Стена (СИ) - Гартвиг Дмитрий. Страница 29

— Всех вниз, — бешено прошептал барон, оборачиваясь к бывшему сержанту лицом. — Всех до последнего, открыть ворота, опустить мост. Немедленно!

— Будет исполнено, ваше благородие, — ответил адъютант, уже исчезая из небольшой комнаты крепостной башни, где и располагался наблюдательный пункт барона.

Командующий оказался один посреди собственного импровизированного штаба, бешено вращая глазами по сторонам и тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Он и сам не заметил, как выхватил из ножен двуручник, держа его теперь в одной руке, слегка согнутой в локте.

— Всех вниз… — тихо прошептал барон, словно срастаясь с этим приказом.

И тут же сам резко бросился прочь из башни, сбегая с лестницы и быстро перебирая тренированными ногами.

Как не спешил командующий, его солдаты всё же были быстрее. А может, в том, что прямо перед медленно поднимающейся решёткой городских ворот барона уже ожидали бойцы Чёрных полков, была заслуга его адъютанта, что чуть ли не пинками прогонял людей со стен? Но барону, на самом деле, было на это глубоко плевать. Ему было всё равно даже на то, что на вылазку он идёт с совсем небольшим отрядом, численность которого едва ли превышала тридцать человек.

Всё, что сейчас заботило командующего, так это неторопливо ползущая вверх решётка ворот. И её ленивый родственник, с лязгом и грохотом опускающийся крепостной мост.

— Вперёд, робяты! — неистово заорал барон, широким взмахом меча указывая и без того очевидное направление атаки. — Раз мать родила — раз и подыхать! Насадим имперцев на копья!

— Насадим! — дружно грянули солдаты, почти одновременно грохнув древками алебард о каменную мостовую.

— Кто первым убьёт имперского кавалериста, тому даю тройное жалование. Вперёд! — и не дожидаясь ответной реакции барон, словно сам не желая упускать обещанной награды, лично бросился впереди неровного строя, проскользнув под всё ещё низко висящей решёткой.

Бойцы с бешеным и удалым рёвом кинулись за ним.

Небольшой отряд гуськом проскочил решётку и так же быстро миновал узкое арочное пространство под воротами. Барон же, окончательно перехватив инициативу, уже был у моста, так до конца и не принявшего горизонтальное положение. Впрочем, командующий, окрылённый собственной яростью, даже не заметил этого. Не сбавляя темпа, он начал взбегать по наклонной поверхностью, что всё быстрее и быстрее стремилась к земле под тяжестью его веса. Вслед за ним на мост взбежал и весь остальной его отряд, с глухим грохотом окончательно приковав массивный механизм к земле.

Громко лязгнули натянутые до предела цепи.

А барон уже наметил свою цель.

Фиолетовая стрела в последний раз промелькнула над землёй. Марта, перед которой возник силуэт имперского командира в золотой маске верхом на чёрном боевом коне, завалилась назад, зажмурив от ужаса глаза. Всадник, ни на секунду не сбавляя разгона, уже слегка отвёл копьё назад, готовясь нанести последний удар…

В тот же самый момент тяжёлый двуручник барона с широкого замаха влетел в сочленение его доспехов.

Всадник, ещё недавно казавшийся неостановимым, выпал из седла и, брызжа кровью из разорванной брюшины, отлетел назад, упав посреди взявшего разгон строя и полностью сломав построение. Конь имперца, оставшись без наездника, по инерции продолжал бежать вперёд и остановился только тогда, когда его грудь одновременно пропороли три алебарды.

А дальше всё смешалось.

Пьер, продолжая безостановочно поливать градом заклинаний наступавших всадников, резко отскочил назад, скрываясь за спинами подоспевших солдат барона. Какой-то боец из диверсионного отряда лихо подскочил под брюхо лошади, выставив клинок над головой. Марк взорвал огненный шар исполинских размеров прямо перед лицом одного из всадников. Взрывной волной его отбросило назад, и студент с воплем повалился в прохладную воду крепостного рва.

Барон рубил направо и налево, по-звериному рыча. Он крутился как детский деревянный волчок, ни на секунду не останавливаясь и используя инерцию своего меча, выступавшего в качестве противовеса. Не смотря на всесокрушающую ярость, что, казалось, полностью захватила его, каждый удар всё равно находил свою цель.

И напор всадников, ещё недавно готовый мстительно втоптать в грязь немногочисленных выживших после ночного рейда, начал потихоньку сходить на нет.

А через пару минут суматошного и яростного боя и вовсе выдохся.

***

Тканевые стены госпиталя колыхались на ветру.

Было в этих белых простынях, жестоко избиваемых безжалостной стихией, нечто сюрреалистичное. По всем законам восприятия и метафизики они, эти снежного цвета полотнища, лишь слегка замызганные неаккуратными мазками грязи, должны были символизировать нечто печальное. Возможно, горечь поражения или позор капитуляции. Они должны были стать прощальным жестом уплывающего в шторм корабля, должны были немедленно превратиться в мягкий и почти прозрачный батистовый платочек, что дарит своему жениху зарёванная невеста, каким-то неведомым чувством понимающая, что из своего первого и последнего боя юноша не вернётся.

Белые шторы, прибитые прямо к земле короткими деревянными кольями, колыхались на ветру. И вопреки всем мифам и ощущениям, вселяли в Марту странную обречённую уверенность.

Девушка медленно семенила мелкими шажками, едва приближаясь к белому шатру. Посреди обгорелых руин имперского лагеря это белое квадратное полотно выглядело странно. Странно настолько, что сразу приобретало невидимый судьбоносный оттенок. Давало понять бедной магичке: есть твоя нынешняя жизнь, пусть и замешанная на горе и неопределённости, но всё ещё лучащаяся надеждой, а есть эти самые белые стены. Зайди внутрь, отогни беспокойную простыню, и больше не будет тяжёлого ожидания, червём выедающего что-то внутри тебя. Зайди внутрь, и ощути, как тяжёлый невидимый меч, подобный тому, что был у барона, со свистом опускается в миллиметре от твоего затылка. Почувствуй, как массивное лезвие отсекает всю эту суету, заставляющую крутиться волчком на месте, грызть ноги и ходить из стороны в сторону. Зайди, Марта и либо вознесись, либо рухни прямиком в бездну. Оставь эту душащую непонятность снаружи, отбрось эту неопределённость.

Но знай, что и надежды больше не будет.

И поэтому Марта не спешила. Она медленно-медленно продвигалась вперёд, не убирая кончики пальцев от приоткрытого рта и невидяще смотрела перед собой. Мимо пробегали вечно куда-то спешащие солдаты, хмуро ворчали офицеры где-то на границе слуха. Ушлые интенданты и маркитанты звонко цокали языками, восторженно рассматривая богатые трофеи и с руганью отгоняли бойцов, так и намеревавшихся стащить какую-нибудь плохо лежащую добычу.

Но Марта не видела ничего из этого. Шумная чепуха победившей армии нисколько не занимала её. Всё внимание девушки было приковано только к одному, к белым стенам госпиталя, сумасшедше выгибающихся на ветру. Наверное, так ощущает себя какой-нибудь очень набожный и очень правильный жрец, подходя к храмовому алтарю для очередной проповеди. Впрочем, почему именно жрец? Именно так и должен себя ощущать любой человек, готовящийся хоть на мгновение оставить всё земное, все те гнетущие переживания и хотя бы на мгновение вступить на ту прямую и короткую дорогу, которую открывает сделанный выбор.

И юная магичка, отчаянно цепляясь за счастье своего неведения, никак не решалась этот самый выбор сделать.

Марта больной ойкнула, когда неожиданно уткнулась носом во что-то мягкое и кожаное.

— Глаза-то разуй, — весело поприветствовал её Пьер, раскинув руки в стороны и загородив дорогу. — Совсем не видишь, куда идёшь.

Марта подняла предательски блестящие глаза. Пьер был выше неё всего на полголовы, но разница в росте становилась колоссальной, когда она стояла к нему почти вплотную. По сравнению с бывшим вором, улыбающимся и пышущим жизнью, она казалась самой себе каким-то карликом, каким-то маленьким и ничтожным человеком, чей хребет окончательно переломил груз жизненных трудностей.