Деловое соглашение (СИ) - Костовская Анна. Страница 23
***
Перед тем как покинуть больницу, Катя захотела пообщаться с лечащим врачом, я же решил еще раз заглянуть в палату её отца. Он уже успел задремать, за тот малый промежуток времени, что остался в одиночестве. Я тихо сел на стул рядом с его койкой. В моих планах было сказать ему эти слова лично, но тревожить сон усталого мужчины мне просто не позволила совесть.
— Я обещаю, что позабочусь о вашей дочери, — негромко произнес я. Его глаза дрогнули под закрытыми веками, а по щеке прокатилась маленькая одинокая слезинка, которая осталась никем незамеченным свидетельством любви отца к дочери, потому что в этот момент я уже покидал здание.
Дорогу до дома мы преодолели в уже привычном молчании. Нужды в словах и не было, когда я мог держать ее руку в своей, слышать ее дыхание и улавливать боковым зрением очертания ее образа. Я ничего не требовал. В этом и заключается разница между истинными чувствами и тем, что называют влюбленностью. Подлинная любовь безусловна. Она позволяет принимать человека таким, какой он есть, она готова мириться с любыми трудностями без последствий в виде обид.
Да, я хотел видеть её улыбку, проводить с ней время, слышать ее воодушевленный голос. Но мне это было не нужно, если она сама не была готова это дать.
После совместного ужина, Катя выразила желание помочь мне с работой. Я был рад, что она, хоть и из последних сил, но все же пытается держаться.
Когда мы переместились в мой кабинет и с головой зарылись в бумажки, я невольно вспомнил наш первый неудавшийся совместный ужин. Сейчас, думая о случившемся тогда, я испытывал стыд и угрызения совести. Но только теперь, сравнивая свои настоящие и прошлые чувства, смог понять причину своего поведения в тот день.
Охватившие с головой чувства, затуманили мой разум. В самом начале они были настолько сильны и настолько не вписывались в картину окружающего мира, что приводили в смятение. Я не понимал сам себя, не мог разобраться в причине эмоций, которых испытывал. Ситуацию усугубляло отсутствие реакции на мои старания. Я не понимал, что не у всех в голове такие же мысли как у меня, а точнее не хотел понимать. И поэтому, мне казалось, что если я буду делать все правильно, то обязательно получу желаемое. Но вся загвоздка была именно в этом слове. «Правильно». Правильно для кого? Что такое правильно? Где граница между верными и неверными поступками, и существует ли она вообще?
Удивительно, но когда перестаешь думать, руководствуясь лишь собственной точкой зрения, становится намного проще. Когда ставишь себя на место другого человека, представляешь, что чувствовал бы ты в данной ситуации, то получается обзавестись таким качеством, как понимание. А если ты можешь понять, чем руководствуется человек, почему поступает так или иначе, то перестаешь видеть мнимые причины. Например, перестаешь считать, что дело в тебе. Ведь, чаще всего, ключом к конфликтам является обида, которая всегда — выбор.
Я очнулся от своих размышлений, когда лежащий на столе телефон Кати завибрировал.
— Слушаю, — приняла звонок она.
На том конце провода послышался мужской голос. И чем дольше он говорил, тем стремительней менялось выражение лица Кати. Глаза расширились от удивления, сменяющегося ужасом, а часть лица перекосило, словно в прединсультном состоянии. Мое сердце моментально забилось чаще, намереваясь выпрыгнуть из груди.
— Ччто?…Нннет, этого ннне может быть, — она начала заикаться, с трудом произнося каждую букву, — папа? Мой папа?!
Глава 39
Мой отец умер из-за острого легочного кровотечения. Применение химиотерапевтическийх препаратов привело к тому, что стенки сосудов и артерий истончились, в конце концов, образовав разрыв.
Это было последним, что я услышала перед тем, как телефон выпал из моих рук, глухо ударившись о покрытый ковром пол. Мир вокруг перестал существовать. Все звуки слились воедино, а картинка перед глазами размылась и завертелась вихрем, унося меня вместе с собой в этот безумный танец. Я слышала голос Алексея, но не могла разобрать слов, не могла увидеть его. И не хотела.
«Не верю, не верю, не верю», — скандировало подсознание, как молитву. «Почему ты оставил меня, папа? Почему?!». Я схватилась за голову, впиваясь ногтями в кожу, сжимая пальцы в кулаки, не чувствуя боли. «Теперь я совсем одна. В этой жизни у меня не было никого, кроме тебя. Я так старалась. Так старалась…»
Я почувствовала режущую боль в горле. Оказывается, все это время я рыдала, срываясь с крика на вопль и обратно. И теперь, потеряв голос, могла лишь сдавленно хрипеть. Но это не останавливало. Я продолжала рвать горло в клочья, словно мой крик мог вернуть все назад, словно все зависело от этого.
«Как мне теперь жить?! Как жить? Как ты мог меня бросить?! Я твоя дочь! Я не смогу без тебя!»
— Мне теперь никто не нужен! Я ненавижу этот гребаный несправедливый мир! Будь он проклят! — моя истерика перешла из подсознания в реальный мир, вводя в ступор Алексея, который не мог ничего понять.
— Мой отец мертв! Он умер, слышишь? — заорала я ему в лицо, давясь слезами, хватая его за рубашку. — Я хочу исчезнуть! Не хочу существовать! — я продолжала кричать на него, как если бы это он был виноват в случившемся. Я ждала банальных «все будет хорошо» и «не плачь». Мечтала услышать эти слова, чтобы растоптать их, выместить свою злобу и отчаяние, раздавить вдребезги все его бессмысленные попытки успокоить меня. Я хотела винить его во всем, ударить его, сказать, чтобы убирался, что я его ненавижу. Нужно было лишь чтобы он открыл рот, в попытке сказать эти оскорбительные утешения. Но Алексей молчал. Он смотрел на меня как на зверя в приступе бешенства, но я не видела страха в его глазах. Я не видела, что он уязвим, что я могу надавить, сломать его так же, как сломана сейчас сама. Он не поддастся. От этого злоба и отчаяние еще сильнее затуманивали мой разум.
Я завопила, долго и протяжно, словно сумасшедшая. В попытке хоть как-то выплеснуть ту боль, что сковала мое сердце. Алексей все продолжал стоять в стороне, безмолвно наблюдая за моими мучениями.
— Почему ты молчишь?? — срываясь на хрип, крикнула ему я, — почему?? — я хотела броситься к нему, выбить из него хоть какие-то эмоции, но на полпути упала на пол, бессильно колотя руками у его ног. Я не смогла позволить себе.
Поняв, что собиралась ему навредить, что срываю на нем свою злость, я зарыдала еще громче. А затем начала задыхаться.
И тут Алексей подскочил, упал на колени рядом со мной, притянул к себе. Он держал меня крепко, не давая шанса вырваться, не позволяя продолжать самобичевание. Я пыталась отстраниться, оттолкнуть, но он был намного сильнее. Эти объятия, из которых я не могла вырваться, были словно объятия жизни, в которой теперь нет отца. Такие же крепкие, не оставляющие иного выбора. И как пришлось принять их, так придется принять и случившиеся, потому что всё уже решено. Решено тем, что я не способна изменить. От осознания этого мои рыдания перешли с яростного воя в горькие сдавленные всхлипы существа, вынужденного смириться со своим бессилием.
Алексей, легонько покачиваясь из стороны в сторону, держал меня так, словно я могу раствориться в воздухе, ослабь он хватку. Мы сидели посреди комнаты на полу, пока остальной мир неизменно продолжал существовать, непоколебимый чужим горем и страданиями. Жестокий, хладнокровный, безразличный.
***
Я превратилась в тень. Оболочку от человека. Существо без эмоций, желаний, стремлений. Потеряв счет времени, днями и ночами сидела в своей комнате, забывая о еде и воде. Разум затуманился, погрузился в вакуум. Мыслей не было, как и слов.
Я слабо понимала, что иной раз хотел от меня Алексей. Не могла ему ответить. Я произносила слова, но те звучали лишь в подсознании, неспособные вырваться наружу. Всё было похоже на тот самый сон, в котором испытываешь неконтролируемый страх, но не можешь пошевелиться, закричать. Но и проснуться — тоже. Остатки моего рассудка были заперты глубоко внутри сознания, загнанные в угол, запуганные жестокой реальностью.