь от дискомфорта – не хотела бы я, чтобы подобным образом он обсуждал что-то со мной.

Московская квартира мужчины расположена в потрясающем старинном здании на Патриках. Роскошная. Просторная. Очень стильная. С шикарным видом на пруд, модной мебелью и подлинниками картин современных художников на стенах.

– Можешь занять одну из гостевых комнат, – говорит Крестовский, снимая пиджак и небрежно бросая его на обтянутую бархатом кушетку у входа.

Закусываю губу, чтобы не издать вопль радости. Подсознательно я все время в пути боялась, что он скажет мне спать с ним, как в Калининграде, а теперь испытываю такое облегчение, словно гора свалилась с плеч. И даже ссорится с ним больше не хочется.

– У вас красиво, – говорю любезно, продолжая изучать стильное пространство.

– Спасибо, – отвечает лениво, не сводя с меня задумчивого взгляда, от которого меня одолевает робость.

– Где расположены гостевые комнаты? – уточняю, прочистив горло.

– Прямо по коридору. Первая и вторая дверь слева, – спокойно произносит Крестовский..

– Тогда я пойду, – роняю я.

Крестовский бросает взгляд на часы, потом в упор смотрит на меня:

– Мы выезжаем в шесть тридцать. Будь готова. Если нужна какая-то помощь – говори.

– Помощь? – уточняю непонимающе.