А потом он убил меня - Барелли Натали. Страница 54

Она смотрит мне прямо в глаза.

— Клянусь, Эмма, не знает. Он думает, что в данный момент я еду в Вашингтон. Честное слово.

Мне хочется сказать, что ее честное слово ничего для меня не значит, но сейчас нужно разобраться с более важными вещами. Я глубоко вздыхаю.

— Ясно.

Мне ясно, что из этого положения есть выход, что можно все исправить и добиться своего. Просто нужно подумать.

— Значит, ты меня отпустишь? — Опять этот ее девчачий голосок!

Я смотрю на нее:

— Нет.

— Не понимаю. Чего ты от меня хочешь?

— От тебя? Ничего. Но тебе все равно придется еще немножко тут побыть.

Закрыв руками лицо, я издаю стон. Надо соображать, причем быстро. Я набираю ответное сообщение, предназначенное Фрэнки: «Все в порядке, спасибо, Фрэнки, завтра поговорим. Э. Целую».

Я убираю со стола кофейную чашку и бокал, ставлю их в посудомойку. Потом иду в гостиную, чтобы избавиться от улики в виде шампанского. Прямо взяла бы и побила сама себя за то, что так по-идиотски оставила его на виду. Приношу все улики в кухню, сую бокалы в посудомоечную машину, выливаю остатки шампанского в раковину и ставлю бутылку к мусорному ведру.

Затем возвращаюсь в гостиную, где сумочка Кэрол так и лежит у дивана, и приношу ее в кухню. Кэрол смотрит, как я достаю оттуда мобильный, включаю его, протягиваю ей и говорю:

— Разблокируй.

Она берет телефон с опаской, будто тот вот-вот рванет ей в лицо (я бы, пожалуй, не возражала), и мнется, будто забыла собственный пароль.

— Просто разблокируй телефон, Кэрол, и все.

Кэрол сдается, и я смотрю, как она набирает цифры и возвращает трубку мне.

— Я не виновата, — говорит она, — ни в чем не виновата.

— Это ты так говоришь, причем не в первый раз, — бросаю я и ухожу в гостиную.

Там я отправляю эсэмэску на номер, который знаю наизусть. В ней говорится, что я останусь в Вашингтоне до завтра, а утром позвоню. И чтобы он не волновался. Подписываюсь «люблю, Кэрол» и выключаю телефон.

Потом я иду в гостевую спальню и сгребаю с кровати все подушки и одеяло. Оно, кстати, мне знакомо: этот бренд продавался в моем магазине, пока тот еще у меня был. Я и забыла, что Фрэнки как-то зашел туда и захотел купить одеяло, но я не взяла денег. Хорошо, что оно здесь, в этом доме.

Ладно, хватит предаваться воспоминаниям, пора браться за дело. Я беру постельные принадлежности и иду с ними в хозяйскую ванную. Туда ведет старомодная дверь с замочной скважиной и ключиком. Задумано, конечно, чтобы она запиралась изнутри, но сегодня особый случай. Еще ванная хороша тем, что окна как такового в ней нет, есть лишь узкое отверстие для света и воздуха в дальней стене под потолком. Стекло на нем установлено несколько под углом; даже если добраться до него, наружу ни за что не пролезть: зазор всего в несколько дюймов шириной.

На полу поверх коврика для ванной я сооружаю подобие постели. Не знаю даже, почему после всего случившегося я стараюсь устроить Кэрол поудобнее. Того и гляди, у меня появится нимб.

* * *

Поспать как следует мне не удалось, потому что непонятно, насколько можно верить Кэрол. Пришлось держать ушки на макушке на тот случай, если Джим за ней придет. Я прислушивалась и к происходящему в ванной, и так всю ночь, но Кэрол вела себя тихо, как мышка. Затаившись в темноте, я ждала, но не слышала ни звука. Наверное, дело тут в таблетках, принятых ею с вечера. Думаю, она просто вырубилась.

Но сейчас сияет солнце, денек наверняка будет славным, а мне предстоит выступление перед десятками людей. Молюсь, чтобы мне удалось не дать им разойтись. Я участвую во встрече с читателями на Бруклинском книжном фестивале. Мне уже месяцами не доводилось выступать, и нужно приложить все усилия, чтобы показать себя с наилучшей стороны.

Прежде всего проверим, как там Кэрол. Я отпираю дверь, но не открываю ее, выжидаю мгновение, делаю щелку в дюйм и наконец просовываю голову в ванную.

Сперва у меня создается впечатление, что Кэрол еще спит. Спиной ко мне она лежит поверх одеяла, поджав коленки почти к подбородку, и я слышу ее всхлипывания.

— Эй, ты проснулась?

Кэрол поднимает голову и поворачивается, чтобы посмотреть на меня; лицо у нее осунулось. Если она и правда спала, отсюда не поймешь. Она кивает, но ничего не говорит.

— У нас есть пара часов перед тем, как я уйду. Мне нужно принять душ, вызвать такси, а потом я приготовлю нам завтрак, о’кей?

Она молча кивает, снова ложится и спрашивает:

— Сколько ты собираешься меня здесь держать?

— Еще чуть-чуть, — отвечаю я, созерцая ее спину.

Вернувшись с фестиваля, я намерена заставить Кэрол позвонить Джиму и сообщить ему, что она у меня. Пусть расскажет ему про одноразовый телефон, про то, как я заманила ее к себе и поймала в ловушку. Что ей якобы удалось добраться до своей трубки, но теперь нужно, чтобы Джим приехал ее выручать.

Я снова запираю дверь и принимаю душ в другой ванной. Потом одеваюсь, иду в кухню и жарю нам омлет. Кэрол не слышно, так что можно спокойно заняться готовкой. Я тоненько шинкую лук, разбиваю яйца, натираю немного пармезана и режу ветчину. Потом, уже готовая к выходу, вызываю такси и иду за Кэрол. Перед ванной приходится повторить ту же процедуру: отпереть дверь, не открывая, потом приоткрыть на дюйм, медленно заглянуть, зайти.

— Кэрол, тебе пора вставать.

Она не спорит и действует как робот: приподнимается, встает на колени, толкает тело вверх, упираясь в угол ванны. Я делаю к ней шаг.

— Все нормально, — резковато говорит она.

— Как знаешь, — вскидываю я руки.

Она еле волочит ноги и, выйдя из ванной, позволяет мне взять ее под локоть. В кухне я помогаю ей залезть на стул.

— Я не буду тебя привязывать, просто перед моим уходом тебе придется снова вернуться в ванную. — Я нагреваю сковородку с небольшим количеством оливкового и ложкой сливочного масла; этому трюку меня научила Мойра, только я не помню, зачем он нужен. Кажется, чтобы омлет не пригорал.

Я делю омлет пополам, кладу вилку в каждую тарелку. Мы сидим друг напротив друга, и я заворожена тем, что Кэрол без колебаний берется за еду. Я бы не взяла в рот ни кусочка там, где мне накануне подсыпали снотворное в шампанское.

Мы обе молчим, и когда все съедено, я веду Кэрол обратно в ванную, смотрю, как она укладывается в разворошенную постель, и, уже повернувшись к выходу, слышу:

— Он был прав насчет тебя.

Раньше Кэрол не говорила таким тоном. Я оборачиваюсь и смотрю на нее:

— Это ты о чем?

— Ты свихнулась. В точности как говорил Джим. — Она принимает сидячее положение, черты лица искажает ненависть. Не знаю, почему меня удивляет ее злоба. — Он рассказывал о тебе страшные вещи, — продолжает Кэрол. — О том, насколько ты сумасшедшая. Иногда мне просто не верилось, что все это правда, но теперь я знаю: ты даже хуже. Гораздо.

Я в таком шоке, что даже не знаю, смеяться мне или ударить ее. Потом она добавляет:

— Ты на все готова, лишь бы нас разлучить. Сколько ты собираешься тут меня держать? Скажи правду.

Не в силах удержаться, я запрокидываю голову и разражаюсь хохотом. Он так и рвется из меня, отражаясь от плиточного покрытия.

— Ты думаешь, это все из-за тебя? — язвительно цежу я. — Думаешь, я заманила тебя сюда, чтобы разлучить вас? И что это я сумасшедшая?

Она резко поворачивает ко мне голову.

— Я не думаю, я знаю. Тебя бесит, что Джим хочет быть со мной, а не с тобой. Я даю ему счастье, а тебе этого не вынести. Ты мстительная, жестокая и…

— Хватит! — ору я ей в лицо. Приходится сделать усилие, чтобы взять себя в руки, но в результате мне это удается, и я говорю уже спокойнее: — Забирай его на здоровье, Кэрол. Вам надо было ехать вместе за границу, а не пытаться повесить на меня убийство. — Тут я направляю указательный палец ей в лицо: — Вот почему я все это делаю.

Уходя, я запираю дверь. Совершенно точно. Я так и вижу, как закрываю ее на ключ, и знаю, что дверь заперта, так что у Кэрол нет никакой возможности выбраться.