Б....д 2 (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 38

Больше по дороге меня никто не зацепил. Я жался к стенам, пробирался в тенях, благо что широкий серо-черный плащ делал меня почти незаметным. Настоящий плащ-тень очень дорог, я не посчитал возможным его купить. Тем более, что это тут же привлекло бы ко мне внимание. Меня уже знают в городе, после того боя на Арене, так что…чем я меньше отсвечиваю, тем лучше.

Добрался до стены, ограждающей Академию от мира, и по веревке, прицепленной к ветке дерева быстро перебрался на охраняемую территорию. Веревку тут же отцепил от ветки, смотал и спрятал там же, на дереве. Пусть тут лежит, пригодится.

Спрыгнув на землю, прислушался, внимательно огляделся, оставаясь в тени. Было такое странное ощущение, что на меня кто-то смотрит… Так бывает. Оглядываешься, и….точно, смотрят! Человек чувствует взгляд, направленный на него, и нужно прислушиваться к своим ощущениям. Так меня учили на Земле, так учили и здесь. Вот и сейчас — кажется, что на меня смотрят, и все тут!

Медленно, очень медленно вытягиваю меч из ножен, готовясь к бою. Здесь кто-то точно есть!

Прислушиваюсь…оглядываюсь…никого!

Никого? Тень у соседнего дерева вдруг начинает двигаться, обретая очертания, и я вижу…огромную свинью! Нет, не свинью — здоровенного хряка. Он идет ко мне, поводя носом, и едва слышно сопя. И запах — этот запах свинарника ни с чем не спутаешь. Наверное, его я и учуял. А может услышал сопение — все-таки слух у меня довольно-таки тонкий. Впровем — как и нюх.

Хряк все ближе, ближе…я подбираюсь, отводя меч в сторону и готовясь рубануть по огромной башке, но хряк вдруг останавливается в двух шагах от меня, тяжело вздыхает и опускаясь на землю, негромко хрюкает, как если бы узнал и хочет поприветствовать. Я замираю, опуская меч, и с удивлением разглядываю чудовище, появившееся непонятно откуда. Хотя…как это — откуда?! Это же тот самый хряк, которого пытались убить, натравив на него черного мага! То бишь — меня. Я развалил клетку и выпустил его наружу.

Мда…неужели эти ослы так и не сумели его поймать? Не сумели убить? А как он прожил все эти дни, гонимый и голодный? Чем питался?

Смотрю на кабана, и вижу — тощий, аж ребра видны. Раненый — на шкуре следы ударов то ли меча, то ли копья. В задней ляжке обломок стрелы — похоже, что он причиняет ему сильную боль при каждом движении.

Досталось парню…я даже зауважал этого отморозка. Помню, как он разносил толпу магов! Это было эпично. А сейчас он похоже что пришел сдаваться, мол — убей меня, я устал!

А может не сдаваться пришел? Может за помощью? Узнал? Единственный, кто ему помог в тот раз — это был я. Читал, что свиньи умнее собак. Может хряк понял, что я не причиню ему вреда и просит помочь?

Хмм…да чем я ему помогу? Только что добить, в самом-то деле. Только вот почему-то тошно от этой мысли. Нет, я совсем не сентиментален, и не люблю всех животных подряд, и не плачу над куском бекона — веганы далеки от меня так же, как луны на небе. Но вот при мысли, что я должен убить это существо, столько дней продержавшееся в ловушке и не давшее себя убить — становится не по себе. Он заслужил жить! Тварь, которая неделями сопротивлялась всему миру, собравшемуся его уничтожить — должна иметь шанс на жизнь.

— Иди сюда — тихо говорю кабану, но тот лежит на месте, смотрит на меня, и не двигается. Тогда я вкладываю меч в ножны, и шагаю к зверю, фиксируя взглядом и готовясь к любым действиям с его стороны. Если что — постараюсь отпрыгнуть, все-таки кабан ослаблен голодом и гонками за выживание, вряд ли сможет так быстро напасть, чтобы я не смог уклониться.

Но кабан лежит, и только поводит пятачком, глядя на меня маленькими глазками, и прочитать в них его намерения совершенно невозможно. Подхожу, рассматриваю стрелу…протягиваю руку и осторожно берусь за древко. Потом смотрю в глаза кабану и почти не слышно говорю, стараясь накачать слова эмоциями, которые я испытываю:

— Я не причиню тебя зла. Я вытяну стрелу, чтобы она тебя не мучила. Потерпи, и не нападай!

Кабан вздохнул — глубоко, прерывисто, будто готовится к неприятности. И тогда я со всей силы ухватился за древко стрелы, и потянул, практически не надеясь на успех. Скорее всего наконечник стрелы зазубрен, и останется в ране. А значит — все усилия бесполезны.

Но я ошибся. Один шанс из ста, что наконечник выйдет из раны, но он вышел. Скорее всего потому, что постоянно смачивался кровью, дерево древка расперло и оно крепко застряло в отверстии. А еще — наконечник оказался бронебойным. Острым, игольчатым, предназначенным для того, чтобы пробивать латы и кольчуги. Почему он был таким — я не знаю. Может выстрелили тем, что подвернулось под руку? Ну, что рука уцепила, то и отправили в полет?

Впрочем, какая мне разница? Главное — наконечник вылез из раны к моему глубокому удовлетворению. И был отправлен за забор, как ненужный мусор.

Кабан только вздрогнул, вздохнул, а потом медленно потянулся ко мне и ткнул мокрым пятачком в руку. Мол, спасибо… А я подумал три секунды, потянулся за пазуху, и ругая себя за сентиментальность достал то, что стоит просто-таки охренительных денег — амулет-лечилку. Полностью заряженный, он мог бы спасти мою, или чью-нибудь еще жизнь. Жизнь человека, а не какого-то там грязного хряка. Дурак я, дурак! Нет бы добить этого вонючего кабана, а я…

Кабан окутался зеленоватой пленкой света, тяжело вздохнул, и…порывисто встал на ноги. Кровь из раны уже не лилась, она затянулась розовой шкурой. И раны на боках превратились в рубцы. И вообще — кабан уже не выглядел заморенным. Тощий, да, но такими тощими бывают гончие псы, которые спокойно задушат и лису, и волка. Явно кабанищу стало гораздо легче.

— И что с тобой делать? — снова обратился я к хряку — Тебя все равно загонят, и в конце концов убьют. Ты это понимаешь?

Кабан посмотрел на меня, моргнул, а потом как-то странно осклабился, будто улыбнулся. Мол, мы еще повоюем! И я тоже улыбнулся — эта вонючая тварюга мне нравилась. Настоящий боец! Будет ползти в изнеможении, и все равно грызть своих обидчиков! Я сам такой…такой же грязный кабан, который никому не даст спуска за свои обиды.

Прикинул — сколько он сейчас весит. Килограммов восемьдесят, не больше. Вон, шкура как висит. Тоже вес, но ведь не двести, как было до того, как! Да, раньше он точно весил килограммов двести — танк, а не кабан. Сейчас осталось одно напоминание о прежнем зверюге. Зато — теперь я смогу его поднять.

Ох, я и дурак…ну на кой мне это? Зачем?! Альтруист херов! Гребаный веган! Я ругался все время, пока забирался на дерево, пока рисковал, перевязывая кабана веревкой, пока тянул его наверх, матерясь по-русски, ибо местный мат не отражает всю полноту эмоций, которые захлестнули меня во время спасательной операции. В конце концов — грохнулся вместе с кабанищем на ту сторону, и он едва не приземлился мне на башку. Что могло закончиться очень печально.

К чести твари — он перенес все мучения совершенно спокойно, будто был не кабаном, а дрессированным котом, с которым мы прожили в одном доме лет десять, не меньше. Смотрел на меня, похрюкивал, когда веревка врезалась в его тушу, и не делал ни малейшей попытки как-то наказать меня за то, что творю с ним странное. А ведь я творил такое, на что даже самая умная собака должна была ответить агрессией. Попробуй, расскажи ей, что я тяну ее на веревке не для того, чтобы наслаждаться ее мучениями, а чтобы спасти от преследователей! Животные — как дети, они не видят причинно-следственной связи. Этот же будто все понимал. И когда я разрезал веревку, впившуюся ему в подмышки, не бросился бежать, а подошел, ткнул меня пятачком в колено и тихо что-то прохрюкал, как если бы поблагодарил и попрощался. И только потом растворился в темноте улицы.

Не знаю, выживет ли он в городе, но то, что на территории Академии у него нет никаких шансов — это без всякого сомнения. Ему там оставалось жить считанные дни. А может и часы.

Напоследок ему шепнул, чтобы он шел по моим следами — там для него имеется прекрасное угощение. Семь великолепных «длинных свиней» — чего им зря пропадать? Не все же крысам бесчинствовать. Пусть и свинка немного подкрепится. Ну да, я циник и вообще…крыша у меня слегка поехала. Но кто абсолютно нормален? Скажите о своей нормальности психиатру — он точно радостно похихикает.