Учитель моей дочери (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна. Страница 9

Мы тяжело дышим и обнимаемся, будто выиграли марафон, упав в руки друг друга. И нам хорошо, словно мы миллион лет знаем друг друга. Он поднимает моё лицо за подбородок и глубоко целует в губы. А я закрываю глаза, отвечая на нежность, получая наслаждение сродни тому, что испытываешь, напившись после долгой, мучительной жажды.

Страсть медленно отпускает, тело будто покалывает иголками, оно непослушное, мягкое, словно губка для мытья посуды. Его накрывает необъяснимой пустотой, и до меня начинает доходить, что именно я натворила. Я отдалась ему в кладовке. Тому, кого не знаю.

— Сильно нас накрыло, — глухо смеётся учитель глубоким грудным голосом, приглаживает мои волосы ладонями, обнимает лицо, заглядывает в глаза. — Неплохо вышло, да?

Хочется отвернуться, потому что это полное безрассудство, и лучше спрятаться, но он крепко держит. У него холодные руки и они студят мои пылающие щеки. “Неплохо”, он сказал “неплохо”! Надо принимать своё падение с достоинством, но у меня не получается. Мне сейчас отчего-то очень важно его мнение. Разве может мужчина хорошо относиться к женщине, которая в буквальном смысле раздвинула ноги в каморке?

В моих поступках нет логики: я то хочу его, то краснею, впадая в истерику. Но то, что сейчас произошло, мне отчаянно понравилось — это какая-то странная свобода, которая накрыла меня с головой. А теперь покрывало сдëрнуто в демонстрации: вот она какая на самом деле — гулящая потаскуха.

Я взрослый человек, и это просто ничего не значащий секс. В двадцать первом веке так бывает, наверное…

Жалею ли я? Да, возможно, потому что, несмотря на безумное притяжение, мы ведь не собачки и не кошечки. Жалеет ли моё тело? Судя по приятной истоме и сладкой неге, совершенно точно нет. А ещё мне будто мало, как и ему, я чувствую бедром его боевую готовность.

Но моральные принципы, здравый смысл? Говорят же: хочешь сделать херню, не стоит долго раздумывать!

Я смотрю на учителя. Он всё такой же красивый, по-прежнему сексуальный и не сводит с меня глаз. А я начинаю задыхаться, понимая весь ужас произошедшего. Здесь так тесно и душно, мотаю головой, жмурюсь.

Как. Я. Могла? Та, которая не позволяла себя целовать на первом свидании? Та, что лишилась девственности гораздо позже своих подруг? Та, что осуждала одноразовый роман приятельницы с крупье из модного казино. То, что, в отличие от того члена, у этого есть высшее образование и благородная профессия, не делает мне чести.

Что в этом учителе такого, что я потеряла связь с реальностью? И превратилась в кладовочную давалку? Что я наделала? Чем руководствовалась?

Я же даже не влюблена в него. Хотя его прикосновения мне приятны, руки нравятся, и пальцы как будто знакомы мне целую вечность, но я ведь… Я ведь даже не знаю, как его зовут, и он не знает, как зовут меня.

От этой мысли начинает морозить и колотить, как при простуде и гриппе. Смотрю в его серые глаза, вроде и понимаю: никто не заставлял идти с ним, — но не могу поверить, что это случилось со мной. И не способна осознать, что это всё на самом деле.

— Мне надо идти, — всё-таки отворачиваюсь.

В нос резко даёт запах пыли и чего-то ещё. И так же, как взлетела минутами ранее, теперь кубарем валюсь вниз. На грешную землю, в реальную жизнь. Я лечу с такой скоростью, что если бы падала по-настоящему, то точно разбилась бы насмерть.

— Стой. — Не дает сбежать, заглядывает мне в глаза, пытается привести в

чувство. — Всё в порядке?

Он спрашивает это из вежливости? Интересно, что он обо мне думает? Наверняка решил, что для меня такое в порядке вещей. Шлюха — это ведь не профессия, а состояние души. Вот говорят же: не берись, если не умеешь. Вот это прям моя тема. Опять меня интересует его мнение. А не должно. Совершенно точно не должно. Перешагнуть, забыть, вычеркнуть. Хотела — попробовала, и всё. Так будет лучше для нас обоих.

Не отвечаю ему, не могу. А он сжимает мои предплечья, властно удерживая на одном месте. Ну вот что ему надо?

Молча приводит мою одежду в порядок, одëргивает, поправляет, застëгивает на мне пуговицы, тщательно вытирает салфетками бёдра. И где он только их выкопал. С собой, что ли, носит? “Заботливый”, рождается где-то в мозгу и тут же гаснет. Вижу движения его рук, но ничего не соображаю. Не важно, совершенно ничего не важно, когда я натворила таких дел.

Понимаю, что больше не могу смотреть ему в глаза. Стыдно так, аж ладони жжёт. Нет, мне надо отсюда уйти. Дëргаюсь в сторону.

Вываливаюсь из двери, на ходу застегивая куртку и быстро надевая рюкзак. Вахтëрша провожает меня странным взглядом, но тут же утыкается в расстеленную на столе газету.

Щёки горят так сильно, даже жалею, что ещё не пришла зима, тогда я смогла бы приложить к ним холодный снег.

Работать, надо работать. Это всегда помогает, отвлечься, не думать.

Залетев домой, кидаюсь в ванную комнату и сразу принимаю душ. Сказка закончилась, приятные ощущения постепенно тают, остаётся лишь чувство собственного падения.

Намыливаясь гелем для душа, я думаю о том, что мы не пользовались презервативом. Конечно, откуда он мог знать, что я вот так вот щедро отдамся ему с пол-оборота? Щёки все ещё пылают, хотя я уже три раза помыла голову. А что если он меня чем-то заразил? Или я забеременела? Становится дурно. Он так легко на это пошёл. О чём я вообще думала, дурочка ненормальная? Мне же давно не пятнадцать.

“Роковая соблазнительница”. Этого не могло и не должно было со мной случиться. Интересно, сколько мне понадобится времени, чтобы перестать думать и смириться?

В школу за дочерью я прошу сходить соседку, она, к счастью, не задает лишних вопросов, решив, что у меня много работы и плохое самочувствие.

Пообедав и сделав небольшое домашнее задание, мы с Маргаритой отправляемся в супермаркет, где медленно совершаем покупки. Очень долго и тщательно выбирая туалетную бумагу, салфетки, освежитель воздуха.

Набрав целую телегу, качу всё это к кассе. Дочурка смеётся, а мне и на неё смотреть стыдно. Если б она только знала, чем сегодня утром занималась её мамаша, с ума сошла бы от ужаса.

Домой мы идём нагруженные пакетами. Дочке я даю маленький и легкий, сама тащу тяжёлые. Это обычное дело, но сегодня меня всё раздражает, хочется кинуть их на землю и пойти домой налегке.

А ещё оказывается, что в нашем доме сломался лифт. Взмыленная и рассерженная, тащусь наверх. И еле-еле добравшись до нужного этажа, буквально кидаю пакеты на площадку, плюнув на то, что внутри могут разбиться бутылки и банки. Дочка щебечет об уроках, а я открываю ключом дверь. И почти спотыкаюсь о брошенные у порога мужские ботинки.

— О! Папа уже дома! — Быстро разувается дочка и бежит в зал.

И это ещё одна причина, по которой меня до сих пор колотит. Я замужем.

Глава 5

Я прохожу через зал и, заглядывая в кабинет, вижу привычную картину: спину мужа, сидящего за компьютером. Он никак не реагирует на моё появление. На экране идёт бой. Маргаритка подбегает к отцу, целует в щёку, приподняв крупный наушник, и убегает в свою комнату. Он не оборачивается, хотя логично, что вместе с дочкой пришла я. Продолжает щёлкать по клавишам.

— Я тебе изменила, — произношу тихо, но вслух.

Он никак не реагирует.

Внутри меня творится какой-то сумбур, мне понравилось физически, но очень плохо от всего случившегося морально. Никогда не думала, что со мной это произойдёт. Сама презираю неверность и предательство. И вот так вот вляпалась.

Полтора года назад мой муж и по совместительству единственный в жизни мужчина подсел на игру в танчики. И всё бы ничего. Ну мало ли какое хобби у человека. Но чем дальше, тем становилось хуже. Появилась зависимость. Бой, ещё бой с друзьями онлайн. Вернётся с работы и сидит в наушниках, ничего вокруг не видя.

А по пятницам у них там целый взвод собирается, и все выходные они по ночам играют, а потом днями муж дрыхнет. Достало!