Деловое соглашение (СИ) - Костовская Анна. Страница 12

Глава 23

Я пулей влетела в здание и закрылась в общественном туалете на первом этаже. Подниматься в офис не было сил. Видеть Алексея не было сил.

Сначала я посчитала подвернувшуюся возможность удачей. Теперь же чувствовала себя продажной шлюхой. Костя прав, меня просто купили. Я не могла отделаться от этой мысли со вчерашнего дня. И теперь ее озвучил единственный человек, которого я считала другом.

Ненавижу, когда мне признаются в любви. Это всегда сопровождается чувством вины. Начинаю корить себя за то, что ничего не испытываю к изливающему душу человеку. Расстраиваюсь и пытаюсь понять, в какой момент дала ложную надежду, повела себя неверно.

Общаясь с парнями, я всегда стараюсь быть начеку. Пресекать любые намеки на чувства, взаимность. Ощущаю себя как на иголках, не могу расслабиться. И все равно совершаю одну и ту же ошибку. Мою искренность, участие и доброжелательность воспринимают за симпатию. В проявлении заботы и беспокойства видят намек на неравнодушие. Но что если я лишь говорю то, что думаю?! Не пытаюсь оказать внимание или показать заинтересованность. Просто рассуждаю вслух. То, что я вспоминаю нюанс разговора, состоявшегося неделю назад, говорит лишь о моей хорошей памяти, но никак не о симпатии.

Почему я всегда переживаю о чувствах других?! Но никто не переживает о моих! Что же будет испытывать бедный мужчина, признавшийся и получивший отказ… Но что буду чувствовать я?! Каково выслушивать излияния других, слова о любви, когда в жизни творится полное дерьмо?! Меня просто тошнит от эгоистичных признаний. Он думал, я брошусь к нему в объятия, забуду обо всем, опьяненная любовью, и мы счастливо убежим в закат? Он подумал о том, нужно ли мне все это? Конечно, нет, главное — нужно ему. Самый важный критерий.

Я злилась все сильнее. Слезы высохли. Они сорвались лишь от продолжительного напряжения и беспокойства. Хотелось разнести все вокруг к чертям собачьим. Найти Костю и врезать ему как следует. И Алексею тоже. А лучше всего — выйти один на один с судьбой, так любезно затянувшей вокруг моей шеи тугую петлю.

Мы обручились сразу же после того, как необходимые бумаги были подготовлены и подписаны — Алексей все устроил. На протяжении этого времени мы почти не разговаривали, даже не смотрели друг другу в глаза, отчего я все сильнее чувствовала себя вещью. Предметом мебели, который рассмотрели и расхвалили в магазине, но после приобретения поставили в самый пыльный угол и забыли. Я чувствовала себя использованной. Но погрязнуть в подобных мыслях было непозволительно. Я делаю это ради своего отца. Разве любой другой на моем месте поступил иначе? Ради семьи. Ради самого близкого и родного человека.

Успокоившись и приведя себя в порядок, я поднялась в офис, где меня с порога встретила Виктория и проводила в кабинет начальства.

— Тетушка в реанимации. Мне только что позвонили из больницы. Дела плохи. Врачи говорят, она вряд ли протянет больше двух дней, — произнес Алексей, как только я вошла. Его лицо не выражало никаких эмоций. Ни радости, ни грусти. Отчего я не могла понять, что он чувствует, что думает на самом деле.

— Ты успел как раз вовремя. Братья уже в курсе состояния тёти? — равнодушно спросила я, разглядывая пальцы рук.

— Да, все собрались в больнице. Отыгрывают роли неравнодушных родственников, — с усмешкой ответил он, откинувшись на спинку кресла.

— Но не ты…

— Не я. Не собираюсь претворяться, — секунду он помедлил, затем продолжил, — сегодня ты переезжаешь в мою квартиру, помнишь? Нужно перевезти вещи. Где ты живешь?

— Не важно. Справлюсь сама, у меня всего одна сумка, — отмахнулась я, отвернувшись к двери. Разговор был полон неловкости. «Даже представить сложно совместную жизнь с мужчиной, которого видишь от силы шестой раз».

— Ну как же шестой. Седьмой, — рассмеялся Алексей, с прищуром посмотрев в мою сторону.

— Черт, я сказала это вслух?! Не обращай внимания, я так рассеяна, — язык заплетался от пережитой неловкости, но тут до меня дошел смысл его слов, — что?! Мы уже встречались?

— Да, — на лице Алексея заиграла самодовольная улыбка, моментально выбесившая меня.

— Когда же? — я требовательно посмотрела ему в глаза, подобрав самый строгий тон, пугавший всех парней, которые когда-либо имели со мной дело.

— Не важно, — он попытался спародировать интонацию моего ответа, что вызвало невольный смешок с моей стороны.

— Ей богу, как ребенок, — пробурчала я себе по нос, пытаясь спрятать непослушно растягивающуюся улыбку.

Глава 24

Алексей толкнул дверь в квартиру, держа в руках мою сумку с вещами, и приглашающе кивнул головой:

— Проходи.

Я нерешительно сделала шаг вперед. Сняла обувь и прошла в центр комнаты.

— Вот это да, — невольно вздохнув, я принялась ходить из угла в угол, разведывая обстановку. Это были огромные апартаменты в самом сердце города, на последнем этаже элитного жилого комплекса. Кухня, отделанная черными мраморными столешницами и стильными торшерами, свисавшими с потолка и испускающими приятный теплый свет. Большой плазменный телевизор и диван напротив панорамного окна с умопомрачительным видом на мегаполис. Три спальни — хозяйская и две гостевых. Заглянув в одну из них я сразу поняла — она принадлежит Алексею. Кровать, застеленная серым покрывалом и аккуратно разложенные черные подушки. Приоткрытый шкаф с кучей костюмов, на журнальном столике — недопитый стакан спиртного.

Изменив траекторию, я направилась к двери напротив. Это была одна из гостевых.

— Я подумал, ты сама решишь, как здесь все устроить, поэтому ничего не трогал, — сказал мне в спину Алексей, следующий по пятам, как экскурсовод за туристом.

Действительно, комната выглядела необитаемой. Голые стены, кровать и тумба. Шкаф и ковер на полу. Вид этого помещения навевал тоску. Бывает, приезжаешь в новое место, будь то отель или съемная квартира и ощущаешь необъяснимую пустоту внутри, такую же, как царит в этой безликой комнате. Чувствуешь себя чужим и одиноким посреди бесцветного минимализма необжитого пространства.

Алексей словно уловил смену моего настроения и, нахмурив брови, произнес:

— Ты можешь выбрать любую комнату. Даже мою, если хочешь.

Я в недоумении посмотрела на него, в первую секунду неверно расценив сказанное. Затем, выхватив из его рук сумку, принялась раскладывать вещи.

— Не буду мешать, — мой новоиспеченный муж поспешно удалился, прикрыв за собой дверь.

Быстро закончив начатое, я вновь огляделась, но уже более смело. Пусто. В этой комнате и в моей душе. Я уже представляла, как одинокая и разбитая лежу в огромной кровати и отрешенно смотрю в потолок всю ночь напролет.

Из кухни донесся звук переставляемых тарелок и шума воды. Мне хотелось, чтобы он поскорее ушел. Закрылся в своей комнате, чтобы я могла незаметно пробраться к холодильнику, заполнить пустоту урчащего желудка, принять душ и юркнуть обратно в укрытие.

Мои размышления прервал стук в дверь.

— Не хочешь поесть? Я приготовил немного на скорую руку, — послышался приглушенный голос Алексея.

— Спасибо, не голодна, — ответила я, в надежде, что он уйдет и просто оставит меня в покое. Но уловила звук его шумного выдоха, движение поворачиваемой ручки двери, затем ругательство и удаляющиеся шаги.

Я просидела на кровати, сложив руки на коленях и отсутствующе смотря прямо перед собой, наверное, около часа. Встала, посмотрела в окно. Стемнело. Намотала с десяток кругов по комнате и, решив, что он уже ушел, с надеждой выглянула за дверь.

Алексей, оперев голову о согнутую в локте руку, сидел за барной стойкой и ковырялся вилкой в тарелке с едой. Он повернулся на звук и одарил меня негодующим взглядом. Я поспешила ретироваться, но услышала его рассерженный голос:

— Так не пойдет. Иди сюда.

Но я не послушала и, закрыв за собой дверь, подперла ее спиной. На лице растянулась глупая неконтролируемая улыбка. Возможно, у меня сдают нервы, но вся эта ситуация, и недовольное выражение лица Алексея походили на глупую сцену из жизни поругавшейся парочки. Но на самом деле мне было не до смеха. Я действительно не хотела сидеть с ним за одним столом и делить ужин, как ни в чем не бывало. Не после всех выслушанных от Костика оскорблений. Каждый раз, когда я видела Алексея, они звучали в моей голове как проклятия, сыплющиеся в спину грешника.