На грани выживания (ЛП) - Стоун Кайла. Страница 40

Лиам просил Совет высадить Лютера в глуши в шестидесяти милях от города, чтобы затруднить его возвращение и посеять хаос, но Совет проголосовал против.

Запасы бензина сокращались до критического уровня; нужно поберечь то, что осталось, для нужд и чрезвычайных ситуаций.

Слова Квинн эхом отдавались в его голове. «Ты должен прикончить его». Лиам не был уверен, что она не права — или что их сегодняшний поступок не вернется и не аукнется им.

— Куда мне идти? — воскликнул Лютер. — Никто меня не примет!

Лиам достал свой нож и разрезал стяжку, связывающую запястья Лютера.

— Это не наша проблема.

— Вы приговариваете меня к смерти!

Лиам фыркнул.

— Если бы это было правдой, ты бы уже был мертв.

— По крайней мере, у тебя есть шанс. Я предлагаю тебе им воспользоваться. — Голос Ханны звучал твердо, глаза оставались непреклонными. — Если ты вернешься, я сама тебя убью.

Лиам не сомневался, что она подразумевала каждое слово. Ханна умела сострадать, но она не похожа на мягкую снежинку.

Лицо Лютера исказилось.

— Вы сказали, что отличаетесь от ополченцев.

— Мы отличаемся.

— Но ты такая же неверная? Лгунья и обманщица. Ты поклялась. Дала мне слово.

Ханна поморщилась, но ее подбородок остался поднятым.

— Я не святая. И никогда не говорила этого.

Лютер смотрел на Ханну так, словно поверил ей настолько, насколько мог, но он сейчас не в том положении, чтобы спорить. У него ничего нет, и он это знал.

Он должен молить их о милосердии, хотя не заслуживал ни унции доброты Ханны.

— Еще раз заговоришь с ней в таком тоне, и пойдешь отсюда со сломанной рукой, — заявил Лиам. Обещание, а не предупреждение.

Лютер сдулся.

— Просто позаботьтесь о моем отце. Ты обещала сделать это. Или твое слово совсем ничего не стоит?

— Оно не бесполезно, — отозвалась Ханна.

— Не наказывай его за мои поступки. Пожалуйста. — Его голос надломился на слове «пожалуйста», в глазах появился намек на отчаяние. — Может, я и несу ответственность, но он — нет.

— Я обещаю, что позабочусь о твоем отце, — сказала Ханна с доброжелательностью и мягкостью, которые удивили Лиама, хотя и не должны были.

Он поражался ее великодушию. Проявление доброты перед лицом ненависти свидетельствовало о силе и мужестве, а не о слабости. Ненависть — это самый легкий путь, но не без серьезных издержек, что Ханна понимала лучше других. Лиам тоже.

Ее сострадание вызывало еще большее восхищение, учитывая ад, который она пережила. Большинство людей сломались бы душой, телом и духом. Те немногие военнопленные, которых он знал, подвергшиеся пыткам в руках ИГИЛ или Аль-Каиды, представляли собой оболочку себя прежних.

Лютер поджег дом Ноа, в котором все еще находился Майло. Кто бы осудил Ханну, если бы она повесила его на ступеньках здания суда и оставила тело гнить?

Лиам и сам подумывал поступить именно так.

Лютер принялся говорить, но Лиаму надоело. Он и так проявил слишком много терпения — ради Ханны, а не ради этой пустой траты кислорода.

— Уходи, пока у тебя еще есть шанс.

Твердость в голосе Лиама остановила Лютера. Не говоря больше ни слова, он повернулся и пошел на юг, сгорбив плечи, словно его синий камуфляжный рюкзак нес на себе тяжесть всего мира, а не припасов, которыми снабдил его Фолл-Крик: двухдневный запас еды и воды, смена одежды, брезент, карта и маленький перочинный ножик, спрятанный на дне.

Совет проявил гораздо больше доброжелательности, чем Лиам.

Лиам и Ханна смотрели, как он начинает долгий путь туда, где окажется, и его темная форма исчезает на мрачном горизонте. Их дыхание струилось в воздухе раннего утра. Туман, словно ленты, стелился по бесплодным деревьям, окутывая все серой дымкой.

Призрак, который оставался рядом с Ханной во время разговора, рысью направился к краю шоссе, принюхиваясь к тающему снегу, в поисках чего-нибудь интересного на завтрак.

Лиам держал правую руку на прикладе своего «Глока», пока Лютер не скрылся из виду. Не раз он испытывал искушение достать свой длинноствольный пистолет и положить конец этому нелепому эксперименту еще до его начала.

Вместо этого он достал из рюкзака бинокль и изучил местность.

Он чувствовал Ханну рядом с собой, как чувствовал ее всегда, даже когда она находилась в соседней комнате, даже когда уходила за много миль.

Ее плечи напряглись, позвоночник застыл. Лиам видел борьбу на ее лице.

Его голос смягчился.

— Мы не могли позволить ему остаться.

— Знаю. — Она вздохнула. — Но мы дали ему слово.

— Ситуации меняются. Мы сделали то, что должны были сделать, чтобы победить.

— Я понимаю умом, но чувствую, что этого недостаточно.

— А если бы мы позволили ему остаться в Фолл Крике? Дали бы ему дом и сделали постоянным членом общества? Что бы произошло?

Несмотря на то, что Ханна понимала всю важность ситуации, Лиам все равно задал этот вопрос. И она все равно ответила. Произнесенные вслух слова как-то придавали им обоим уверенности.

— Мы никогда не смогли бы ему доверять. Его команда убила невинных людей; нажал ли он сам на курок — не имеет значения. Семьи погибших хотят справедливости и мести. Пока он остается в городе, насилие и смерть будут следовать за ним. Мы пытаемся объединить Фолл-Крик, а его присутствие только разделит нас.

— Ты сделала все, что могла, в трудных обстоятельствах. Лютеру лучше поверить в свои счастливые звезды, потому что его голова все еще прикреплена к телу. Насколько я понимаю, он легко отделался.

Ханна повернулась к нему лицом, сомнение затаилось в ее глазах.

— Порой я не знаю. Верно ли мы поступаем. Не жертвуем ли мы слишком многим, чтобы поступить правильно. Или же подвергаем всех риску, совершая серьезную ошибку во имя чести.

— Оставив его в живых.

Она кивнула.

— И другие вещи.

Он почесал подбородок и тяжело вздохнул.

— Вот в чем загвоздка. Это балансирование. Как пройти по краю ямы, не упав в нее, и не став монстрами, с которыми мы сражаемся. Надеюсь, на этот раз у нас все получилось.

— Правда?

Он перевел вопрос в ее адрес.

— А ты как думаешь?

— Возможно. — Ханна прищурилась, прикусила нижнюю губу. — Кажется, да. Его отец здесь. Он не может взять отца с собой, потому что тот болен и ему нужен кислород. Поэтому единственный способ, чтобы его отец остался жив, это если мы позволим ему остаться и позаботимся о нем. Если Лютер вернется по какой-либо причине, он поставит под угрозу благополучие единственного человека, о котором заботится больше, чем о себе.

Три месяца назад Лиам всадил бы пулю в череп Лютера, не задавая вопросов и не получая разрешения. Три месяца спустя он изменился: в душе он по-прежнему оставался солдатом, но теперь понимал желание Ханны добиться большего, чем насилие и возмездие.

Он тоже хотел этого. Жить ради чего-то большего. Быть чем-то большим.

— Я доверяю твоим суждениям, Ханна. — Лиам понял, что действительно доверяет. Ханна умела читать людей. Возможно, даже лучше, чем он, поскольку Лиам предполагал худшее в каждом, видел злой умысел там, где она видела разочарование, боль, ошибки. Отношения и люди, способные к искуплению.

— И я доверяю тебе. Мы должны делать трудные вещи, даже те, которые заставляют нас немного ненавидеть себя. — Она лукаво улыбнулась. — Но только немного.

Ханна задрожала. Лиам сопротивлялся желанию обнять ее за плечи и притянуть к себе. Сейчас неподходящее время. Он не представлял, когда оно наступит.

Мысли Лиама вернулись к той ночи, когда он вернулся, и Ханна держала его за руку. Тогда в ее лице читалось беспокойство, паника и что-то еще — то, что Лиам так хотел увидеть, но не верил, что это реально. В конце концов, от боли он перестал соображать, и даже бредил.

Прежде чем он успел сказать то, что у него накопилось в сердце, она выбежала из комнаты. Они так и не поговорили об этом. Может быть, ему все привиделось.

Они направились обратно к велосипедам, прислоненным к ограждению. Лиам сдержал дрожь. Его поясница постоянно горела, но к старым болям добавились новые.