Мечты о морозе (ЛП) - Сент-Клэр Келли. Страница 6

Кассий высокий, выше матери. Их обоих пощадила старость, хотя я знала, что не всё это настоящее. Оландон сказал мне, что мать красит свои каштановые волосы ягодами. Тем не менее, их лица скульптурны, и у каждого из них глубокие карие глаза. В молодости они были потрясающими.

— Будь благодарна за постоянное милосердие Татум, — громыхает дядя Кассий.

Я закатываю глаза, но кланяюсь матери, сидящей на Троне позади него. Я разворачиваюсь на каблуках и выхожу через открытую дверь с высоко поднятой головой, и лишь слегка прихрамывая. Есть несколько вещей, которые я хотела бы сказать, но, зная, что это верный способ быть снова избитой, я продолжаю сжимать губы.

Вскоре после того, как я дошла до своей комнаты, раздаётся стук в дверь. Я ловко набрасываю на голову грубый материал вуали, уже зная, кто это будет. Я хватаюсь за деревянный ободок рядом с чашей для мытья и натягиваю его на голову. Нащупываю концы вуали, проверяя на месте ли она.

Оландон стоит снаружи, его тёмная мантия сливается с тенями.

Когда я открываю дверь, чтобы впустить его, его взгляд немедленно останавливается на кровавой воде в чаше. Моя комната настолько пустая, что это невозможно не заметить.

Он замирает перед проёмом. Я вижу, как свет между его пальцами исчезает, когда он сжимает руки.

— Я в порядке, Ландон, — заверяю я.

— Я уверен, так и есть, — говорит он, вскидывает руку в направлении кровавого месива.

Я смотрю на проклятую чашу. Я ненавидела беспокоить моего брата, но это было не только моё беспокойство. Чем старше становился Оландон, тем тяжелее становилось убедить его не вставать между мной и матерью. Пока что он уважал мои желания. У меня не было намерения обрушить на него гнев матери.

Я пожинаю плечами.

— Стражник, который бил меня, был новеньким, его сердце было не на месте, — говорю я и, проходя вперёд, сажусь на сундук.

Я смотрю, как он проводит руками по волосам. Я не могу их видеть, но знаю, что они чёрные. Такого же цвета, как и мои, хотя его короткие, а мои спадают до талии, когда не собраны. После мытья в источниках я заплетаю их в косу у основания шеи. На этом наше с ним сходство заканчивается. Я была на год старше, но мой брат уже возвышался надо мной. Такая разница в росте между мужчиной и женщиной была нормальной в нашем мире.

— Дай отпор, — говорит он.

Я вздыхаю от вновь начавшегося старого спора, но я думаю, как я бы себя чувствовала, находясь на его месте.

— Мы можем сделать это вместе.

— Расскажи мне, что случится, если я дам отпор. Если мы дадим отпор, — говорю я.

Он замолкает, мы оба знаем, что случится. Изгнание или смерть.

Прежде чем я успеваю остановить его, Оландон становится и ударяет стену. Он снова отводит кулак назад, а я бросаюсь к нему и хватаю его на противоходе. Я разворачиваю его тело к себе и провожу рукой по костяшкам его пальцев.

— Достаточно одного человека с синяками, — говорю я, в основном, для себя.

Я иду к проёму, чтобы избавить его от смущения, слыша, что у него немного перехватывает дыхание.

Я прислоняю голову к боковой стороне проёма и смотрю на Кауровый лес. Я делаю настолько глубокий вдох, насколько позволяют мои ушибленные рёбра, и вновь даю молчаливую клятву быть непробиваемой, как раскинувшийся передо мной лес. Мать не уничтожит меня, или её безумный братец. Я переживу это, и когда я буду править, это будет стоить того.

— Я ненавижу видеть, как они творят это с тобой. Как много ты сможешь вынести, прежде чем сломаешься?

Он, должно быть, очень расстроен, раз открыто спрашивает меня.

Я кладу свою руку поверх его.

— Я сильная. Они пока не добились успеха.

То, как напряглись его плечи, говорит мне о том, что он раздумывает над моим ответом. Я знаю, что ему нужно.

— Спасибо, что ты здесь, брат, — говорю я и обнимаю его.

Через минуту он вздыхает и нежно обнимает меня.

— Всегда, Лина.

Когда он уходит, я подхожу к вентилятору и дергаю за один из увесистых шнуров, чтобы привести его в движение. Подпрыгивающие гири создают знакомый ритмичный стук в такт пульсации в моей челюсти. Пока ещё не так много дыма, чтобы использовать вентилятор, но я нахожу ритмичный стук успокаивающим.

Когда я наконец-то проваливаюсь в изнурительный сон, я вижу прекрасные сны о жизни без моей матери.

ГЛАВА 05

Я лежу на животе, тело болит. Я ожидаю колокола, оповещающего о начале утренней трапезы.

Мои глаза закрываются.

Я встаю, передвигаясь осторожными шагами, и начинаю заниматься растяжкой, зная, что следующие несколько дней будут легче.

Я занимаю любимую позицию в арочном проёме моей комнаты. Дерево на той стороне, где я сижу, более отполированное, чем в остальной части проёма. Я люблю Осолис днём, когда дым уже рассеялся и мир заливает мягкое оранжевое сияние костра. Я наблюдаю за активностью людей внизу. В сухой коричневой земле уже видны сетки трещин. Они будут только увеличиваться по мере того, как мы будем отдаляться от холода Гласиума.

Звонит колокол, гулко отдаваясь в древесине дворца. Я спускаюсь в столовую, чтобы сесть за один стол со своими мучителями.

Я с болью хрущу яблоком, игнорируя жесты Кедрика. Я не буду встречаться с Кедриком. Если нас поймают, это будет катастрофой, а я не жажду новых побоев. Сегодня я пойду в приют, раз уж не могу тренироваться.

Две девочки примерно моего возраста идут передо мной, когда я отправляюсь к передней части дворца.

— Она надела жёлтую! Я была уверена, что она будет зелёной, — шепчет одна из них.

Я закатываю глаза, моя мать сегодня была облачена в жёлтую мантию.

Другая девушка сама одета в жёлтую мантию.

— Да, это была удачная догадка. Но твои волосы почти в такой же прическе, как у неё, — говорит она.

Они видят меня позади себя и поспешно удаляются, глубокомысленно кивая.

Яркие цвета и тихие коридоры двора можно принять за спокойствие и элегантность. Но это настолько надуманно и демонстративно, что заставляет меня скрежетать зубами.

Деревенские жители разбегаются и кланяются, когда я прохожу. Я знаю, что титул моей матери и её предполагаемая ненависть ко мне, держат их на расстоянии. И они всё ещё помнят девочку, с которой я однажды играла. Иногда я вижу, как они проводят пальцем по горлу друг друга. Вероятно, они рассказывают эту историю детям в ночи, чтобы напугать их. Никто не хочет связываться со мной, только если они не отчаялись или не слишком маленькие, чтобы знать.

Я дохожу до приюта и сажусь с маленькой девочкой, которая смотрит на меня огромными серыми глазами и держит большой палец во рту. Большинство детей в приюте потеряли своих родителей в пожаре или из-за отравления дымом. Опасность Осолиса велика и каждый раз, когда я навещаю этих детей, я вспоминаю о том, как опасен огонь. В Осолисе нет ничего более пугающего.

— Ты голодна, — говорю я.

Она кивает.

Вытащив яблоко из большого ящика, я начинаю нарезать его на кусочки, стараясь не рассмеяться над её неослабевающим вниманием. Она принимает кусочки, которые я протягиваю, после минутной настороженности. Я наблюдаю, как она хрустит. Яблоки всегда напоминают мне об этом месте, поэтому я люблю их есть.

— Почему ты носишь это? — маленькая девочка указывает на мою голову.

К настоящему моменту я так привыкла к этому вопросу от сирот, что он едва беспокоит меня. Хотя, когда меня спросили в первый раз, я почти убежала отсюда.

— Я не знаю, — отвечаю я.

Она кивает и снова берётся за яблоко. Остаток дня я работаю, оставаясь здесь дольше, чем обычно, по причинам, которые не хочу обдумывать. Я убираю и играю с детьми, не теряя бдительности из-за рук, пытающихся схватить мою вуаль. Если мать узнает, что происходит тут, я буду заперта навеки. Она думает, что я читаю им истории. Матрона знает, что сказать, если её когда-нибудь спросят.