Признание этого мужчины (ЛП) - Малпас Джоди Эллен. Страница 118

— Неразлучны, — всхлипываю я, раздавленная печалью за этого мужчину. Две недели пустоты заполнились счастьем, но вскоре сменились печалью.

Он задыхается, но я не уверена, от боли или от облегчения.

— Обними меня, — умоляет он, протягивая ко мне отяжелевшую руку. Отсутствие контакта убьет его, особенно, когда ему придется зависеть от меня, чтобы удовлетворить свою потребность.

Осторожно забравшись на кровать, аккуратно устраиваюсь вокруг трубок и бинтов. Меня притягивают ближе.

— Джесси, будь осторожен.

— Мне больнее, если я не прикасаюсь к тебе.

Кончиком пальца он дотрагивается до моего подбородка и притягивает к своему лицу, я ловлю его случайную слезу и глажу обросшие щеки.

— Я люблю тебя, — тихо говорю я, нежно прижимаясь губами к его губам.

— Я рад.

— Не надо. — Я отстраняюсь и бросаю на него разочарованный взгляд. — Я не хочу, чтобы ты так говорил.

Его замешательство очевидно.

— Но это правда.

— Обычно ты говоришь не это, — шепчу я, предупреждающе дергая его за слишком отросшие волосы.

От проявленной мною дикости уголки его губ приподнимаются.

— Скажи, что любишь меня, — требует он, вероятно, используя слишком много энергии, чтобы звучать сурово.

— Я люблю тебя, — немедленно подчиняюсь я, и Джесси расплывается в широкой, умопомрачительной улыбке, предназначенной только для меня. Это самое невероятное зрелище, даже если оно сопровождается слезами, а он изнурен.

— Знаю. — Он нежно целует меня, затем с шипением отстраняется, преодолевает боль, чтобы поцеловать меня снова.

— Я сейчас же зову медсестру, — решительно говорю я. — Тебе нужно обезболивающее.

— Мне нужна ты, — ворчит он. — Ты — мое лекарство.

Неохотно отодвигаюсь от его губ, приподнимаюсь и обхватываю его лицо ладонями.

— Тогда почему ты все время морщишься и шипишь?

— Потому что мне адски больно, — признается он.

В последний раз чмокаю его и отстраняюсь, а затем поправляю простыни на его талии. Хотя ужасно видеть его таким слабым и беспомощным, я дорожу мыслью, что буду ухаживать за ним, пока он не поправится.

— Чему улыбаешься? — спрашивает он, поднимая руки, чтобы я подоткнула простыни.

— Ничему. — Я, наконец, нажимаю кнопку вызова медсестры.

— Тебе это нравится, да?

Я останавливаюсь посреди взбивания подушки и расплываюсь в улыбке, когда замечаю его недовольное выражение. Взрослый, сильный мужчина превратился в слабую, раненую душу. Для него это будет тяжело.

— Власть у меня.

— Не привыкай к этому, — ворчит он, как раз в тот момент, когда дверь распахивается и торопливо входит медсестра.

— Ох! О, Боже! — Она оказывается у его кровати и через секунду проверяет показатели и щупает пульс. — С возвращением, Джесси, — говорит она, но он только снова что-то бурчит и смотрит в потолок. Он ненавидит это. — Чувствуете слабость?

— Черт, — подтверждает он мою догадку. — Когда я смогу вернуться домой?

Я закатываю глаза, и медсестра смеется.

— Давайте не будем забегать вперед. Глаза, пожалуйста.

Она достает из кармана фонарик-ручку и ждет, когда мой ворчливый Лорд обратит на нее взор своих зеленых глаз. Медсестра слегка колеблется, но возвращается к своим обязанностям.

— Ваша жена рассказала мне все об этих глазах, — размышляет она, перекладывая фонарик в другую руку. — Они, действительно, нечто.

Я гордо улыбаюсь и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы заглянуть поверх ее склонившейся фигуры, обнаруживая, что он ухмыляется от уха до уха.

— Это все, о чем она вам рассказала, сестра? — нахально спрашивает он.

Веселая женщина предупреждающе приподнимает бровь.

— Нет, она так же рассказала об этой плутоватой ухмылке. Обтирание?

Он морщится, и я смеюсь.

— Нет, я приму душ, — выпаливает он, сверкая на меня полными ужаса глазами.

— Ничего не поделаешь, молодой человек. Пока доктор не осмотрит вас, и мы не удалим катетер, — твердо ставит она его на место.

Его ужас усиливается, и медсестра поднимает пакетик, чтобы продемонстрировать препятствие. Унижение на его красивом бородатом лице — действительно настоящая картина.

— Ради всего святого, — бормочет он, откидываясь на подушку, и закрывает глаза, пряча свое смущение.

— Я позову доктора, — усмехнувшись, она выходит из палаты, и я снова остаюсь наедине со своим бедным, беспомощным мужем.

— Детка, вытащи меня отсюда, — умоляет он.

— Ни в коем случае, Уорд. — Я наливаю ему немного воды и вставляю соломинку в пластиковый стаканчик, затем подношу к его сухим губам. — Пей.

— Она бутилированная? — спрашивает он, разглядывая кувшин.

— Сомневаюсь. Перестань быть снобом и пей воду.

Он выполняет требование и делает несколько глотков.

— Не позволяй медсестре обтирать меня в постели.

— Почему? — спрашиваю я, ставя стакан рядом с кроватью. — Это ее работа, Джесси, и последние две недели она очень хорошо с ней справлялась.

— Две недели? — выпаливает он. — Я пробыл в отключке две недели?

— Да, но мне показалось, что прошло больше двух веков. — Присаживаюсь на край кровати и беру его за руку, задумчиво крутя обручальное кольцо. — Никогда больше не жалуйся мне на то, что у тебя был длинный день.

— Хорошо, — соглашается он. — Она ведь не обтирала меня губкой, правда?

Я улыбаюсь.

— Нет, это делала я.

Я ошеломлена, когда его глаза сверкают, и он игриво надувает губы. Как он может даже думать об этом?

— Значит, пока я был голый и без сознания, ты… ласкала меня?

— Нет, я тебя мыла.

— И не задерживалась где-то подольше?

— Конечно, задерживалась. — Я опираюсь руками по обе стороны от его головы и опускаюсь над его самодовольным лицом. — Мне приходилось поднимать твой вялый член, чтобы добраться до твоих отвисших яичек.

Я не в состоянии сдержать ухмылку, особенно когда его глаза расширяются, прежде чем сузиться от ярости. Этот мужчина гордится своим телом и сексуальными возможностями. Я не должна его так дразнить.

— Я в аду, — бормочет он. — Чертов ад на земле. Позови врача. Я ухожу домой.

— Никуда ты не уйдешь.

Целомудренно целую его и оставляю ворчать, чтобы сбегать в туалет. Первый раз за несколько недель, возможно, за всю жизнь я выполняю рутинную работу с широкой улыбкой на лице. Сердце бьется сильно. У наших малышей, может, даже заболит голова.

Когда я снова вхожу в палату, доктор осматривает Джесси. Тихо стою в сторонке, слушая вопросы и односложные ответы, которыми обмениваются мужчины. Мысленно делаю заметки и внимательно наблюдаю, как доктор перевязывает рану и удаляет дренажные трубки. Похоже, он доволен исцелением и в восторге от того, что Джесси пришел в себя. Доктор не очень хочет удалять катетер Джесси, и его не убеждает даже пятиминутный жаркий словесный обмен.

— Может быть, завтра, — пытается он успокоить Джесси. — Посмотрим, сможете ли вы завтра немного прогуляться. Вы только что пришли в сознание, Джесси.

— Тогда, как насчет этого? — Джесси указывает на иглу в руке, но доктор качает головой, и Джесси фыркает от отвращения.

Ознакомившись с показателями, доктор уходит, а я откидываюсь на спинку стула.

— Чем больше ты будешь идти навстречу, тем скорее тебя выпишут.

— Ты выглядишь усталой, — говорит он, меняя тему и направляя беспокойство на меня. — Ты ешь?

— Да. — Предательские пальцы ныряют в мои растрепанные волосы, полностью выдавая меня.

— Ава, — стонет он. — А ну-ка, иди и поешь чего-нибудь.

— Мама накормила меня салатом. Я не голодна.

При упоминании моей мамы, его глаза выпучиваются. Знаю, что за этим последует.

— Что ты ей сказала?

— Все, — признаюсь я. На протяжении всего рассказа я рыдала, а мама успокаивала меня. Она отнеслась ко всему спокойно и терпимо. Что странно. — Кроме твоего четырехдневного отсутствия.

Он задумчиво кивает, почти соглашаясь. Знает, что я бы не смогла избежать этого разговора.