Падение Иерусалима - Картун Дерек. Страница 51

— Вы собираетесь бомбу в самом деле взорвать?

— Не знаю пока. Но если понадобится, взорвем. Если Израиль не подчинится, мы пойдем на все. Предстоит еще много дел. Завтра я еду в Триполи, оттуда во Францию. А тебе придется лететь в Израиль — и очень скоро.

Он начал объяснять ей цель этой поездки — Расмия наперед знала, что если попросить его рассказать подробнее, он все равно скажет только то, что сочтет нужным, поэтому и не проявляла любопытства. Спросила только:

— А Эссат — он знал ваши эти планы?

— Я при нем даже не упоминал о них.

— Прочесть он что-нибудь мог?

— Кое-какие записи есть, но они в сейфе. И закодированы.

— А в сейф он не мог заглянуть?

— Исключено. Тебя что, эта идея напугала — насчет гибели Израиля?

— Притворяться не собираюсь — у меня просто мороз по коже, когда представляю… Но главное — не дать страху овладеть твоей душой — правда ведь?

Глава 25

Бен Тов вернулся домой к полуночи. Жена давно спала. Он уселся в гостиной, разложил на столе бумаги и попытался работать. Но сосредоточиться не смог. Снял с полки книгу и расположился в кресле поудобнее, но через полчаса захлопнул ее и взялся за телефон.

Новостей пока нет, сказали ему, и раньше трех вряд ли будут. Он снова открыл книгу, убедился, что читать не может, пошел в кухню, достал из холодильника йогурт и яблоко, все съел. А он-то себя считал волевым человеком — но дошло до крайности и на тебе — ни страницы прочесть не может, яблоко это жалкое… Ему стало стыдно. Разбудить, что ли, жену? Все легче, чем ждать в одиночку. Но он не решился и вместо этого предпринял еще одну попытку прочесть хотя бы главу. Когда без четверти четыре зазвонил телефон, он вскочил так поспешно, что опрокинул кресло.

— Ваш агент в безопасности, жив, — сообщил дежурный с базы Рамат Давид.

— Поговорить с ним можно? Как он?

— Плох. Но врач его уже осмотрел и говорит, что поправится, только в больницу надо поскорей.

— Вызовите скорую, пусть отвезут его в Хадассу, я туда позвоню. Как его состояние? Они там спросят…

Ему было слышно, как дежурный разговаривает с врачом:

— Ожоги второй степени на большой части тела. Тепловой удар. Это так, на первый взгляд. Насколько с виду можно судить. Скорая приедет минут через пятнадцать.

— В сознании он?

— Нет, бредит. Доктор дал ему успокаивающее.

Повесив трубку, Бен Тов тут же связался с клиникой в Хадассе и сразу взял самую высокую ноту:

— Немедленно поставьте в известность вашу администрацию: через час или около того к вам доставят пациента, которому понадобится отдельная палата и максимальный уход — так распорядился министр обороны.

Он вкратце объяснил, в каком состоянии пациент, и выслушал ответ, что тревожить начальство не обязательно: в клинике любой вправе рассчитывать на внимание и заботу.

— А я вам говорю, предупредите заведующего, ему следует быть в курсе дела.

Что-то такое прозвучало в его голосе — дежурный врач спорить не стал:

— Хорошо, сейчас я ему позвоню.

Бен Тов, сам не замечая, что улыбается во весь рот, погасил свет в гостиной, пошел в спальню и разбудил жену:

— Мы его спасли, — сказал он торжествующе в ответ на ее недоуменный взгляд. — Вытащили его, он в порядке…

Утром он первым делом заехал в клинику. Эссат еще толком не пришел в себя и встретил его только бледной улыбкой. Возле него хлопотала тоненькая, как прутик, медсестра, пытавшаяся напоить сонного пациента водой из поильника:

— Это необходимо, — увещевала она. — Ну, еще глоточек.

Бен Това, который топтался будто медведь, в сверкающей чистоте палаты, разглядывая больного почти отеческим взглядом, она через минуту выставила за дверь.

Уходя, он увидел, как Эссат послушно глотнул воды, и вдруг спохватился:

— Да, а где его одежда?

— В шкафу, — буркнула заботливая сестричка.

Эссат услышал и внезапно подал признаки жизни:

— Ботинок, — прошептал он. Бен Тов успокаивающе дотронулся до его руки:

— Понял. Поправляйся, я скоро вернусь.

— Ну уж нет, — возразила медсестра. — Больному нужен покой. Раньше шести вечера и не думайте здесь появляться.

Бен Тов понял, что тут главный — не он, и спорить не стал.

У себя он осмотрел ботинки Эссата, достал из одного упрятанную под стельку записку — и ничего в ней не понял, но на всякий случай запер в ящик стола. Потом пошел к Мемуне.

— Ну и что удалось узнать?

— Пока не знаю — агент еще не в себе, только завтра сможет говорить.

— Держи меня в курсе.

— Ну конечно.

— Ты понимаешь, естественно, что если информация окажется недостаточно ценной, то с министром возникнут большие трудности. Он уже высказал мне сегодня свои претензии.

— Главное, надо было спасти парня от дамасских застенков. Слава Богу, удалось — так какие там еще претензии?

— Министр ждет сведений, которые подтвердили бы, что «Шатила» действительно представляет реальную опасность.

— Так и я, и наш премьер — все мы рассчитываем добыть такую информацию. Это было бы большой удачей. Получим ее — отлично. Не получим — будем продолжать действовать, искать. Гарантий я не давал — их и быть не могло.

Мемуне даже растерялся от этакой наглости и приготовился было ответить, но пока он обдумывал достойный ответ, дверь за Бен Товом закрылась.

А тот и не подумал возвращаться к себе; он вышел из здания и направился на улицу Абарбанел. Там ему пришлось проделать весь обычный ритуал, прежде чем он смог поговорить с Баумом.

— Нам-таки пришлось того парня из «Шатилы» убрать — прямо из их лап выхватили. Ничего не поделаешь, это было необходимо: его выдали; они поймали одного из наших агентов, тот, видно, под пытками сломался…

— Какие-нибудь полезные сведения твой беглец тебе доставил?

— Кое-что, только точно не знаю, какие именно, он сам должен объяснить, но пока не в состоянии.

— Можешь мне сказать?

— Скажу, когда сам знать буду.

— У тебя там больше нет никого?

— Никого. Тем более я на тебя теперь рассчитываю.

— Мы тут разрабатываем одну зацепку. Не могу сказать, что далеко продвинулись.

— Постарайся, ладно?

Они пожелали друг другу успехов, и Баум, тяжко вздохнув, повесил трубку. Он медленно направился к себе на улицу Соссэ и по дороге размышлял об услышанном и о том, что досье, на которые он так рассчитывал, столько надежд возлагал, не пожелали раскрывать свои секреты. Ему все казалось, что где-то он допустил промах. Двое его молодых сотрудников, которым он поручил разузнать все, добыли множество разнообразных фактов, но все они незначительны и к делу отношения не имеют. Как тут продвинешься вперед, да и есть ли вообще такая возможность? Одно ясно: не побывать ему на собрании клуба любителей кошек, который в воскресенье соберется в Шартре. Его пригласили, чтобы он рассказал о породе кошек с острова Мэн и для участия в жюри. Ему хотелось бы поехать — но как оправдать свое отсутствие на работе, когда он других вызывает в выходные дни? Тем более обидно, потому что в Шартре всегда подают прекрасный обед.

Он снова не удержался от вздоха и, придя в свой кабинет, вызвал Алламбо: поговорить надо.

— О чем? — осведомился Алламбо, усаживаясь. — Об этих германских делах?

— Ради Бога, — попросил Баум, — ни слова о германских делах. Я себя недостаточно хорошо для них чувствую.

— Ну, не буду.

— Как бы незаметно подсунуть кое-какую дезинформацию этой скотине Савари, а? Подумай, может тебе что в голову придет…

— Малышка Франсуаза не подойдет?

— Нет, к сожалению, — Баум покачал головой. — На этот крючок он больше не клюнет. Бен Тов только что меня предупредил: пришлось убрать агента из группы «Шатила» — его разоблачили. Савари тут же припомнит лапшу насчет шпиона в этой группе, которую я ему повесил на уши с помощью Франсуазы.

Алламбо почесал в затылке:

— Непростое это дело.

— Зато отвлечет тебя на минутку от бурного романа с немцами. Подумай еще.