Наследница поневоле (СИ) - Литовская Даша. Страница 24

Деля рассеянно смотрит куда-то в сторону, словно полностью погружаясь в события тех дней. А я слушаю ее затаив дыхание.

— Знаешь ли, Ярослав и Андрей очень разные несмотря на то, что братья. Андрей очень… самоуверенный. Он знает, что красив и обаятелен и всегда этим пользуется. У него было столько девушек, что даже я уже счет потеряла… — девочка безнадежно махнула рукой. — И что он тогда так вцепился в эту Нику? В общем, всех подробностей я конечно же не знаю. Знаю, только, что однажды Ника не устояла. Ярослав застукал их прямо в кровати. Ох и скандал тогда был… — она покачала головой, а по моей коже пробежали мурашки, собираясь где-то на затылке. — Яр был раздавлен. Не видеть, не слышать никого не хотел, хоть Ника и пыталась с ним неоднократно поговорить. Но он закрылся. Даже от меня. Я тогда была еще совсем маленькой, но что-то уже понимала. Он игнорировал и свою девушку, и Андрея. А когда все же немного пришел в себя, его ждал новый удар. Ника без зазрения совести начала встречаться с Андреем. Они даже не скрывались. Девушка во всеуслышание заявляла, что ее отношения с Яром были ошибкой. От части я ее понимаю, но, если честно, считаю, что она начала это делать назло Ярославу. Знаешь, когда тебя несколько месяцев подряд игнорируют, пойдешь на любую подлость, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание.

Я судорожно втягиваю носом воздух. Так вот значит, как все это было на самом деле? И Света тогда выставила всю информацию лишь в выгодном для нее свете? Хотя… знала ли она вообще о прошлом братьев?

А я-то как хороша… Не удосуживалась и выслушать Ярослава. Может быть, тогда…

— Где же сейчас эта Ника? — подаю голос нарушая тишину гостиной. — Дай угадаю, Андрей ее бросил, наигравшись? — усмехаюсь, а Деля тупит глаза.

— Лучше бы это было так… — тихо произнесла девочка, и моё сердце пропустило удар. — Спустя еще пару недель Ника погибла. Автомобильная авария.

Я распахиваю ресницы, шокировано смотря на собеседницу.

— Думаю, с тех пор Яр просто ненавидит Андрея. И я его в этом понимаю…

Тяжелое, гнетущее молчание повисает между нами на несколько бесконечных минут.

Я пытаюсь переварить информацию, но даже и подумать страшно, что тогда пришлось пережить Ярославу.

— Яр после этого уехал из поместья. Жил в своем доме. Но потом вернулся… Но только из-за меня… Знаешь, Полина, я не знаю, что там между вами произошло, и что тебе наговорила Света… Только вот я уже очень давно не видела, чтобы Яр так смотрел на кого-то…

В глубине моей души почему-то разлилось жгучее, щиплющее тепло от этих слов. Я скривила губы, потому что захотелось расплакаться. Уверена, Света и правда была трофеем. Возможно, Ярослав увел ее только для того, чтобы свести старые счеты с братом. Безусловно, это плохой поступок… Но я могу его оправдать…

Все это не дает мне ответа на вопрос, очередной ли я приз в их затянувшейся игре, но по крайней мере позволяет мне понять Ярослава.

В тот вечер я дала себе обещание больше никогда не делать выводов, не увидев картину целиком.

Спала я беспокойно. Плохо. Постоянно ворочалась с боку на бок, а когда все же проваливалась в забытье, мне снились глаза. Темные, словно глубокий омут. Спокойные. Грустные.

Жаркие поцелуи, объятия. Желание, собирающееся внизу живота, словно тягучие медовые капли.

Горячие прикосновения, обжигающие кожу.

И громкий грохот разбитой статуэтки, заставляющий отпрянуть друг от друга. Как тогда, на кухне. Незнакомая девушка, в уголках глаз которой собирались горькие слезы. А затем она куда-то бежит, долго и быстро. Скрип автомобильных шин по асфальту. Куски металла, с шумом летящие во все стороны и пронзительный, режущий душу, крик.

Сон был настолько яркий и красочный. Затягивающий подсознание моментально. Заставляющий в себя верить. Чувствовать.

Проснулась я в холодном поту и с ощущением ужаса. С трудом вынырнув в свой блеклый мир, никак не могла забыть краски сна.

А с первыми лучами рассвета, решила, что должна все исправить.

Глава 18

Быстро умывшись и уложив волосы в небрежный пучок, спустилась на кухню. Где-то в глубине души до сих пор тлел горький осадок от странного сна. А еще разум терзла навязчивая мысль поговорить с Ярославом, и… Да хотя бы просто извиниться.

Но не успела я сделать и первый глоток ароматного кофе, как в холле послышалась возня.

Замерла на секунду. Пять утра все-таки. До сих пор ни за кем из обитателей поместья не было замечено тяги к столь ранним подъемам. Но шорох повторился, давая понять, что кто-то уже точно не спит. А затем я услышала жалобные стоны Блинчика.

Собака сидела возле двери, взирая на меня грустными глазами. Во взгляде столько печали, будто он познал всю тленность бытия, а сейчас и вовсе потерял смысл жизни.

— Ты хочешь гулять? — неуверенно протянула я. Кто-то же должен этим заниматься?

Но услышав знакомое слово, псина тут же подскочила с места и принялась вертеть хвостом.

Недолго думая, я натянула свитер, подхватила чашку кофе, и задумчиво посмотрев на пушистые домашние тапочки, которые я купила на днях, разулась. Тапочки жалко. В саду наверняка сейчас много росы, а гулять босиком даже полезно. От земли исходит особенная энергетика.

Сощурилась от ярких лучей рассветного солнца, как только вышла во двор. Блинчик посмотрел на меня проникновенно, с чувством особой благодарности и бросился весело скакать по траве, подминая ее могучими лапами, катаясь и почесывая брюхо о землю.

— Весело тебе, шерстяной? — усмехаюсь и треплю довольное животное за ухом.

Ступни щекочет мокрая трава, воздух свежий, безветренный, а кожу припекает теплом. Довольное выражение само собой расплывается на лице. Оглядываю большой сад, наслаждаясь утренней тихой природой.

И вдруг цепляюсь взглядом за старые, уже давно покрытые ржавчиной детские качели. Совсем маленькие, которые годятся только для крошек, покосившиеся. Но сердце уже с дикостью начинает биться о ребра. В памяти всплывает картинка из прошлого.

Я вижу свои руки, маленькие пальчики отчаянно цепляющиеся за дуги качели. Взлетаю так высоко, что захватывает дух! Смеюсь! Мой звонкий детский голосок заполняет тишину сада, разливаясь между каждым деревцем, между каждой травинкой.

— Боишься? — задорно спрашивает женщина и вновь подталкивает меня.

А я кричу ей в ответ отважное «Нет». Рядом с ней страх и правда отступает. Почему-то я знаю, что надежные руки всегда подхватят. Поддержат. Не дадут упасть. Рядом с ней безопасно и просто. Легко. Спокойно. Я поворачиваю голову, взгляд касается темных локонов, блестящих на солнце…

Лицо… Я так и не увидела ее лицо…

Я стою посреди сада, как вкопанная. Не могу оторвать изумленного взгляда от развалин качелей.

Так уж случилось, что за двадцать пять лет, я ни разу не вспоминала то, что произошло до. До приюта. До бабушки и дедули. До того как меня привезли в их уютную квартиру. Не помнила маму и папу. А сейчас отчего-то уверена, за спиной, там на качелях, стояла она. Девушка с картины. Моя мать.

Воспоминание. Такое короткое, мимолетное. Скользнуло в сознании и тут же безжалостно скрылось в закоулках памяти. Грусть затопила душу. Я никогда и ничего не хотела вспоминать. Не хотела узнавать. Не хотела понимать, почему, меня, пятилетнюю крошку, оставили в приюте. Отреклись. Отказались. Чем я так не угодила? Чем была хуже других детей, в которых родители души не чаяли, холили и лелеяли словно сокровища? И даже сейчас, узнав, что сделали это не мама и папа, я не хочу узнавать подробностей. Не хочу рыться в прошлом сумасбродного деда, вытаскивая наружу мотивы его поступков. Я его внучка. Родная кровь. Но он предпочел вспомнить об этом только после смерти. Боялся взглянуть в глаза? Стыдился? Мучался угрызениями совести?

Вопросы, которые я столько лет отчаянно прятала в голове, на самых дальних полках сознания, теперь безостановочно закружились, завертелись, терзая рассудок.