Энеата. Воин и Солнце (СИ) - Бодарацкая Анна. Страница 44
Когда Энеата выскочила к широкой лестнице главного входа, Фазмира, первой увидевшая её, тут же громко воскликнула и рванулась на шею подружке. Мира едва не сбила Энеату с ног в слишком яром порыве.
— Эне! Хвала богам, и ты тоже в порядке!
— И ты тоже, — радостно и в то же время немного удивлённо отозвалась Энеата. — Нунна сказал, что…
— Со мной уже всё отлично! Асу Хурсан разбудил меня. Сказал, что ничего страшного. Кстати, как он? Он ведь уже прибыл?
— Эм… Нет. А должен был? Он был в Арке?
— Он вышел из Арка в Энаран раньше меня! Я думала, уже давно здесь. Разве нет?
Энеата с сомнением посмотрела на девушку, затем перевела взгляд на Арнунну. У того, похоже, от слов Фазмиры испортилось настроение — он перестал счастливо улыбаться, тут же нахмурившись и о чём-то призадумавшись.
— Мира, а Хурсан точно сказал, что идёт именно в Энаран? — спросил Арнунна у дочери.
Та уверенно кивнула.
— Хм… Здесь путь короткий… Заблудиться негде… — подняв взгляд на Эне, Арнунна тут же торопливо произнёс: — Наверное, по пути кто-то из крестьян попросил о помощи. Ты же знаешь своего опекуна, никому не может отказать. Идите в комнаты, слуги вас проводят. Я пойду, прикажу кому-нибудь пройтись по ближайшим посёлкам и поискать Хурсана. Заодно поспрашиваю идшарцев — может, они что знают.
Таман увела Фазмиру вслед за слугами вглубь дворца, Нунна, поотстав от них, подошёл к Энеате и тепло произнёс:
— Не волнуйся. Наверняка отец прав. Ты как?
— Ты вот, похоже, не очень, — оглядывая юношу и укоризненно качая головой, ответила Энеата. — Что это ещё такое?
— А, — Нунна отмахнулся здоровой рукой. — Живой, главное. Жена Харата тоже приехала утром, слышала?
— Нет. Как здорово!
Помолчав, Нунна добавил:
— Меня тут подлечил идшарский лекарь, такой… молодой парень, мне ровесник. С чудным именем, арадец, наверное…
— Таллис?
— Ага. Я так понимаю, вы с ним хорошо знакомы?
— Ну так.
— Он сказал, что ты обручилась с байру Асахиром. Я сначала думал, что он шутит, а наутро об этом говорил весь город. Это… правда?
Оглянувшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, Энеата едва заметно мотнула головой.
— А почему тогда…
— Байру не хочет, чтобы все знали, что я — Солнце Ахарта. Чтобы никто не задавал мне лишних вопросов… — Энеата огляделась ещё раз. — Я так рада, что Мира в порядке. И ты жив.
— Ага, — улыбнулся Нунна. — Только это… Таллис сказал, что мне не стоит с тобой видеться…
— Я спрашивала байру, он разрешил. Не бойся.
— Я не боюсь, — обиделся Нунна. — Разве что за тебя. Нет, правда! Так, пойдём со всеми. Фазмира умоется с дороги, и пойдём все вместе есть. Семья наконец в сборе, это отличный повод для праздника.
Энеата вздохнула.
— Семейного праздника. Я не хочу вам мешать.
— Брось! Ты почти член семьи. И ты, и твой опекун много сделали для нас. Все будут рады, если ты посидишь с нами. Особенно, если байру Асахир не против.
Асу пожала плечами.
Пока слуги накрывали резные деревянные столики, Фазмира, не умолкая, болтала со счастливой Таман. Бледный и до сих пор слабый Харат, всё-таки вставший с постели и присоединившийся к семейному торжеству, молча обнимал прижавшуюся к его плечу супругу Лину.
Нунна же остановился возле дверей, рядом с задумавшейся Энеатой. Все ждали возвращения главы семейства, чтобы начать трапезу.
Арнунна возвратился раньше, чем его ждали, и гораздо более хмурым.
— О, — увидев его, встрепенулась Таман. — Мы думали, ты немного дольше… стол ещё даже не накрыт…
— Не успел никуда уйти. В коридоре столкнулся с идшарским вестником, как раз ищущим меня, — Арнунна тяжело вздохнул, повернувшись к Энеате, но не решаясь поднять на неё взгляда. Протянув асу руку со сжатыми в ней дощечкой и небольшим письмом, он коротко произнёс: — Вот.
Энеата приняла кусочки глины и дерева и перевернула деревянную табличку. Увидев вырезаную на лицевой стороне надпись, застыла, не готовая понять этого знака.
— Идшарцы нашли. Хурсан мёртв, — хрипло, словно ему перестало хватать воздуха, произнёс Арнунна. — Мужайся, Эне.
Девушка попятилась назад и остановилась у стены, прижалась спиной к холодному камню. Мир вокруг исчез. Эне молча сжимала в руках дощечку и ещё не прочитанное глиняное письмо, не обращая никакого внимания на сорвавшуюся с места и повисшую у неё на шее Фазмиру, быстро лопочущую какие-то утешающие слова. Всё растворилось в пустоте, остались темнота и одиночество; слуги и друзья напрасно продолжали что-то говорить — девушка не видела и не слышала никого из них.
Кто-то потряс её за плечо, пытаясь вызвать к действительности. Встряхнув головой, она заставила себя выслушать и понять слова:
— Эне? — с заботой в голосе произнёс Нунна. — Эне, как ты?
— А? Я… я пойду. Извините, — невнятно отозвалась асу, поворачиваясь и шагнув к двери.
— Посидеть с тобой, Эне? — спросил Нунна.
— Нет, спасибо. Я пойду… Не надо, — отрешённо ответила Энеата.
Она неверным шагом направилась прочь из зала. Словно во сне, прошла через коридор и спустилась к выходу; там она остановилась посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Вспомнив о непрочитанном письме, поднесла исчерченную корявыми буквами глину к глазам.
Письмо назначалось не Эне и не Арнунне; быстро пробежав взглядом первую часть текста, она остановилась на словах, относящихся к гибели странника в Иртассе.
Эадиву и ведьма, ведущая его.
Значит, всё правда. Описание погибшего путника, что было в письме, было точным описанием её любимого наставника. Увы, в известие приходилось верить.
Только сейчас поняв, что произошло, осознав всю суть ужасного известия, Энеата опустилась на пол, уронила голову на поджатые колени и обхватила её ладонями. Всё лишилось смысла. Мир терял краски. Её и без того маленькая семья исчезла. Хурсан погиб.
Воля, столько лет сдерживавшая дремавшую в душе девушки силу Ахарта, растворилась в горе. Просторный зал захлестнула волна нестерпимо яркого сияния.
***
Дивияра недовольно принюхивалась к флакончику с душистым маслом, пытаясь найти в немного терпком аромате изъяны. Верховную жрицу Астарны раздражало всё в этот неудачный день: окружавшие её рыжеватые стены со слишком высоко расположенными узкими окнами, откуда никак нельзя было посмотреть во двор; младшие жрицы, утром неровно подкрасившие ей глаза — Диви не выносила никаких несовершенств, и ей пришлось потратить время, чтобы смыть сурьму и травяную пудру и заново нанести краску на веки; пролитое на платье вино; ссора между её стражницей и жрецом Ирутара, обернувшаяся синяком на лице последнего; Дивияре пришлось лично извиняться за несдержанную воительницу перед верховным жрецом приютившего их храма. Но всё это были мелочи, лишь добавлявшие неприятных раздумий к основной беде — волю Зары жрице исполнить не удавалось.
Когда Дивияра направлялась в Энаран, она была уверена, что пары виноватых слов да тройки страстных взглядов будет достаточно, чтобы не так давно покинутый ею военачальник вновь пал перед её чарами. Заставить его выслать Энеату было бы так просто… Тем более, раз он обручился с ней, Диви с лёгкостью разыграла бы обиду и ревнивое нежелание делиться своим любовником. Никто не усомнился бы и на миг в её горестном порыве. Но Асахир не желал её видеть. Она бы проскользнула к нему, как тогда в Идшаре, но треклятый жрец следовал за ним тенью. Нет, неприязнь Азмара служит плохую службу Дивияре — он ни за что не согласится пропустить её к Асахиру, если военачальник не позовёт её сам. Но ту единственную возможность пообщаться, когда Асахир пригласил Диви к себе, испортила ещё и эта девчонка, невесть откуда пришедшая в самое неподходящее время…
Конечно, всё это было делом времени. Дивияра никогда не сомневалась ни в своей красоте, ни в своём обаянии, в отточенном мастерстве покорения мужчин; но Зара несколько раз повторила, что долго ждать не желает. По пути в Энаран и в первое время после прибытия жрица не раз подумывала предать надоевшую подругу и попросить защиты у её сестры и Асахира; но, познакомившись с Солнцем Ахарта, Дивияра неожиданно для себя самой почувствовала острейшую неприязнь к девушке. И дело было не в нагловатых словах асу в храме — Диви и сама не дала бы спуску обидчикам, и потому понимала и принимала желание ответить обидой на обиду.