Зайчик для Волкова (СИ) - Таль Ная. Страница 62

Когда тётя должна была выйти на работу, оставаться с малышкой было некому. Они с дядей работали на заводе сменами, а сидеть дома с ребёнком не было возможности. Денег не хватало. И мы все вместе, в две семьи, пытались хоть как-то приспособиться к новой реальности. Между школой и тренировками я умудрялся забирать её из садика, благо, что воспитатели знали меня и наши семьи. Готовил ей дрянные подгоревшие каши с комочками, а она нахваливала, но отказывалась их есть второй раз.

Обожал её, когда она смеялась и с трудом выговаривала моё имя, называла героем и требовала играть с ней в принцессу и рыцаря. Побеждал для неё драконов и ловил восхищённые взгляды, когда она приходила на тренировку. Геля — моя самая яростная болельщица. Ей приходилось подолгу болтаться на трибунах, ожидая меня с тренировок. Она не жаловалась, ничего не требовала и не плакала, просто ждала. И верила, как никто другой, в то, что я смогу.

Ненавидел её за поломанные корабли, которые папа доставал с трудом за бешеные для нас деньги и дарил мне на Новый год или день рождения. И сами корабли тоже ненавидел, потому что на них можно было только смотреть, а не играть. И только сестрёнка умудрялась снимать их с полки и немыслимым образом разбивать. Мне приходилось склеивать их обратно, щепочка к щепочке, и отмахиваться от мелюзги, которая лезла с извинениями и помощью. Потом, когда я переставал обращать на неё внимание, Геля приклеивала своё платьице к стулу и вопила на весь дом, потому что и пальчики тоже склеились.

Ругал её, отмывая сияющую удовольствием мордашку, когда она забиралась в соседский сад и воровала малину, принося мне в кулачке пару давленных ягод, чтобы я её не сдал родителям. Исправно тащил велосипед, лопатки, какие-то веники, которые она собирала и гордо называла букетами.

Потом защищал от мальчишек, которые в юности девчонку дразнили за огромные серо-голубые глаза. Тащил домой уже повзрослевшую пьяную брошенную и униженную перед компанией бывшего парня, а потом со вкусом бил ублюдка в подворотне.

Через какое-то время утешал в больнице и уговаривал не делать самую страшную ошибку в своей жизни. И был прав, потому что та самая ошибка, теперь стала чудесным блондинистым пареньком шести лет, который сладко спит на моей кровати, пока мы пытаемся снять интервью и не разбудить малыша.

— Я же просил, когда приеду и поговорю с Юлей, — ворчу на сестру, понимая, что Геля снова меня не послушалась. — Нормально же могли познакомиться.

— Мне стыдно, — фальшиво тупит взор акула спортивной журналистики. — Хочешь, я ей позвоню и объяснюсь?

— Знаю я тебя. Ни грамма стыда, а совесть чиста, как первый снег, потому что ты ей не пользуешься. Сам разберусь, только хуже сделаешь. Давай свои каверзные вопросы и потом Юле позвоню. Она как раз отойдёт, ну или накрутит себя так, что мне мало не покажется.

Интервью с сестрой проходит не быстро, но гладко, она знает, как и что спрашивать. Сам виноват. Смотря на меня ей хотелось прикоснуться к тому, чем я занимаюсь и горю. Отсюда и журфак, и вечные переезды в поисках новых впечатлений и, конечно, не самая спокойная работа. В этой сфере девушки — редкость. Её желание доказать, что справится с любыми сложностями тащит в такие дали, что мужики бы взвыли, а она умудряется ещё и улыбаться при этом. Работает на телеканале и ведёт свой блог-миллионник. Тянет всё на себе, испытывает болезненный кайф, но бросать не собирается. Ванька опять же при ней постоянно.

— Не берёт? — Смотрит на меня своими огромными глазами. — Я бы была в бешенстве.

— Юля другая, — жмурюсь от сообщения.

Хочется услышать её сонный голос, а лучше бы зацеловать мягкую, не сопротивляющуюся, такую домашнюю и всю мою. «Дома поговорим». В этом она вся. Почему не сейчас? Утро бьёт усталостью по голове и под глазами появляются тёмные круги. Поспать бы.

Наши сегодня, правильнее сказать уже вчера, выиграли, но какой ценой. Один из Вороновых травмирован. Прихрамывает, бедолага. Говорил же, не лететь, но Тимофею нужна была победа. Любой ценой. Дома ждёт малышка с трофеем, и он просто не может не оправдать её ожиданий. Приятно смотреть, как они заботятся о Милане. Взамен она дарит им нелепые цветочные бусы, а парни даже и не думают стесняться, носят их, как самую дорогую из всех золотых медалей.

— Это кольцо стоит того, — заявляет сестрёнка, — чёрный бриллиант и платина. Удавила бы любого конкурента за эту прелесть, — мечтательно закатывает глаза.

Я и сам, как Вороновы. И грамма терпения уже не осталось. Не хотел торопиться и пугать Юлю предложением, но всё складывается именно так. Её бывший муж, мать и это кольцо, которое Геля нашла в проектах у одного милого пожилого ювелира, добили меня окончательно. Случайности не случайны. И я решился. Сейчас жалею, что уехал слишком поспешно и не рассказал своей недоверчивой девушке о планах.

А вечером, после недолгого сна, показательной тренировки для репортажа и интервью с молодыми подающими надежды спортсменами, командных экскурсий по городку, вместо любимой девочки звонит бывшая. Новости пугают и бесят одновременно. Я должен был вернуться вместе с командой утром в воскресенье, но Геля и Ваня уговорили остаться ненадолго. Хотел проводить парней и остаться. Решил сам забрать готовое кольцо, ещё немного повидаться с сестрой и племянником и поменял билеты на вторник, чтобы улететь домой вместе с родственниками.

Теперь же пришлось снова менять билеты, уже на самый ближайший рейс. Хорошо, что я неосновной тренер и могу себе позволить такой финт ушами. Вороновы, услышав о том, что я возвращаюсь раньше, тоже решили лететь со мной под предлогом того, что лучше в воскресенье придут в гости к Милане, чем останутся тут. Тем более, Татьяна, их мама, сказала, что для малышки наконец-то доставили джерси. Если уж два оболтуса попискивают от восторга, то как бы девчонку от радости не разорвало. Хоть у кого-то счастье.

Ещё бы Марса забрать и точно счастье. Малышка настолько сильно к нему привязалась, что думаю, никакие шмотки не спасут, если с ним что-то случится. Я и сам держусь из последних сил. Понимаю, что парень должен справиться, но паника и отчаяние топят крохи разума и смывают последнюю надежду.

Документы и билеты валятся из рук, пальцы, словно деревянные и горло пересыхает. Кажется, воздух становится настолько густым, что его можно пить вместо киселя. Любые звуки сейчас только раздражают — не самое лучшее время находиться в толпе. Могу и ударить. Чтобы хоть немного контролировать себя сжимаю кулаки и пытаюсь зрительно охватить всё, что происходит вокруг. Мне нужно отвлечься.

Никогда бы не подумал, что Полина способна на такое. Даже ссылку пообещала прислать, чтобы я ничего не пропустил. Гадина! Ждать не стал, не до того было. Лучше хоть что-то делать, чем пялиться в экран в ожидании сообщения и ещё сильнее накручивать себя, переживая за друга. Перед полётом позвонил тому, кто никогда в помощи не откажет. Вдвоём мы точно сможем вытащить Марселя из притона, а не сможем сделать это мирно, так хоть разомнёмся и спустим пар. С Федей долго договариваться не пришлось и друг, бросив все дела и тренировки, пообещал меня встретить.

Ставлю телефон на «авиа» и убираю от себя подальше. Лучше не смотреть и даже не пытаться сейчас хоть что-то узнать, так я смогу контролировать своё состояние и не наделаю глупостей. Всё равно, пока я в самолёте, ничем и никому помочь не могу, так хоть просто попытаюсь отвлечься. Например, на своих подопечных, с которыми нам предстоит разбор игры и принятых ими решений на поле.

Мне отчаянно нужен источник стабильности и самое простое, что я сейчас могу делать — это говорить о хоккее. Парни весь полёт что-то спрашивают, уточняют и немного делятся впечатлениями. Хорошо, что они полетели со мной. Вороновы со своей задачей, можно сказать, справляются — отвлекают меня от дурацких мыслей. Это самое главное.

Время от посадки до выхода из аэропорта — смазанное пятно. Сдаю братьев их матери, несмотря на протесты и их огромное желание помочь, а мы с Дроздом прыгаем в машину и мчимся. Друг и сам понимает, что ситуация из ряда вон выходящая. Ночное спокойствие Питера резко контрастирует с мои настроением. Хочется сорваться и выбить из подельника бывшей жены всё дерьмо и как же тяжело сдерживаться.