(не) случайный наследник для босса (СИ) - Наварская Тая. Страница 24

Его серьезный тон заставляет меня напрячься. Вся как-то подбираюсь и старательно изображаю готовность. Как он там сказал? Не только слушать, но и слышать.

– Обещаю, Олег Евгеньевич.

– Операция прошла очень хорошо. Момент для нее подобран идеально. Вскоре сердце поймет, что ему теперь намного легче, чем раньше. Оно быстро уменьшится в размерах и кровоток в обоих кругах нормализуется.

Доктор делает небольшую паузу, и я торопливо киваю, демонстрируя предельное внимание.

– После успешно пройденного реабилитационного периода Даниил будет совершенно здоров, – продолжает мужчина. – У вас нет никаких оснований причислять его к так называемым «инвалидам детства», как это иногда делают в лечебных учреждениях. Запомните, Ангелина, ваш сын может все. И быстро забудет о том, что с ним было. А кроме рубца на груди, ему ничто не будет об этом напоминать.

Слова врача вызывают во мне очередной прилив горячей радости. Нет, я, конечно, читала обо всем этом в Интернете, но слышать столь радужные прогнозы из уст авторитетного человека в разы лучше.

– Спасибо вам, Олег Евгеньевич, – пользуясь случаем, вставляю я.

– Основная мысль, которую я хочу донести, в следующем, – он снова цепляет мой взгляд. – Ваше отношение к Даниилу должно быть точно таким же, как если бы он родился абсолютно здоровым и не проходил через операцию на сердце. Никакой чрезмерной опеки, никаких сверхпереживаний и, самое главное, никакой излишней жертвенности с вашей стороны.

Последняя фраза меня немного удивляет, и я приподнимаю брови.

– Но я же мать…

– Да, вы мать, – соглашается он. – А еще молодая красивая девушка. Да и просто человек, в конце концов. Не забывайте об этом. В раннем детстве психологическое и физическое состояние ребенка напрямую зависит от состояния мамы. Если вы несчастны, перегружены, не радуетесь жизни, то в первую очередь вредите этим своему сыну. Счастливая мама – здоровый ребенок, понимаете?

Я потрясенно размышляю над услышанным, а Олег Евгеньевич тем временем продолжает:

– Я не берусь с точностью судить о причинах, по которым у вашего сына дефект межжелудочковой перегородки не затянулся сам, хотя имел на это все шансы, но допускаю, что в этом есть и психосоматический фактор. Возможно, вы растили сына в одиночку. Возможно, вам было тяжело. Возможно, не хватало счастья.

Мужчина говорит, а я чувствую, как мой пульс учащается от невероятных осознаний. Ведь, в сущности, все так и было! Жизнь после рождения Дани казалась испытанием: много забот, мало сна, минимум помощи. О женских радостях я вообще молчу. Если бы не согревающая душу улыбка сына я бы, наверное, вообще с катушек съехала.

– Да, я понимаю, о чем вы говорите, – хрипло отзываюсь я, все еще пребывая в шоке от проницательности этого мужчины.

– Вот и славно, – он удовлетворенно улыбается. – Теперь у вас есть возможность переосмыслить жизненные приоритеты, Ангелина.

– Да-да, – чувствую, как глаза опять увлажняются. – Вы мне очень помогли, Олег Евгеньевич. Благодаря вам я посмотрела на свою жизнь под другим углом.

– Замечательно, – он поднимается на ноги. – Значит, я своей цели достиг.

– Олег Евгеньевич, а когда я смогу Даню увидеть? – спрашиваю, встрепенувшись.

– В ближайшее время. Совсем скоро мы выведем его из медикаментозного сна и переведем на самостоятельное дыхание, – отвечает он. – Ожидайте. Медперсонал с вами свяжется.

Я снова повторяю слова благодарности, и врач, одарив меня подбадривающей улыбкой, скрывается за углом коридора.

Самое сложное официально позади. Поэтому теперь я как никогда сильно верю в светлое безоблачное будущее.

Глава 32

– Где у снеговика носик? – улыбаюсь я, наблюдая за Данькиной живой мимикой.

Малыш заливисто хохочет на весь парк, и от звуков его смеха на душе становится теплее. Приблизившись к снежной фигуре, он тычет в немного криво приделанную морковку и произносит:

– Носик.

– Пра-авильно, – одобрительно тяну я. – А где глазки, сынок? Где у снеговика глазки?

Даня очень хорошо восстанавливается. Даже лучше, чем прогнозировали врачи. Первые три недели после операции мы провели в кардиоцентре под наблюдением специалистов, а затем поехали домой.

Руководство «Омега групп» пошло мне навстречу и разрешило пробыть на больничном столько, сколько это необходимо. Прежде, чем отправлять сына в садик, я хотела, чтобы он полностью окреп. Олег Евгеньевич сказал, что двух месяцев покоя после операции будет вполне достаточно. Именно на этот период я освободила себя от рабочих забот.

Зима сейчас в самом разгаре, поэтому я не могу отказать Дане в радости порезвиться в сияющей белизне. Тем более, сегодня снег очень липкий, так что для снеговиков и игры в снежки – самое оно.

Если честно, я уже и забыла, как это весело – просто резвиться, не думая ни о чем. Все-таки не зря говорят, что вместе со своими детьми мы проживаем второе детство. И, в отличие от первого, оно куда более осознанное. Ведь теперь нам уже известно, какой суровой и мрачной порой бывает взрослая жизнь. Именно поэтому счастливые моменты без забот вдвойне ценнее.

Даня чересчур разгоняется, и мне приходится его немного притормаживать. Чтобы слишком не напрягался. Врач сказал, что нагрузки нужно увеличивать постепенно, и я строго за этим слежу. На самом деле Даня чувствует себя прекрасно, но я все равно осторожничаю. Береженого бог бережет.

В кармане моего пуховика вибрирует мобильник, и я, торопливо стянув промокшие варежки, извлекаю гаджет наружу. На экране вижу надпись «Александр», и губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Вавилов звонит довольно часто. Раза три в неделю, не меньше. Интересуется моими делами и здоровьем Дани.

Поначалу я недоумевала, зачем ему это нужно? Что за резко вспыхнувший интерес к моей скромной персоне? Но Александр вел себя ровно, границ дозволенного не переходил, и я наконец перестала задавать себе вопросы. Расслабилась. Ну звонит и звонит, что в этом такого? Возможно, ему не хватает простого человеческого общения... А что касается меня, то я всегда чертовски рада слышать его голос. Даже если разговор длится не дольше пары минут.

– Привет, Саш! – в моих интонациях искрится радость, которую я не успела замаскировать или спрятать.

Должно быть, сказываются приподнятое настроение и физическая нагрузка.

– Здравствуй, Ангелина, – он, наоборот, спокоен и сдержан. – Чем занимаешься?

– Мы в парке. Гуляем, – отзываюсь я. – Построили снеговика, теперь пытаемся сообразить ему подружку.

– Хорошее дело, – Вавилов посмеивается. – А что за парк?

– Ореховский, – говорю без задней мысли и тут же уточняю. – А что?

– Да так, ничего. Вы любите это место. Как ни позвоню, все время здесь гуляете.

– А, ну да, – киваю. – Он недалеко от дома. И тут очень красиво.

Я не преувеличиваю. Парк замечательный. Чистый, ухоженный, хоть и небольшой. А еще тут живут самые настоящие белки. Бегают по деревьям, время от времени спускаются на землю. И людей они, кстати говоря, совсем не боятся. Иногда подходят очень-очень близко. Особенно если у тебя в руке припасено какое-нибудь лакомство: орешки или сухофрукты.

– Не могу не согласиться, – неожиданно выдает Александр. – И правда красиво.

Я столбенею. Откуда он знает? Это же… Не то, о чем я сейчас думаю?

– Где ты? – произношу чересчур визгливо.

Во мне говорит всколыхнувшееся волнение.

– За твоей спиной, – звучит насмешливо.

По позвоночнику меж лопаток молниеносно пробегают мурашки, а затылок схватывается нестерпимым жаром. Медленно, словно на меня наведено дуло пистолета, оборачиваюсь. Не знаю, чего я боюсь больше: того, что сказанное Вавиловом окажется шуткой или того, что его слова правдивы.

Мучительно долгое мгновение ожидания заканчивается, и в паре десятков метров я действительно замечаю его статную фигуру. Александр одет в стильное черное пальто, поверх которого намотан элегантный темно-синий шарф. Мужчина выглядит, как всегда, потрясающе, будто сошел с обложки журнала про моду.