Сны Снежной Королевы (СИ) - Кальк Салма. Страница 11

- Да ну? – усмехнулась она.

- Сведения абсолютно верные, - усмехнулся он в ответ. – Как это – классика, красное вино и мясо.

- Хорошо, наливай.

Под разговор о кулинарии они доели мясо, допили вино, и даже не стали мыть посуду – потому что Жийону ощутимо клонило в сон. Не то, чтобы посреди фразы засыпала, но почти. Ну да, вчера полночи колобродили, а до того она и вовсе работала. Он отправил её умываться, а тем временем сам разложил диван. Дождался, пока она завернётся в одеяло, и забрался в спальник рядом.

А утром их разбудил звонок его телефона. И звонила бабушка.

- Рене, паршивец такой, ты во что опять вляпался? – грозно поинтересовалась она.

Второй день

12. Юноша, опустивший факел

Жийона проснулась от того, что рядом разговаривали. Какого чёрта?

Грифон Рене лежал, наполовину высунувшись из спальника, и говорил по телефону. Видимо, ночью ему стало жарко – ничего себе, как бывает – но на нём не было футболки, в которой он ложился спать вчера. И можно было разглядеть на плече того самого грифона. Интересно, это просто картинка, или татуировка магическая?

Да и вообще – она уже подзабыла, когда в последний раз видела раздетым нормального живого молодого мужчину. Который следит за собой, регулярно моется, стрижётся и стирает одежду. Или ему кто-то её стирает, не важно. И он ещё заметил, что она проснулась, протянул к ней свободную руку, в середине направленного движения рука изменила траекторию и просто ей помахала. Надо же, внимательный. Запомнил, что она сказала, и не нарывается.

Большинство её знакомых – нарывались.

Этот же ещё и улыбался – синие глаза прямо лучились. Ей улыбались разве что друзья в интернате, да потом в универе – те, что остались только друзьями, без попытки получить доступ к телу. Потому что с доступом к телу случалось… разное.

Первым мужчиной Жийона выбрала старшеклассника в интернате, тоже некроманта. Решила – лучше самой кого-нибудь найти, чем потом сожалеть, что не смогла отбиться. Тот был из обеспеченной семьи, и попал туда за пару месяцев до их знакомства не за нападение в состоянии аффекта, а за вполне осознанное и рассчитанное убийство. Но убитый был преподавателем из школы, которому приглянулась бледная рожа, светлая шевелюра и накачанная задница – парень был спортсменом, потому что на тренировках проще всего выходило глушить стихийные выплески силы. А в какой-то момент он глянул на того препода – и не стал ничего глушить. И Жийона его не осуждала. Потому что нарываться на некроманта будет только идиот, даже если некроманту семнадцать, а идиоту – тридцать пять. Некоторых жизнь не учит. Правда, после интерната ему предстояло ещё пять лет провести в подобном месте, только для взрослых. И Жийона не интересовалась, как он там выживал. Наверное, была не права, но уж как есть.

После, в универе, она вполне привлекала мужчин – и сокурсников, и преподавателей. Долго недоумевала – с чего вдруг, в интернате она популярной никогда не была. Ей разъяснили – хорошая фигура, серые глаза, длинные волосы – а волосы ей ещё бабушка заговорила, они никогда не путались, концы не секлись, росли не слишком быстро, но уверенно, и подстричь их можно было только у мастера-мага. Весь интернат Жийона проходила просто с косой, а потом поняла, что можно и не заплетать – и так хорошо. Разве что на практических, в анатомичке, там ни к чему. И находились те, кому это нравилось.

Дальше случалось в двух вариантах: либо взыскующий её благосклонности и тела был вежлив и вёл себя прилично, и если он ещё и у неё вызывал хоть малейший интерес, то она не отказывала. Пару раз даже встречалась долго, месяца по три. Но это был именно интерес тела, тело у неё здоровое, иногда чего-то подобного хочет, да и всё. Медик она или кто? Слова знакомых девчонок о любви и страданиях она рассматривала, как преувеличение. Сначала. А потом просто подумала, что ей такого не дано. Кому-то дано, а ей – нет. Скажем, у кого-то были в детстве любящие родители – а у неё нет. Так и здесь. Не отсыпали, когда раздавали возможности. Зато другого выдали с горкой.

Если же к ней подъезжали грубо и нахрапом, то так же и отправлялись. Понятливые не возвращались, а с непонятливыми разговор был коротким – пугануть, более или менее сильно. Пару раз на неё жаловались в деканат, но декан слал таких дальней дорогой и не слушал. А вот лейтенант, то есть стажёр, Овер, слушал, и очень даже внимательно. И когда она хорошенько прижала врача Оливьерро, последнюю скотину, выйти сухой из воды не удалось. Впрочем, его-то вовсе уволили, потому что история вышла грязноватая – он же не только Жийону доставал, ещё жертвы нашлись, а дотошный Овер всё это раскопал.

А сейчас она смотрела на лежащего и разговаривающего уже с третьим, кажется, собеседником парня, и изумлялась сама себе – ей было просто приятно на него смотреть. Как на экспонат в музее. Любила она одну статую в Королевском музее столицы – мраморный бог смерти древних имперских времён. Стоял себе на белоснежном постаменте, с опущенным погасшим факелом, и тоже слегка улыбался. А ваяли его с кого-то, очень похожего на этого вот Грифона.

Если б для студентов академии вход в музей не был бесплатным – Жийона бы разорилась, очень уж часто она забегала туда проведать любимчика. Сейчас приходилось довольствоваться фотографиями и виртуальным туром для посетителей сайта. Но если свезёт ещё раз попасть в столицу – то она непременно туда пойдёт.

Грифон отложил телефон – и повернулся к ней.

- Вот теперь с добрым утром.

- И тебе, - кивнула она, хотя была уверена, что утро добрым не бывает.

И вообще полдень уже.

- Прости, что разбудил.

- Ерунда. Обед уже. Что случилось?

Он усмехнулся.

- Кто-то сдал в местные новости наши с тобой имена. Мол, задержаны за нападение на добропорядочного бизнесмена господина Левьера. На какой-то захудалый сайт, но уже начали растаскивать дальше. Наше счастье, что праздники, а то уже стоял бы шум.

- Кто это – господин Левьер?

- Да Бубон наш, - фыркнул он. – Настолько добропорядочный, что деваться некуда. И это написал кто-то, кто в ситуации ни в зуб ногой, или кому заплатили и продиктовали, что написать. Я спросил парней – кто с прессой так славно поработал, но они не сознались, а до Бобра я не допинался, он где-то весь в делах и не отвечает. Но новости пошли в люди, и их посмотрела, например, моя бабушка.

- Огорчилась?

- Да, что я влип, а она предупреждала. Правда, тут же спросила, как всё было на самом деле, и не надо ли чего. Обещала поискать других журналистов, которые настоящие, и напишут, как есть.

- И что, может найти?

- У неё знаешь, сколько знакомых? Полгорода, наверное. Может, и найдёт. Но мне интересно, это что, магическая полиция дала информацию? Или её кто-то тупо слил?

- Вызвать Овера и спросить? Вообще нам не предъявили никакого обвинения. И говорить в прессе несколько преждевременно, как мне кажется.

- Всё так, но разве у тебя есть кто-нибудь могущественный, кто настучит за это по голове?

- Увы, - нет у неё никого.

- У меня как бы есть, но ему обо всей этой петрушке вообще не нужно знать.

- Почему?

- Потому что он за легальные способы зарабатывания денег, - парень снова улыбнулся. – Ты идёшь умываться?

- А если нет? – она глянула на него остро и пристально.

- Тогда я иду.

Выбрался из спальника, позволяя оценить не только торс, но и все другие части, и пошёл себе, по дороге изящным жестом подхватив с полу футболку. А Жийона прямо задумалась – может быть, рискнуть и попробовать, каков он? Можно использовать известный способ – выпить побольше, тогда чувствительность притупится и никаких вам спонтанных выбросов.

Или… лучше не надо всё портить?

Он-то, кажется, очень даже заинтересован, и в его пользу говорит умение слушать и вежливое отношение. А она?

Жийона даже удивилась, что вдруг внезапно ощутила себя снова живой. Если так о ней вообще можно сказать. Думала – теперь всё это забыто, надолго, или очень надолго. Если не навсегда.