Незримый клинок. Хребет мира. Море мечей - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 15

Энтрери уселся на свободное место за одним из столов, где шестеро хафлингов бросали кости, причем делали это так быстро, что новичок не мог понять, каковы были ставки и где чей выигрыш. Однако Энтрери все понял без труда и убедился, усмехнувшись про себя, но ничуть не удивившись, что все шестеро жульничают. Игра была похожа на соревнование, кто быстрее загребет больше монет, и все коротышки справлялись с этим делом так успешно, что скорее всего ушли бы домой приблизительно с той же суммой, с какой пришли сюда.

Убийца бросил на стол четыре золотые монеты, взял кости и вяло бросил. Едва кости перестали крутиться, ближайший к нему хафлинг потянулся к монетам, но Энтрери ухватил его за запястье и прижал руку хафлинга к столу.

– Но ты проиграл! – заверещал коротышка. Все сидевшие за столом уставились на Энтрери, а некоторые даже схватились за оружие. За соседними столами игра тоже приостановилась, посетители наблюдали, ожидая, что будет дальше.

– Я не играл, – спокойно заявил Энтрери, не отпуская хафлинга.

– Ты поставил деньги и бросил кости, – возмутился другой коротышка. – Это и есть игра.

Энтрери взглянул на него так, что говоривший съежился на стуле.

– Я начинаю играть, когда скажу об этом, и не раньше, – сказал он. – И отвечаю только на те ставки, которые были громко объявлены перед тем, как я метнул.

– Но ты же видел, как шла игра, – отважился возразить третий, но Энтрери прервал его, подняв руку.

Он взглянул на того, кто хотел взять деньги, и подождал, пока весь зал успокоится и все вернутся к игре.

– Хочешь взять деньги? Ты их получишь, и даже вдвое больше, – пообещал он, и глазки жадного хафлинга заблестели. – Я пришел не затем, чтобы играть, а чтобы задать один простой вопрос. Ответишь – деньги твои. – При этом Энтрери достал из кошеля еще несколько монет, даже больше, чем посулил, и добавил к лежавшим на столе.

– Что ж, господин…

– До'Урден, – неожиданно для себя подсказал Энтрери и закусил губу, чтобы не хихикнуть, – надо же, как забавно слышать это имя из собственных уст. – Господин До'Урден из Серебристой Луны.

Все хафлинги за столом с любопытством поглядели на него, потому что необычное имя показалось им знакомым. Потом один за другим они сообразили, что знают, кому оно принадлежит. Так звали темного эльфа – друга и защитника Реджиса, их соплеменника, который так высоко вознесся (пусть и мимолетно), самого известного из всех хафлингов, когда-либо ходивших по улицам Калимпорта.

– Твоя кожа была… – игриво начал было хафлинг, которого Энтрери все еще держал за руку, но тут же мысленно соотнес все между собой, судорожно сглотнул и побелел как полотно. Хафлинг припомнил историю о Реджисе и темном эльфе и понял, что перед ним тот, кто позднее сместил хафлинга и отправился преследовать дроу.

– Да, – с вымученным спокойствием произнес хафлинг, – ты хотел задать вопрос.

– Я ищу одного вашего сородича, – ответил Энтрери. – Своего старого друга по имени Дондон Тиггервиллис

Хафлинг напустил на себя озадаченный вид и покачал головой, но всего на один миг в его темных глазках промелькнул огонек, говоривший о том, что он знает, о ком идет речь. От Энтрери это не укрылось.

– Все на улицах знают Дондона, – продолжал он. – Или слышали о нем когда-то. Ты же не дитя, и твое мастерство в игре говорит, что ты завсегдатай «Медного муравья». Наверняка ты знаешь Дондона или знал его. Если он умер, я хочу услышать – как. Если нет, то мне нужно поговорить с ним.

Хафлинги скорбно переглянулись.

– Он умер, – объявил один из сидевших напротив, однако по его тону и поспешности, с какой он это выпалил, убийца понял, что коротышка лжет. Похоже, Дондон все еще жив, ничто его не берет.

Однако хафлинги Калимпорта всегда горой стояли друг за друга.

– Кто его убил? – спросил Энтрери, решив им подыграть.

– Он заболел, – поправил его следующий хафлинг, с той же красноречивой торопливостью.

– А где он похоронен?

– Да разве в Калимпорте кого-нибудь хоронят? – отозвался первый лгунишка.

– Просто бросили в море, – добавил второй. Энтрери согласно кивал. Его забавляло, как эти хафлинги держались заодно, плетя сложную паутину вранья со всеми подробностями. Он предвкушал, как обратит их ложь против них же.

– Ну что ж, вы много мне рассказали, – согласился он, выпуская руку хафлинга.

Жадная ручонка тут же метнулась к кучке золота, но между ней и вожделенными монетами воткнулся изукрашенный драгоценными камнями кинжал.

– Ты же обещал мне деньги! – запротестовал хафлинг.

– Но не за ложь, – спокойно возразил Энтрери – Я навел справки о Дондоне, прежде чем прийти сюда, и мне сказали, что он здесь. Мне доподлинно известно, что он жив, потому что не далее как вчера я его видел.

Хафлинги переглянулись, стараясь понять, что здесь не сходится и как они так легко попались.

– Тогда почему ты сказал, что давно его не видел? – спросил хафлинг с противоположного конца стола, сообщивший, что Дондон мертв. Коротышка приободрился, решив, что уличил Энтрери… как оно на самом деле и было.

– Потому что я знаю, что хафлинги никогда не скажут, где находится их соплеменник, тому, кто хафлингом не является, – неожиданно добродушно ответил Энтрери, хотя раньше такой тон давался ему нелегко. – Уверяю вас, у меня с Дондоном никаких счетов. Мы старые друзья, но говорили в последний раз слишком давно. Теперь скажите мне, где он, и забирайте вознаграждение.

Хафлинги вновь переглянулись, и один, облизываясь и жадно глядя на кучку монет, показал на дверь в задней стене большого зала.

Энтрери убрал кинжал в ножны, сделал неопределенный прощальный жест, отошел от стола и, уверенно прошествовав через всю гостиную, толкнул дверь, даже не постучав.

За ней он увидел полулежащего на кровати хафлинга, такого жирного, какого ему в жизни не доводилось видеть. В ширину он был больше, чем в высоту. Они посмотрели друг другу в глаза, причем

Энтрери вглядывался так пристально, что почти не заметил окружавших толстяка полураздетых женщин-коротышек. К своему ужасу, убийца понял, что это и есть Дондон Тиггервиллис. Он узнал когда-то самого неуловимого и ловкого из жуликов Калимпорта, несмотря на то что прошло столько лет и на боках хафлинга наросло столько жира.

– Вообще-то полагается стучать, – таким сиплым голосом, будто звук с трудом выходил из стиснутой жировыми складками гортани, проговорил хафлинг. – Может, мы с девушками заняты здесь кое-чем личным.

Энтрери предпочел не вдумываться, как это хафлингу удалось бы.

– Ну, так что тебе нужно? – спросил Дондон, отправляя в рот огромный кусок пирога.

Энтрери прикрыл дверь и подошел к хафлингу поближе.

– Пришел поговорить со старым знакомым, – ответил он.

Дондон перестал жевать, взгляд его застыл. Видимо пораженный внезапной догадкой, он сильно закашлялся, поперхнулся и вывалил изо рта на тарелку полупережеванный кусок. Девушки, пряча гримасы отвращения, тут же ее унесли.

– Я не… то есть мы с Реджисом не были друзьями. То есть… – заикаясь, начал он оправдываться. Собственно, так вели себя все, перед кем неожиданно вставал призрак Артемиса Энтрери.

– Не волнуйся, Дондон, – властно оборвал его убийца. – Я пришел поговорить, и ничего более. Мне нет дела ни до Реджиса, ни до того, приложил ли ты руку к смещению паши Пуука много лет назад. Город нужен живым, а не мертвым, ведь так?

– Да, конечно, – согласился хафлинг, заметно дрожа. Он чуть перекатился вперед, пытаясь сесть, и лишь тогда Энтрери заметил цепь, прикованную к толстому кольцу вокруг его левой лодыжки. В конце концов толстяк оставил попытки и снова откинулся назад. – Старая рана, – пояснил он.

Энтрери пропустил мимо ушей нелепое оправдание. Он подошел еще ближе, нагнулся над хафлингом и отодвинул складки его одежды, чтобы получше разглядеть кандалы.

– Я только недавно вернулся, – сказал он. – И надеялся, что Дондон посвятит меня в подробности всего, что происходит в городе.