Золотая гондола - Картленд Барбара. Страница 26

– Это было просто восхитительно, – отозвалась Паолина со всей искренностью.

Мать маркиза улыбнулась в ответ.

– Вы оба обязательно должны прийти к нам снова. Моя шалунья-дочка, без сомнения, будет спрашивать о вас. Она никогда не упускает случая встретиться с новыми людьми и завести новые знакомства. По ее словам, мы здесь, в Венеции, погрязли в рутине. Иногда я прихожу к мысли, что она права.

– Мне хотелось бы знать, не окажете ли вы и ваша сестра мне честь быть моими гостями сегодня вечером в театре? – обратился маркиз к сэру Харвею.

Сэр Харвей покачал головой.

– С вашей стороны было очень любезно пригласить нас, – ответил он, – но, к сожалению, у нас другие планы.

Паолина подняла на него широко раскрытые от изумления глаза. До сих пор она не слышала ни о каких других планах и была явно разочарована – не только за себя, но и за маркиза. По выражению лица последнего она поняла, что маркиз был сильно огорчен.

– Может быть, мы встретимся позже? – настаивал маркиз. – Я намеревался пригласить вас в казино и познакомить кое с кем из моих друзей. Там будут танцы для вашей сестры и, конечно же, партия в карты для вас.

– Сожалею, господин маркиз, но мы не можем принять ваше столь любезное приглашение, – ответил сэр Харвей тоном официальной вежливости.

– Но, Харвей... – попробовала вмешаться Паолина.

– У меня другие намерения, – перебил он ее, и губы его вдруг плотно сжались.

Паолина предпочла промолчать. Она понимала, что за его словами скрывалась некая причина. Маркиз поднес руку девушки к губам и прильнул к ней поцелуем, затянув его несколько дольше, чем полагалось, что само по себе достаточно ясно свидетельствовало об его истинных чувствах. Затем сэр Харвей и Паолина спустились по парадной лестнице и вышли на набережную канала, где их поджидала гондола.

Как только они отдалились от палаццо на достаточное расстояние, чтобы их не могли услышать, Паолина решилась наконец задать вопрос, который вертелся у нее на языке:

– Почему вы отказались? Мне очень хотелось бы побывать в театре, и вы сами говорили, что знакомство с маркизом может оказаться для нас весьма полезным. Почему же мы не можем пойти туда?

Сэр Харвей ответил не сразу. Только когда Паолина обернулась к нему, еле сдерживая раздражение, и повторила свой вопрос, он произнес в ответ:

– Потому, что маркиз женат!

– О! – невольно сорвалось с губ Паолины.

– Да, он женат, – повторил сэр Харвей.

– Почему же он ни разу не упомянул об этом? Где его жена? Она тоже была с ним.

– Нет. По-видимому, они не живут вместе, хотя и не разведены. Семейство Долиони не потерпело бы подобного скандала. Но он женатый человек и, стало быть, вам он ни к чему.

– Но он казался таким милым и обходительным, – произнесла Паолина. – Мне он понравился.

– Это было видно сразу, – отозвался сэр Харвей. – Если только у вас нет желания стать его любовницей, совершенно незачем тратить время на человека, который не может предложить вам ничего другого.

– Неужели вы не можете выражаться не так грубо? – произнесла возмущенно Паолина. – Неужели все в нашей жизни должно зависеть от того, какую это нам принесет выгоду? Неужели мы не вправе иметь друзей, с которыми можно просто поговорить по душам?

– На все ваши вопросы я отвечаю «да», – отрезал сэр Харвей, даже не повысив голоса.

– Я не могу в это поверить, . – возразила Паолина. – Разве мы здесь не для того, чтобы получать удовольствие, и, кроме того...

Внезапно Паолина осеклась. Она вдруг спросила себя, почему ее так возмутил резкий отзыв сэра Харвея о маркизе. Действительно ли он нравился ей, или просто потому, что его серьезность и сдержанность делали его в ее глазах надежным прибежищем после всех преследований со стороны герцога?

– Видите ли, – продолжал тем временем урезонивать ее сэр Харвей, – вам нет никакого смысла терять время, отвечая на ухаживания маркиза или подобных ему. Он уже оказал нам услугу, введя нас в высшее общество Венеции. Завтра нас забросают приглашениями, но сегодня остаток вечера мы проведем дома в тишине и покое.

– Но мы вполне могли бы пойти в театр, – возразила Паолина.

– Чтобы вы могли там встретиться с маркизом! Так ведь? – огрызнулся сэр Харвей.

– О Боже, неужели вы действительно думаете, будто он может что-то значить для меня лично? – ответила вопросом на вопрос Паолина. – Честное слово, это просто нелепо. Только он показался мне очень любезным и... чутким.

– И уж, конечно, весьма неравнодушным к вам, – закончил за нее сэр Харвей.

– Он делал мне комплименты, – ответила Паолина, – но я не думаю, что их следует воспринимать всерьез.

– Весь вопрос не в том, какое значение вкладывал в них маркиз, – произнес сэр Харвей, – но в том, как воспринимаете их вы сами.

Говоря это, он обернулся и взглянул в ее сторону, и впервые Паолина заметила жесткое, почти суровое выражение в его глазах.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла она сухо. – Я для вас всего лишь дрессированная зверюшка, которая должна выделывать свои трюки по первому требованию хозяина и только перед подходящей публикой.

– Сказано слишком резко, но полагаю, что в общем вы довольно верно оцениваете ситуацию, – ответил сэр Харвей.

Паолина внезапно притопнула ножкой.

– Иногда я вас просто ненавижу! – вспылила она.

– Боюсь, что меня это нисколько не волнует, – отозвался сэр Харвей. – Все, о чем я вас прошу, – поступать так, как вам говорят.

Гондола между тем подплыла к ступенькам, которые вели к их дворцу. Даже не коснувшись руки сэра Харвея, Паолина соскочила на набережную и скрылась в дверном проеме, опередив его. Голова девушки была поднята высоко, в груди горел огонь негодования. Слова сэра Харвея почему-то испортили для нее все впечатление от вечера. Там, в гостиной, рядом с маркизом, шептавшим ей на ухо любезности, у Паолины на один короткий миг создалось ощущение, будто она на самом деле принадлежит к этому кругу, будто она не совсем чужая здесь, как ей казалось в те первые тревожные часы в Ферраре, когда она пустилась вместе с сэром Харвеем на поиски приключений.

И теперь он резко и грубо снова поставил ее на место. Она была всего лишь девушкой, которую он вытащил из морских волн, не имевшей ни благородного происхождения, ни веса в обществе, и которая была просто облагодетельствована им. Она была обязана ему всем, начиная с платьев, которые носила, и вплоть до каждого куска хлеба, который она ела.

«Это нестерпимо», – снова и снова повторяла про себя Паолина, поднимаясь по лестнице. И все же, несмотря на то, что в груди ее все кипело от раздражения, девушка отдавала себе отчет в том, что гнев ее был вызван не тем, что сэр Харвей отверг приглашение маркиза, но тем, что он постоянно направлял все свои действия к одной конечной цели, ради которой они и затеяли эту игру, – избавиться от нее, выдав замуж за человека достаточно богатого, чтобы с лихвой возместить понесенные им убытки.

Оказавшись у себя в комнате, Паолина сняла платье из серебристого ламэ и бросилась ничком на кровать. Перина оказалась на удивление мягкой, и только тут девушке пришло в голову, до какой степени она должна быть признательна сэру Харвею. Что бы там ни случилось, ей довелось все это испытать. Впервые в жизни она оказалась в Венеции, окруженная сказочной роскошью, познакомилась с людьми, которых, как она прекрасно понимала, вряд ли имела бы возможность даже просто увидеть, разве что на расстоянии, живи она как прежде со своим отцом.

Все эти блага принес ей сэр Харвей – горничную, ожидавшую ее в палаццо, из окна которого она могла любоваться необыкновенной красотой Большого канала.

– Я в Венеции! В Венеции! – снова и снова твердила про себя Паолина, как будто пытаясь вернуть этим словам тот магический смысл, который они имели для нее несколько часов назад. Однако, оказавшись здесь, она в конце концов поняла, что ее куда более заботила ее личная судьба, чем то, что она видела вокруг себя.