Дело вкуса - Кассиль Лев Абрамович. Страница 14
Мы не видим ничего для себя обидного в том, что, как установила уже давно наука, человек когда-то произошел от обезьяны. Но трудно поверить, чтобы по-настоящему культурный зритель восторгался пачкотней орангутанга или шимпанзе, радуясь, что после долгих тысячелетий, в течение которых человек в труде создавал себя и свою культуру, искусство подчинилось опять обезьяньим вкусам.
Не следует наивно думать, что абстрактное искусство культивируется лишь людьми, у которых просто ложный, дурной вкус.
Нет! Недаром все эти нелепицы, украшающие стены выставок современного абстрактного искусства, — зигзаги, треугольники, бесформенные и бессмысленные пятна, под которыми обозначено: «Женщина у окна», «Тоска в осенний вечер», — так щедро оплачиваются теми, от кого еще сегодня зависит материальная обеспеченность художника в буржуазной стране. Потакая подобному вкусу, всячески поддерживая абстрактное искусство, буржуазные идеологи тщатся этим отвлечь внимание от острых противоречий жизни в странах империализма, от неприглядной правды ее, обличаемой прогрессивным реалистическим искусством.
Еще насколько лет назад известный советский художник Е. Кибрик писал в «Комсомольской правде»:
«Что нового выдвинуло абстрактное искусство в понимании красоты, в представлении о прекрасном?
— Античное искусство видело свой идеал в безукоризненно прекрасном, гармонически развитом человеческом теле, боготворило его.
— Русская иконная живопись находила красоту в возвышенной одухотворенности, чуждой всего материального, «земного».
— Реалистическое искусство конца XIX века считало прекрасным все живое, влюбленное в материальность мира, наполненного светом, погруженного в воздушную среду.
— Абстрактное искусство назвало единственно прекрасным забавную бессодержательность.
Есть ли в абстрактном искусстве «рациональное зерно», что-либо разумное?
— Нет. Самая сущность абстрактного искусства, отрицающая логическое начало, законченность в творчестве, неразумна и тем самым антихудожественна.
Однако в потоке абстракционизма изредка встречаются работы чисто декоративного порядка… Только за ними можно признать известный смысл, так как они относятся, по существу, к области традиционного «прикладного»
искусства, оформляющего ткани, декорирующего помещения, дающего художественную форму предметам быта…
Следует только подчеркнуть, что работы такого декоративного характера противоречат принципам абстрактного искусства, они немногочисленны…»
Художники-абстракционисты боятся жизни, бегут от нее и своими эстетическими вывертами, картинами, где нет никакого содержания и царит одна бессмыслица, пытаются заслонить жгучие противоречия и уродства, свойственные капиталистическому обществу. Эти художники, а часто я совсем не художники, видят мир искаженно; их изощренные представления о жизненных явлениях совершенно не совпадают с тем, как видят и воспринимают эти явления нравственно здоровые людн. Ведь каждый художник, будь то поэт, живописец или композитор, стремится сделать зрителя, читателя, слушателя своим единомышленником. Как же можно рассчитывать на это, когда никакой отчетливой мысли, никакого человеческого чувства в произведение не вложено, когда все отвлеченно, все нереально, все одна абстракция?..
Не следует, однако, сводить любую проблему воспитания художественных критериев к примитивному распределению всех эстетических понятий лишь на две категории: плохой вкус, хороший вкус. Иногда можно встретить в книжных, в газетных статьях этот слишком прямолинейный подход к оценкам тех или иных произведений нашего и зарубежного так называемого «левого» искусства. Мне думается, что тут нельзя огульно объявлять художников, творческая манера которых для нас неприемлема, не отвечает нашим эстетическим воззрениям, представителями дурного вкуса, рыцарями безвкусицы. У такого, например, яркого, прогрессивного художника, как Пабло Пикассо, мы встречаем работы, которые многим из нас решительно не нравятся, как это, например, было с одной из его картин на Французской выставке в Москве.
Однако следует ли из этого, что у Пикассо плохой вкус?
Нет! Все это гораздо сложнее. Большому художнику свойственны беспрестанные поиски, приводящие не только к творческим победам, но и к разочарованию и к бесплодным метаниям. На судьбе художника в буржуазном обществе иной раз сказываются и прихоти и капризы этого общества. Некоторые крупные художники Запада в отдельных своих работах используют формалистические приемы, допускают эстетические изыски. Эти их работы трудно воспринимаются, в них нет того высокого совершенства, которое свойственно в целом творчеству данных мастеров, нет ясности содержания. По своему стилю, идейному и художественному направлению эти произведения стоят в стороне от того пути, по которому идет прогрессивное демократическое искусство. И когда мы говорим об этих явлениях, речь должна идти не столько о критериях вкуса, сколько о том, что эти явления искусства не соответствуют нашим идейным воззрениям, нашим представлениям о прекрасном.
Стиль и подделка под стиль
Размышляя о вкусах, наблюдая за их различным проявлением, мне довелось столкнуться с таким примером.
Вот приезжает в Москву вместе со своими товарищами на Выставку достижений народного хозяйства молодой художник из далекого села, которое славится чарующей и затейливой красотой всевозможных изделий народного искусства. Какие дивные рушники, восхищающие самых взыскательных художников своей волшебной вышивкой, какие фигурные сосуды, куманцы самой причудливой формы и дивной росписи, всегда подчиненной благородной гармонии цветов, привезли эти люди! Какую неистощимую выдумку, тончайший вкус проявил народный художник!
Но через несколько дней я встречаю его на улице в «модном» пиджаке немыслимого лягушечьего колера, в оранжевых ботинках на толстой белой подошве — желток с белком, в лиловой велюровой шляпе. Неужели это он?
Тот скромный паренек с задумчивыми глазами, который заставил нас дивиться его нежнейшему искусству? Уж он ли это? Куда же девался его вкус?
И здесь дело объясняется, как мне думается, тем же уходом от естественности, от правды. Истинно народное творчество всегда отличается правдивостью, безыскусственностью и какой-то необыкновенной внутренней чистотой.
Оно не терпит фальши, подделки, вранья и дешевой стилизации.
В своих высказываниях о мифологии К. Маркс проводил глубокое различие между подлинно народным мифом, созданным в определенные моменты истории фантазией самого народа, и аллегорией или символом, которые возникли уже на основе существовавшего художественного материала, когда мифология в какой-то мере перестала быть жизненной. Ведь мифы о Геркулесе и Прометее, так же как и былины о русских богатырях, воплощали в себе в известные моменты истории представления народа о справедливости, возмездии, его мечты о герое и т. д. Вся мощь народной фантазии питала эти бессмертные сказания. Вот почему стилизация, то есть уже искусственная подгонка формы под народный стиль, игра на аллегориях и использование созданий народного творчества в ту пору, когда они уже не выражали основных помыслов народа, никогда не достигали уровня первоисточников.
Народ отбирает из поколения в поколение слова, краски, звуки, форму, точно соответствующие тому, что он хочет ими выразить в своем художественном творчестве. У народа хороший вкус, вкус, который восхищает нас в песнях, в изделиях кустарей-художников, в вышивках и росписях, вкус, порожденный верным творческим трудовым отношением работающих людей к прекрасному. Эти люди тонко понимают природу, верно чувствуют ту правду, что живет в народной мечте о большой и истинной красоте. И наш сельский художник проявил в своем творчестве передаваемый из поколения в поколение и дошедший до него строгий и мудро воспитанный художественный вкус. Как художник своего народа он был самим собой, оставаясь в полном согласии с правдой, которая и есть истинная красота искусства. А вот в личном, бытовом плане он изменил самому себе, своим привычным понятиям о красоте. Захотелось парню во что бы то ни стало походить на столичных модников, и он слепо перенял то, что наивно счел за признаки истинной городской культуры. И измена себе, своему вкусу, погоня за фальшивой красивостью сразу покарали его.