Свадебные дары дракона (СИ) - Любимка Настя. Страница 4

Интересно, а в столичной академии мои друзья останутся ими, несмотря на случившееся или также поспешат откреститься от дочери погибшего герцога?

Я шла и запоминала все: закрывающиеся ворота соседних домов, куда когда-то меня настойчиво приглашали во время летних каникул, лица и взгляды людей, в которых отчетливо плескалось презрение и удовлетворение, а еще много зависти и страха.

Ну конечно, пробужденная кровь, преступница, нарушившая самый важный закон Ордара.

И никому ведь не докажешь, что я не желала подобного, что не принимала препарат, который является катализатором к пробуждению. Нет, для всех я осознанно пошла на риск, видимо, в их домыслах, полагала, что сумею скрыть случившееся и остаться безнаказанной. Бесстыдница герцогская дочка. Это не мои мысли, это слова людей, следующих за мной по пятам. Шикарное ведь развлечение!

Первый помидор просвистел над ухом, и я не сразу поняла, в чем дело, а вот когда второй врезался мне чуть ниже шеи…

И это тогда, когда мне до дома всего триста метров осталось!

Я сбилась с шага. Остановилась, ловя спиной и затылком новые «подарки».

«Мама, папа, надеюсь, вы этого не видите» — мысленно подумала я.

Как быстро люди забывают то добро, что для них сделали мои родители.

Все любили герцога и герцогиню тар Кальнесс за их отзывчивость и милосердие, благотворительность, могли бы в память о них, и не трогать то единственное, что от них осталось — меня.

Но… все пасует перед страхом, перед запретом, который нарушили. Господин Ривол предлагал мне экипаж. Предлагал защиту, но это бы подставило под удар его и раньше времени раскрыло истинное отношение начальника тюрьмы ко мне, чего я не могла допустить. Закон един, а толпа везде одинакова. Я не первая и не последняя, с кем обращаются таким образом. Власти не станут останавливать толпу, жаждущую выразить свое негодование и неудовольствие за самое страшное преступление — пробуждение крови.

Всего минута и я резко обернулась, чудом не получив тухлый овощ в лицо.

Мальчишки оборванцы замирают под моим взглядом, кто с поднятой рукой, в чьих ладонях зажаты новые овощи, кто, согнувшись, уже с подобранными камнями. Я видела горожан славного Эримана: в добротных одеждах, в лохмотьях, упитанных и оголодавших, старых и молодых, единых в порыве причинить боль. Ни проблеска разума, стадный инстинкт.

И лишь один выделялся среди всех. Рыжеволосый парень, расталкивал толпу локтями, пинался и прорывался ко мне в желании защитить. Я вижу, я знаю и чувствую то, что он не обидеть, наоборот, укрыть и помочь желает.

Дриан Тароска, наследник торговца тканями. Не ровня герцогской дочери, но тем не менее в детстве мы лазали по деревьям в нашем саду, бегали на перегонки, и объедались вишней и яблоками, пока живы были мои родители. После…

Я тряхнула головой, прогоняя эти мысли. И одновременно властно выставляя руку вперед, не позволяя никому ко мне приблизиться. Я — леди!

Я — Эстель Этвор тар Кальнесс!  И я не позволю никому об этом забыть! Я не жертва и никогда ею не стану!

Всего на секунду наши взгляды с Дрианом встретились, секунды, которой хватило, чтобы он понял, что его помощь не нужна.

Ему здесь еще жить, а вот я уеду. Я не могу так подставлять того, кто, несмотря на годы отчуждения, сохранил ко мне теплые чувства. Настолько теплые, что, не думая ни о чем бросился защищать.

— Вы, да вы, — я сделала шаг вперед, указывая на девушку немногим старше меня. — На вас чудесное платье. Очень вам к лицу.

Злость, которая была отчетлива в ее взгляде несколько мгновений назад, пропала, сменяясь удивлением и смущенностью, а еще чуть погодя и робкой улыбкой. Похвала всем приятна. Но я не комплименты расточать решила.

— Вам подарили его в лавке «Голубика», не так ли?

— Откуда вы знаете? — даже не пытаясь отнекиваться, спросила девушка.

— Знаю, потому что это платье - мое. — Жёстко произнесла я и шагнула к мальчишкам с камнями в ладошках, — а вы, дядюшка Тутта, вкусно кормит вас каждый день?

— Д-да…

— И не берет за это деньги, верно?

— Да.

— Мой отец всегда говорил, что добрые дела любят тишину. И я свято следовала его завету — не кричать о том, что делаешь, а делать. Вот уже десять лет из моего содержания, завещанного мне моим отцом, покойным герцогом Александром тар Кальнесс, выделяются средства аптекарской лавке «Лилия» для того, чтобы каждый нуждающийся смог получить лекарство,— я сделала паузу, давая горожанам услышать и понять то, что я говорю. — Так же и мастерской по пошиву одежды «Голубика», в которую, помимо прочего, я отдаю и свои вещи; оплачиваются обеды и ужины в таверне «Куколка» для всех, кто не может себе этого позволить, а мастерская «Красный каблучок», что на улице Монеток, обует любого, кто по каким-то причинам сам не может себе позволить зимние сапожки или туфельки к свадьбе.

Я говорила и окидывала взглядом притихшую толпу.

— Мой отец, герцог Александр, родился и вырос на этой земле! Он нес ответственность за каждого, кто жил в Эримане и его окрестностях. Вы не помните, вы уже забыли, что до его смерти, у нас не было градоначальника. А был герцог, который понимал нужды простых людей и делал все, чтобы на его земле всем жилось хорошо, была герцогиня, светлейшая Мариэла, которая следила за тем, чтобы ни одна сирота не осталась голодной и без крыши над головой, чтобы ни один старик не чувствовал себя брошенным и ненужным.

У меня дрожало тело, а голос охрип. Я не плакала, я сдерживала слезы. И говорила правду, десять лет назад я отстояла битву с дядюшкой и в память о родителях продолжила их добрые дела. Да, опекун не пожелал брать такие расходы из основного родового счета, ведь на землях Эримана был назначен градоначальник, как того и следовало ожидать, а золото урезалось из моего содержания. Но я не роптала, я знала, что эти деньги пойдут на правильное, благое дело.

— А знаете ли вы, что любимой маминой ягодой, была голубика? А цветами — лилии? Красные сапожки с высоким каблуком, всего десять лет назад, стучали по мостовой во время вечернего променада герцогини, а куколки мама шила для сироток из приютов. — Горло саднило от невыплаканных слез, от того, что приходилось говорить громко, едва сдерживая крик. — Мне говорили, что вы благодарны тому человеку, кто вам столько лет помогал, пусть и не афишируя свою помощь. Я не называла своего имени, надеясь, что и вы, однажды, так же молча будете творить добро! И вот она — ваша благодарность! Кто бы ни стоял на моем месте сейчас, а вы все равно не заслужили ни понимания, ни сочувствия! Я столько лет помогала людям, в которых нет ни капли добра и сострадания к ближнему!

Я замолчала, понимая, что прошлое — прошло. Для них всех память оказалась пустым звуком. Я думала, самое страшное — это оказаться за пределами родины, а выходит, что ужас ждал меня сейчас — понимание, что деяния герцога и герцогини забыты. Что их имена стали пустым звуком, никто уже не помнит, как мама легко могла обнять, успокоить и подлечить малышку, которая ободрала коленки, упав на улице. Ее не смущало ни грязное, видавшее виды платье девочки, ни лишай и вши. Мама не чуралась ни старости, ни болезней. И вот как жители Эримана отплатили!

Боги, за что же вы так?

— Слушайте все! Я — Эстель Этвор тар Кальнесс, дочь Александра и Мариэлы, никогда этого не забуду! Сегодня вы прогоняете меня, а уже завтра пожалеете о том, что сделали. Помните об этом!

Последний раз я окинула взглядом толпу, которая с момента моей речи лишь увеличилась, заполнив собой практически всю дорогу. Часть из людей застыли в окнах, часть выбежала к воротам.

Конечно же, ведь леди Эстель устроила целое представление.

Медленно отвернулась от толпы и, не прибавляя шага, пошла к своему дому, в котором когда-то была счастлива и который вынуждена покинуть.

Меня не останавливали. Гробовая тишина сопровождала мои шаги. Больше никто не осмелился ничего в меня кинуть. И преследовать также перестали.