Игра без правил (СИ) - Гурвич Владимир Моисеевич. Страница 15

«О чем речь, конечно, спрашивай».

«Не пойму все же, зачем вы осталися. Могли же уехать с Ириной Владимировной да с детками вашими. Сейчас бы были бы уже далече, в безопасности. Неужто все из-за них, картин этих?»

«Да, из-за картин, — подтвердил я. — Но не только из-за картин.

Внезапно мы увидели, как прямо на нас выезжают всадники. В темноте невозможно было их сосчитать, но по мелькавшим теням было понятно, что это большой отряд.

Я выхватил из кобуры пистолет. Медлить было нельзя, иначе они просто въедут в дом. Ближайший всадник находился от меня на расстоянии не больше метров пятнадцати. На мое счастье он меня не видел. Я прицелился и выстрелил ему в лицо.

Вслед за мной из винтовки выстрелил и Петр. Человек упал с лошади. В ответ раздалась беспорядочная стрельба. Пули вонзались в мощные тела окружавших нас деревьев, и мне даже стало жалко их; ведь они тоже живые, а значит, испытывают боль. Никогда им не доводилось переживать ничего подобного.

Отряд кавалеристов снова попытался приблизиться к нам, но мы с Петром одновременно дали залп. Двое всадников вынуждены были расстаться со своими лошадьми. И боюсь навсегда. Впрочем, замечу, подобная участь в тот вечер ожидала многих нападавших.

В этот момент почти одновременно застрочили два пулемета. Такой массированный отпор явился для отряда нападавших полной неожиданностью. Всадники дружно поскакали назад. Пользуясь тем, что противник отступил, мы с Петром спешно возвратились в дом.

Теперь последние остатки сомнений отпали, нам предстоит выдержать ночную атаку. Надеяться на чью-то помощь было нереально, и наши судьбы полностью зависели от наших действий.

Пока отряд нападавших после того, как мы успешно отразили их первый штурм, приходил в себя, это давало нам шанс попытаться незаметно выбраться из дома и затеряться в ночи. Но это означало обречь на гибель все собрание картин. Я видел, что все ждали моего решения. Но я считал, что не имею право решать за других. Я не любил с самого раннего детства, когда это делали за меня. По этой причине меня пару раз хотели исключить из гимназии, так как я никак не желал подчиняться воли преподавателей.

Я сказал, что остается несколько минут, когда еще можно уйти из дома. Пусть каждый решает сам, как ему поступить. Я же никуда не уйду, буду тут до последнего.

Все понимали, что означает для каждого решение, которое он сейчас примет. За всех ответил Петр:

«Ваше сиятельство, мы ж понимаем, зачем туточки находимся. Будем стоять, чего бы не случилось. Любо, казаки?»

«Любо», — раздалось двухголосое восклицание.

Я почувствовал волнение. Я всегда с горечью ощущал существующий разрыв с народом, и вот сейчас он вдруг исчез, возникло небывалое единение с ним. Вот только случилось это тогда, когда уже ничего нельзя было по существу изменить.

За окном послышалось цоконие копыт, хриплые крики команд. Мы все прильнули к стеклу. Следить за маневрами противника мешала темнота, но мне показалось, что часть отряда спешилась. Такое решение было абсолютно верным, так как всадники представляли из себя несравненно более удобную мишень. Это также означало, что подразделением руководит командир, который разбирается в военном деле. Что ж, посмотрим, кто из нас это делает лучше, за проведенные в окопах годы, я тоже приобрел немалые командирские навыки.

Я подошел к Петру.

«Оставим Степана и Ивана здесь у пулеметов, а сами займем позицию на улице. Нам надо корректировать их огонь, иначе в такой темноте они быстро и без результата расстреляют весь боекомплект».

Петр быстро поведал своим друзьям о нашем с ним стратегическом замысле. Я взял винтовку, опоясался гранатами. Из дома мы вышли через боковой вход, о которыми наши противники, разумеется, ничего не знали. Рядом располагались несколько хозяйственных построек, за которыми мы и укрылись.

Нас отделяло от противника расстояние не более пятидесяти метров. А потому кое что нам все же удавалось разглядеть. По нашим прикидкам отряд насчитывал никак не меньше тридцать штыков. Бойцы были легко вооружены. Я не понимал, почему они вдруг решили штурмовать мой дом?

Я показал Петру место, которое ему необходимо занять. Он отполз. Теперь мы были готовы к дальнейшему развитию событий. И они не заставили нас долго ждать.

Я не случайно занял позицию именно на этом фланге, так как с другой стороны дом прикрывал пруд. Его выкопал мой отец, так как он был большим любителем свежей рыбы. Сейчас же этот водоем служил естественным оборонительным сооружением и сильно облегчал задачу по защите моего родового гнезда.

Мне не надо было отдавать команды Петру, он прекрасно знал, когда следует открыть огонь. А потому наши выстрелы прозвучали почти синхронно, подобно игре инструментов в оркестре. Двое солдат упали, остальные залегли и открыли шквальную, но беспорядочную стрельбу по нам. Но там нас уже не было; я сместился на несколько десятков метров в сторону, тоже самое сделал и Петр. И эта пальба с их стороны была лишь напрасной тратой патронов.

Их командир и на этот раз принял правильное решение, он не стал продолжать маневр, который не принес успеха, а приказал отступать. Второй бой был нами выигран, но в сражение побеждает тот, за кем последнее сражение. На войне я много раз убеждался в незыблемости этой истины.

Нападавшая сторона имела многократное превосходство в силах, зато наше преимущество заключалась в доскональном знание местности. А в темноте оно давало нам дополнительные очки. Хотя командир красных и был весьма искушен в военном ремесле, все же образования ему не хватало, ибо он допустил большой просчет; прежде чем идти штурмовать дом, следовало бы элементарно разведать это место. Но он это не сделал — и теперь, подобно слепому, блуждал в потемках, не зная, куда направить острие новой атаки. Ко мне пришла дерзкая мысль: атаковать их самих. Я поделился своим планом с Петром и тот его горячо одобрил.

Их отряд расположился в метрах триста от дома, на небольшой полянке. К ней вела посаженная моим дедом, генералом, участником Бородинской битвы и лично награжденного императором орденом Андрея Первозванного, липовая аллея. Каждое дерево было посажено в честь его друга или однополчанина, сложившего голову в том сражении. По этой аллеи я и намеревался подойти вплотную незамеченным к противнику и ударить по нему с близкого расстояния.

Петр буквально слетал в дом и вышел вместе со Степаном. За собой они катили пулемет. Успех предприятия полностью зависел от того, удастся ли подойти к противнику незаметно.

Увы, это нам удалось не в полной мере. Теперь ошибку совершил я, недооценив противника. У командира разведотряда хватило ума выставить на аллее хорошо замаскированный дозор. На него мы и напоролись.

Правда часовой увидел нас поздно, когда мы подошли к нему вплотную. Но прежде чем Петр проткнул его штыком, он успел поднять тревогу. И сразу же мы оказались почти в безнадежной ситуацией.

«Уходите, ваше сиятельство, я вас прикрою!» — закричал Степан.

Я колебался. Но Петр схватил меня за руку и насильно потащил в сторону дома. В это время красные пошли в атаку, а им в ответ застрочил пулемет. Послышались крики раненных.

«Бежим», — завопил Петр, так как я остановился, и он снова с силой потянул меня в сторону дома.

Мы слышали непрерывно звучащий голос пулемета. Внезапно он затих. Мы остановились, хотя была дорога каждая секунда. Мы оба надеялись, что Степан возобновит стрельбу. Но секунды шли, а знакомого звучания не раздавалось. Петр вновь меня дернул за рукав. Впрочем, мы уже были совсем рядом с домом и благополучно вошли в свое убежище.

Внезапно Петр замер, снял фуражку и в таком положении находился несколько секунд. Затем перекрестился.

«Господи, упокой его душу. Аминь, — проникновенно произнес он. — Что Варваре я скажу?» — сокрушенно проговорил он.

Я не знал, что ответить.

Теперь нас осталось трое.

Две враждующие армии готовились к решающей битве. Я понимал, что красные в ярости оттого, что понесли серьезные потери, а потому пощады ждать от них не приходилось. Но наша оборона тоже заметно ослабла, мы лишились Степана и пулемета.