Охотник на творцов (СИ) - Лобанов Александр. Страница 45

С этой стороны более чем логично его одновременная игра в доброго и злого переговорщика ранее: его люди стреляют на поражение — если убьют, то я не сболтну лишнего, а виноваты исполнители-дуболомы; если он сумеет меня уговорить сдаться — то он выполнит приказ Художника. Логично и просто.

Я вообще спокойно отношусь к предательствам. Во-первых, свободу воли ещё никто не отменял. Во-вторых, в любом предательстве виноват ты сам. Нет, уважаемый читатель, не тем, что спровоцировал его своим действием или бездействием… хотя и такое бывает. Скорее тем фактом, что ошибся в человеке и доверился — ты сам виноват, раз плохо разобрался в человеке и раскрыл ему слабые точки. В силу этого вместо того, чтобы обижаться, стоит просто принять человека со всеми его пороками и суметь воспользоваться. И пороками, и человеком.

Это относится ко всем… кроме Брута. Он просто сволочь.

— Тебе в любом случае придется купить моё молчание, — заметил я невзначай, когда мы пролетели мимо примерочной. От быстрого взгляда на костюмы меня замутило от пестроты, но мы стремительно пронеслись дальше к помещениям ещё глубже за сценой.

— Он вполне может купить свою жизнь за твою шкуру, ты его знаешь, — поддержал меня Брут. — Но если ты дашь шанс тебе поверить…

— Гребанный вымогатель. Одни проблемы от тебя! — сквозь зубы прошипел Маргинал-Алексей и вложил мне в руку крошечную заточенную монетку, какой карманники обычно потрошат сумки. Хоть и крошечная, но перерезать пластик хватит. Да и в качестве оружия может пригодиться.

Наконец, мы остановились у потёртой двери с чуть кривоватой надписью: “Директор”. И Алексей, осторожно постучав, уверенно открыл дверь и на полшага зашёл, выпалив:

— Господин Финт, я привел Редактора. Что прикажете?

— Введи его, — приказал глубокий грудной голос и меня “вежливо” втолкнули в помещение.

Кабинет оказался средних размеров и пропах чем-то смолянисто-горьким. Единственное окно выходило на улицу и оказалось заклеено бумажным скотчем по периметру старой деревянной рамы. На подоконнике три горшка с двумя чуть подвядшими, однако живыми цветами. С противоположной от окна стороны несколько шкафов, заполненных старинными картонными папками. Парочка обогревателей. За спиной Художника на стене грамоты, благодарности, даже полка с наградами театра. И эпицентром комнаты выступал широкий стол с расстеленной картой, наполовину заваленной рабочими бумагами. Именно за ним и восседал Художник.

Но взгляд упирался в сидевшего за столом. Поджарый мужчина лет пятидесяти, в строгом костюме. Абсолютно лысый. Но это вызывало не улыбку, а понимание, что блестящая лысина на чуть склоненной голове — это зеркало, в котором отражались последние мгновения многих неудачников. И взгляд, полный холодной уверенности в себе. Художник Финт. Без единой татуировки.

Вроде бы незначительная деталь, но если вспомнить, что передо мной мастер татуировок, который на них построил свою империю, то это как минимум настораживало. Я же видел психологический анализ Художника в присланных данных от Шефа, и там ясно говорилось, что татуировки для него лишь средство, которые он не использует — он считает, они ограничивают. Художник Финт вкладывал Веру в куда более глубокие… и не до конца известные таланты.

И как финальный штрих: в углу комнаты на лежанке обосновалась мантикора. Небольшая такая мантикора, в холке мне по колено, но при этом с кошачьей статью, перепончатыми крыльями, хитиновым скорпионьим хвостом и гривой льва, отливающей металлом.

Селекция. Своего рода тоже искусство, но в нашем случае одно из сложнейших. Люди могли контролировать вложение Веры. Растения практически не реагировали на неё. А вот животные словно попадали под радиоактивное излучение и мутировали, зачастую спонтанно. В любящей семье даже бульдог мог обрасти кудряшками, а в мрачном особняке и весёлая такса могла обзавестись зубами крокодила. Хотя многие целенаправленно пытались создавать что-то новое при помощи своей Веры и Веры своих близких, а после закрепить генетический результат с помощью скрещивания. Но это было очень сложно и дорого.

— Оставь нас, — после короткого осмотра меня, приказал художник.

— Господин Финт, вы уверены? — Алексей выглядел чуть растерянным. — Только во время захвата ранено трое наших людей. Он очень опасный Редактор. Вы же видели трансляцию!

— Я. Сказал. Оставь. Нас, — всё ещё не сводя с меня взгляда, отчеканил Художник.

Алексей лишь кивнул. Быстро усадил меня на стул посреди комнаты и поспешил покинуть помещение. Мы же с художником продолжили изучать друг друга. Я смотрел на Художника и вспомнил выдержку из великого “Искусства Войны” Сунь-Цзы: “Если ты силен, кажись слабым, а если слаб, кажись сильным.” То, что я слаб, очевидно: без оружия на вражеской территории. Единственный плюс — я нужен Художнику, а значит, линия поведения очевидна.

— Как понимаю, бить меня не будут? — первым нарушил тишину я, с облегчением облокотившись на стул. Спина перестала ныть… Хотя медицинский осмотр мне бы не помешал.

— А должны? — участливо поинтересовался собеседник.

— Ну, приглашение не самое вежливое, — я небрежно стряхнул пластиковые хомуты-стяжки, которыми сковали мои руки, а за одно переложил монетку в укромное место. А что? Неудобно. Да и наручники не так страшны, когда ты постоянно с ними работаешь и есть хоть какой-то инструмент. Для закрепления эффекта я специально потёр запястья и бросил: — Добраться до вас, уважаемый Художник Финт, — та ещё задачка.

Вообще-то то, что Художник в миру — глава театра, Редакторы Веры знали давно. Но вот прижать его и прийти для обыска или ареста у нас не получалось, потому я практически не лукавил. Однако нужного эффекта я сумел добиться:

— Так значит, вы хотели встретиться? — заинтересовался преступный авторитет.

— Немного в других обстоятельствах, но да, — кивнул я и хотел было подняться, но тут среагировала мантикора в углу: приоткрыла глаза и тихо заворчала на мою попытку сдвинуться. Я решил не спешить, лишь закинул ногу на ногу и продолжил речь: — Вы бы могли мне пригодиться. Но нужно ещё посмотреть на ваше поведение, пока оно меня только печалит.

От столь беспросветного хамства Художник на несколько мгновений даже растерялся. Нет, в лице не дрогнул ни один мускул, но вот пауза перед следующей фразой затянулась на несколько мгновений дольше, нежели до этого. А я порадовался, перехвату инициативы в разговоре.

— Очень опечален, что разочаровал вас. Вы мне с некоторого момента тоже не безынтересны. Однако, надеюсь, сумею… решить проблему с вами. Возможно, для начала не откажетесь от чашечки чая?

Теперь с мысли сбили меня. Но встретившись с бритвенной острой улыбкой и ледяным взглядом я быстро понял скрытую угрозу и намёк. Оттого улыбнулся в ответ и сбавил обороты наглости:

— Нет, благодарю. Мы здесь собрались всё же для дела. Может, перейдём к сути?

— Пожалуй, — чуть расслабился Художник. — Мне любопытно, что же могло понадобилось Артефактору от вас?

— О! У меня целая куча талантов, — вдохновенно заявил я. — Умею вышивать. Яичницу готовить. Сайт могу сварганить. Немного воскрешаю, особенно джинов. И очень люблю петь. Меня на все праздники приглашают! Как понимаете, даже боюсь предположить, что ему нужно от меня?

Возможно, кто-то из уважаемых читателей решит, что я говорю глупости и нарываюсь… Возможно он прав. Но какова альтернатива? Угрожать Художнику? Подкупать? Лебезить и умолять о снисхождении? Слова по большей части мусор скучный, и слышанный много раз. Я мог мести языком любой бред, главное, что бы Художник не потерял ко мне интерес. И я работал по привычной схеме, как с Шефом — творить дичь наше всё!

— Воистину многогранная личность, — закивал Художник, усмехнувшись краешком губ. — А во время охоты на вас я видел по трансляции, как вы неплохо летаете, да и бегаете с препятствиями недурно. Но можно чуть подробнее о воскрешении? Не за каждого назначают награду: любое желание, — а затем на лбу Финта собралось три зловещих морщинки, а голос понизился: — И помните: от вашего ответа зависит, в каком ключе продолжится наш разговор, какие таланты мы будем изучать на вашем примере и как решим проблему с вами. У нас есть четыре-пять часов, пока мои помощники не схватят настоятеля. За это время, как Вы понимаете, многое успеет произойти.