Богатырь и Звезда Сварога (СИ) - Дубоносов Александр. Страница 37

Сердце колотилось, всё тело охватила приятная дрожь битвы.

Сейчас Яромир чувствовал себя в своей стихии.

Он огляделся и выдохнул. Разбойников вокруг него не осталось.

Только сейчас Яромир вспомнил про подоспевшего на помощь воина и было бросился ему на помощь, но быстро понял, что ему это ни к чему.

Высокий худощавый мужчина в годах, замотанный в грязные, засаленные лохмотья и такой же повязкой на глазах лихо орудовал посохом, заставив Яромира застыть от изумления и наблюдать.

Старец обезоружил одного, сбил с ног прямым ударом в лоб второго и рубящим махом вернулся к первому, отчего тот сделал кувырок в воздухе и упал без сознания. Старый воин вернулся к единственному оставшемуся разбойнику, пытавшемуся подняться на ноги, и коротким движением свернул ему шею.

Злость Яромира угасла так же быстро, как и закипела.

Он вдохнул, выдохнул и огляделся: кроме него и слепого воина вокруг больше не было никого живого.

Яромир опустил взгляд на руки — они оказались по локоть запачканы в человеческой крови. Его замутило, ноги подкосились.

На глаза попался Кова, по голове которого будто попала под тяжеленный кузнечный молот.

Яромир, чтобы удержать равновесие, опёрся на телегу и не смог сдержать рвотных порывов.

Никогда до этого ему не приходилось применять свои умения на людях…

Старый воин, постукивая стальным наконечником посоха по дорожным камням, медленно подошёл к Яромиру и положил руку на плечо. Его ладонь оказалась нечеловечески горячей, можно сказать — обжигающей.

— Добрый птенчик, добрый! — хриплым голосом заговорил слепой старик. — С трусами и душегубами так и нужно: железной рукой и крепким духом. Насильники и братоубийцы. Не питай к таким жалости. Ты сделал, что должно. Славно бьёшься ты, птенчик, славно!

Яромир отёр рот и заглянул в телегу.

Обнажённое тело женщины лежало с перерезанным горлом в луже крови.

В её безжизненных глазах продолжался читаться предсмертный ужас и мольба о помощи.

— Что же я наделал? — прошептал Яромир, огляделся, спустился спиной по колесу телеги и уткнул голову в колени.

— Свершил правый суд, жестокий и справедливый, — спокойно ответил старец. — Не кори себя и запомни — за каждое деяние нужно ответ держать, и не важно, хорошее оно или нет. Такие же, как они, заслуживают именно такой участи.

Яромира продолжал колотить озноб.

— Ну, хватит трястись, как лист осенний. А-а, понял, понял — первый раз… Ну, это ничего, привыкнешь. Жизнь такая: либо ты, либо тебя. Всё, хватит, вставай, надо тела спалить, покуда трупоеды не нагрянули, — старец толкнул Яромира в плечо посохом. — И возьми их одежу. Им уже не сгодится, а тебе, авось, и послужит.

Яромир почувствовал, как снова стало очень холодно. Трясись, не трясись, а шевелиться нужно. Он тяжело вздохнул и стянул с главаря бандитов рубаху и порты. На одном из убитых старцем он нашёл накидной дорожный плащ.

— Ну-ка, птенчик, скажи, что на них надето? — окликнул слепой воин Яромира, тыкая в тело четырехпалого посохом.

— Кожаные доспехи, а поверх серебрянкой на груди выведены что-то похожее на горы.

— Трусливые собаки! Беглые, из войска Сталь-градского. — старец презрительно плюнул на труп четырехпалого. — С поля бранного бежали и лиходейничать подались… Соскобли краску. Коли на дороге разведчики Игоревы тебя с горами этими приметят, то на первом же суку вздёрнут и не спросят, чей будешь. Да выбери клинок понадежней. Как видишь, времена сейчас неспокойные, да и по лесам ещё много чего неприятного шастает…

На втором убитом старцем войне Яромир нашел хороший булатный меч и искусно пошитые кожаные ножны с ремнём.

Яромир снарядился и продолжил помогать слепому воину складывать тела в телегу, которую они доверху заложили сухими ветками и подожгли.

Лошадей слепой воин предусмотрительно привязал поодаль.

Старец и Яромир некоторое время молча стояли и смотрели на разгорающиеся языки костра.

— Славно пылает, — начал старик. — Дело сделано, теперь и дух перевести можно… Хоть и бандюги, но провианту нам малость оставили. Садись, птенчик, перекусим.

Они разместились возле широкой сосны. Старик маленьким ножом нарезал вяленого мяса, поломал хлеба и дал Яромиру один из бурдюков с ягодным вином.

Яромир, которого уже немного отпустило, не мог надивиться, как всё это старец делал с плотно завязанными глазами.

— Чего вылупился, птенчик?

— Ты колдун? — Яромир с трудом откусил кусок жесткого мяса.

— От части. — старец загадочно улыбнулся. — Учись не удивляться, птенчик, ведь много чего тебе ещё предстоит повстречать, и моя слепота в этом — самая малая крупица.

— Но всё же, в чем секрет?

— Нет никаких секретов. Были у меня глаза. Самые прекрасные, самые замечательные глаза во всех мирах! Но меня предали и подло обокрали. Да-а… Слагали были, что их у меня было аж целых двенадцать! Только все это брехня… Не верь. Вот, сам убедись.

Старец развязал повязку и поднял веки, на месте которых оказались лишь пустые темные глазницы.

Яромир от неожиданности и странности зрелища поперхнулся.

— Страшно? А ты не бойся, привыкай, привыкай… Я научился жить с этим. Всё, что вокруг нас помогает мне видеть. Дуновение ветра, пение птиц, шелест травы, даже биение твоего сердца. Но с глазами, моими милыми глазами, было гораздо лучше… Сейчас же только чувства людские предо мной, как на ладони, а раньше я мог разглядеть самые глубокие тайны любой души. Вот, например, знаю, что больно тебе, внутри больно, тревога съедает. Сбит с пути… Да-а… Рассказывай.

Яромир глубоко вздохнул и глотнул вина.

— Да что говорить… Подвел я отца, страшно обидел его, а ведь кроме него у меня никого и не было. Ну ладно, Траян еще, только он же конь, много-ли от него дождешься? И теперь знать не знаю, куда мне топать и чего делать.

Яромир вкратце поведал старому воину о нескольких последних сутках, о том, что на топях приключилось, о старухе и ссоре с отцом. Неизвестно почему, но Яромир чувствовал, что он полностью может довериться слепому старцу. Тот, в свою очередь, тоже оказался прав — выговориться Яромиру было необходимо.

— Значится, славных ты, птенчик, кровей. Теперь всё понятно…

— А ты-то сам кто будешь?

— Раз ты мне душу открыл, то и мне от тебя таить нечего. Имя мое — Ховала. И я — никто. Странствую по дорогам и помогаю в беду угодившим. Стоит почуять мне беду какую, то любой подлец будет наказан по деяниям своим. Того, кто пустословит — проучу. Кто неимущего ограбит — самого дорогого лишу. Кто убивает и насилует ради забавы — навеки упокою. И не посмотрю, бедняк али князь предо мной. Как видишь — для меня все едины. Но, скажу тебе честно, есть и у меня цель. Я хочу найти, того кто сделал это со мной, покарать и вернуть то, что моё по праву!

— Я слыхал от братьев, что люди зубы научились менять на золотые, но, чтобы глаза… — Яромир продолжал мелкими глотками опустошать бурдюк с вином и достал из-под рубахи Звезду Сварога. — Чудной ты…

— Чем ты там бренчишь таким? Дай-ка сюда. — Ховала протянул Яромиру руку.

Тот небрежно вложил в амулет в горячую ладонь Ховалы.

— Хм… Звезда Сварога, знак рода княжеского. Как любопытно… Ты где его достал? — Ховала протянул амулет обратно.

— На болотах, у водяного отнял.

— О как, у самого водяного? Занятно, занятно… Ты полон сюрпризов, птенчик. Больше никому его не показывай. Спрячь под рубахой и понапрасну не вынимай.

Яромир непонимающе смотрел на Ховалу. Старик задумчиво сидел, смотря пустыми глазницами на языки огня.

— Вижу, что ты растерян и вопросов у тебя — уйма, только не мне на них отвечать. Придёт время, само всё откроется. Сейчас, птенчик, порхать тебе прямиком в Слав-город. Там брат твой, князь Игорь, престол держит…

Яромир прыснул изо рта вином в костёр, от чего в небо поднялись яркие языки огня.

— День становится всё краше и краше. Одна весть пуще другой!

— Ох, так ты не знал, что княже с тобой одной крови? Низко кланяюсь, князь птенчик! — старик наклонил голову и звонко рассмеялся. — В Слав-городе найдешь ты ответы, и береги Звезду Сварога, как зеницу ока! Она — прямой путь в княжеские покои. Слушай меня внимательно…