Тринадцатая Мара - Мелан Вероника. Страница 5

Глава 3

Ворожить я пришла в парк.

Так правильнее, когда вокруг тебя растительность: непокрытая асфальтом почва, деревья – все умножает силу.

И какое-то время сидела на лавке, слушала шелест крон. Удачный выдался день по погоде, солнечный, ясный. По-своему теплый, с осыпающейся с ветвей листвой, мирный, ласковый. В такой хорошо катить перед собой коляску с малышом и слушать детский смех на площадке. Мечтать о прекрасном, верить, что осенью тебя посетят потрясающие идеи, воплотив которые зимой, ты встретишь долгожданный жизненный успех с первой весенней капелью. В такие дни хочется творить исключительно хорошее, доброе, светлое, чтобы кому-то во благо. Не ждать благодарности, но жить благодарным, дышать солнечным светом, быть им.

И все же, к делу.

На изнанке парк выглядел идентичным, разве что чуть более размытым, прохладным. Сразу после «нырка» у меня по привычке обострились зрение и слух. Долетел чей-то голос с противоположной стороны площади – там сидел какой-то забулдыга. Он трясся, что-то бормотал о том, что у него вечный стресс, что ему нужен психотерапевт, группы, поддержка. Что он устал, что ему нужно выпить. Глотал водку бомж прямо из бутылки. Когда проглотил всю, достал откуда-то шприц, закатал рукав мятого пиджака, принялся колоть в вену наркоту.

Я вынырнула лишь для того, чтобы убедиться в том, что на той же самой лавочке в яви сидит и прямо сейчас разговаривает по телефону деловитый бизнесмен. Вполне себе спокойный, без коучей и наркоты. Вот же разница.

Прошагала мимо меня молодая красотка с собачкой на поводке. Цокот шпилек, яркая помада, дорогие духи, тело, очевидно не вылезающее из спортзалов и спа. На обороте дама оказалась крайне неряшливой, имеющей вес под сто пятьдесят. Неухоженная, грязноволосая, без косметики, в рваной кофте. «Жирнота» шла неуверенно, волочила ночи в тапках, зыркала на всех с униженной ненавистью и причитала: «Оставьте меня… Оставьте меня в покое…»

Вот тебе и наглядное воплощение собственной ненависти.

От прохожих пришлось абстрагироваться.

Итак, мы ищем слабость…

Силу на изнанке отыскать куда проще, ей оборотная сторона кишит. Ведь люди склонны к тревожным мыслям, люди склонны видеть в себе изъяны, а не достоинства, и потому явь полна слабаками с масками на лицах. На обороте же много веселых, крепких, успешных людей – тех, кто не воплотил все это в реальность.

Слабость… Немощность… Безразличие… Апатия… Безнадега…

Я ткала серебристую змейку, которой следовало вычислить максимальную концентрацию перечисленных мной чувств.

«Ищи того, кто сдался, кто плывет по течение, кто не сопротивляется».

Змейка клубилась туманом и смотрела на меня яркими фиолетовыми глазами. Взглядом пустым, но очень цепким.

«Ищи того, кому все равно. Кто не желает бороться».

Она слушала, как ищейка.

«Пошла».

Мелкий серебристый уж как лента сорвался с поводка и начал пробираться по слоям изнанки. Нюхать энергетические слои, прислушиваться, наблюдать. Мое внимание без отрыва, и сложно было сдерживать тошноту, пока уж быстро менял локации и глубину пластов – чертовы качели. Все равно, что сидеть на палубе, которая качается в пятибалльный шторм. Удержаться можно, но приятного мало.

Лента серебристой кожи ныряла куда-то в туман, я мысленно ныряла за ней. Ускорялась, замедлялась, резко сворачивала и ощущала себя так, будто нахожусь во многих районах города одновременно. Наверное, я бы свернула эту деятельность, оказавшуюся физически противной, через несколько минут, чтобы выдумать другое заклятье, когда змея вдруг рванула вперед с такой скоростью, что я едва успела мысленно зацепиться за её хвост.

Она остановилась перед размытым домом, состоящим из лиан. На обороте стены всех домов выглядят странно: некоторые сотканы из веток, иные – из досок, третьи – из материала, похожего на бумагу. Я успела прочитать плавающую надпись на углу строения: «Голейн 14», – а после уж метнулся в подъезд, стремительно, как веревка, привязанная к истребителю, взлетел по лестнице на четвертый этаж, застыл перед дверью с номером восемь.

Она нашла! Мой змейка, моя дымка нашла самого слабого человека на обороте. Вот только в квартиру нельзя: мало ли. И мой шепот превратил змею в марево поверх двери. Когда обладатель минует проход, его окутает фиолетовое свечение – так я узнаю жильца. Сумев наспех гарантировать себе «не потерю» обладателя максимальной слабости, я (на собственный страх и риск) рванула на улицу Голейн прямо через изнанку.

Хорошо, что мне повезло. Что я вынырнула возле того самого дома номер четырнадцать, стены которого в яви оказались бетонными, выкрашенными в бежевый цвет. Спокойный небедный квартал, далекий от моего, широкие дороги перед подъездом, выделенная парковка. Успевшие покраснеть рябины за низкой оградой, практически увядшие от недавних холодов поздние цветы на газоне.

Я стояла за стволом толстого дерева, наблюдая за подъездом и силясь сориентироваться.

Подниматься в восьмую квартиру нельзя. Если там живет самый сильный человек этих мест, то сталкиваться с ним лицом к лицу, не имея плана, глупо. Сначала бы присмотреться, принюхаться, прикинуть вариант возможных действий. Вот только как выманить объект из квартиры на улицу, что применить?

Пока я прокручивала в голове «выманки», железная дверь, пикнув домофоном, распахнулась, и на крыльцо шагнул молодой парень в веселой красной куртке. Кудрявый, одухотворенный лицом, полный жизненных сил. И я вопреки всякой логике обрадовалась – это наверняка он! Здоровый, энергичный, не потерявший энтузиазма, полный планов и надежд. С таким будет легко, он молод, он еще наивен, он…

На парне отсутствовала фиолетовая дымка.

Не он.

Значит, не проходил обладатель красной куртки через нужную дверь, значит, вышел не из той квартиры. Я чертыхнулась, я на балл померкла настроением.

Принялась опять размышлять над ворожбой, но через минуту дверь подъезда распахнулась опять.

И хорошо, что меня держал древесный ствол, потому что нечто странное случилось со всем моим существом, накатила слабость. Она накатила не на меня – на все пространство; поверх того, кто шагнул на крыльцо, мерцала фиолетовая пыль.

«Значит, вот ты какой, жилец квартиры номер восемь…»

Мужчина около сорока. Складный, довольно высокий, физически развитый. С темной щетиной на волевом подбородке, жесткие черты лица, хорошие такие плечи…

Мне стало холодно. Он был силен, он был чертовски силен, и интуиция моя до того натужно взвизгнула тормозами, что меня в прямом смысле оглушило. «Не приближайся! Не приближайся!» – мигал сигнал. Никогда, ни за что.

Я не могла понять логику. Да, хорошо, он силен, но откуда страх? С чего мне его бояться?

Человек в белой рубашке тем временем, не замечая слежки, перешел дорогу, подошел к черной машине, распахнул дверцу.

Он собирался уехать. Мне пришлось скинуть с себя непонятное оцепенение: он сейчас уйдет. Нужно было срочно что-то решать, и я скрутила в пальцах знак магнита. Бросила по воздуху, распределила его поверх автомобиля, убедилась, что машина покрылась мерцающей пыльцой. Магнит сработает мыслью-приманкой, как только водитель откроет дверцу снова. Чужая мысль о том, что нужно посетить некое место, прочно войдет ему в голову, заставит поехать туда, куда он ехать не планировал. Вторую сторону магнита я прицеплю к двери кафе. Незнакомец не будет знать, что влечет его в заведение Кьяры, толкнет дверь, осмотрится. Закажет кофе. А я, тем временем, сумею рассмотреть и оценить его.

* * *

На слабаков магнит действует очень быстро, мгновенно.

Появляется зуд выйти на улицу, отправиться в путь, направление выбирает не логика, но интуиция. У слабаков магнит временно замещает осознанность, становится единственным навязчивым желанием куда-либо попасть. Скорее, как можно скорее.

Два часа дня. Мы с Элиной, кажется, успели сварить двести чашек кофе: с утра случился наплыв офисных работников и студентов.