Гидра-2. Криминальные истории 60-х - Васильев Анатолий Григорьевич. Страница 32

Следствие по делу Волынского — Серого было закончено. Он ознакомился с материалами дела, подписал протокол и сейчас сидел, уныло глядя на тюремный двор. Сазонов укладывал бумаги в портфель. Ждали конвоира, который должен отвести Волынского в камеру.

— Меня расстреляют? — спросил он.

— Это решит суд, — ответил Сазонов.

Вошел конвоир. Волынский встал, заложил руки за спину.

— Прощай, следователь, — сказал он и вышел из кабинета.

Сазонов молчал. Когда шаги Волынского и конвоира стихли, он открыл дверь — в коридоре было пусто. Проходя мимо дежурного, попросил его закрыть кабинет номер девять.

НЕРАСКРЫТОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Майор милиции, заместитель начальника отдела уголовного розыска Морозов Иван Андреевич и следователь милиции, молодой лейтенант Воронов Андрей обсуждали дело об изнасиловании и убийстве, расследование которого им поручили. Когда нет никаких данных о том, кто мог совершить то или иное преступление, а нужно вести расследование, оно начинается с тщательного анализа всех установленных обстоятельств с целью определиться, что делать.

— Известно, что она была изнасилована и убита. Кто это сделал? Вспомним еще раз все. Изложим все, что нам известно. Еще раз.

— Итак, Андрей, давай вспомним все дело. Что мы знаем? Мы знаем, что Степанова, 22-летняя продавец универмага, в ночь с 22-го на 23 апреля была изнасилована и убита в подвале своего дома. Мы знаем, что домой она вернулась около половины 12 ночи вместе со своим знакомым, неким Игнатьевым. Из его показаний видно, что в подъезд он не входил и никого там не видел. Правильно я говорю?

— Правильно. Иван Андреевич.

— Степанова по характеристике сослуживцев — скромная, застенчивая, тихая девушка. Встречалась только с Игнатьевым. Других ее знакомых не знают. Что еще, Андрей?

— Еще? Родителей ее в этот день дома не было. Квартира была пустой. Следов взлома и проникновения в квартиру нет. В квартире ничего не пропало. У убитой была сумочка. Это подтверждает Игнатьев. Следственная группа сумочки не обнаружила.

— Это все?

— Да.

— Игнатьева проверяли?

— Да. Никаких улик. Домой пришел в начале первого часа ночи. Это подтверждает некто Севостьянкин, пенсионер. Он гулял с собакой и встретил Игнатьева, когда тот возвращался домой. Шел он не спеша, спокойно, поздоровался с Севостьянкиным, поговорил с ним, сказал, что скоро, наверное, женится, так как встретил хорошую девушку. Сказал, что был с нею в кино. Мать также подтверждает это, говорит, что домой он пришел в начале первого часа ночи. Осматривали его одежду — ничего подозрительного не нашли. Он отпадает.

— Может быть, может быть. Вы не проверяли его по психоневрологическому диспансеру? Состоит ли он на учете?

— Не проверяли.

— Нужно проверить. Судим?

— Нет.

— Что ты вообще можешь сказать по данному делу, Андрей? Что ты думаешь о нем? Нам с тобой работать вместе по нему, поэтому мы должны постоянно обмениваться мыслями, чтобы знать направление деятельности друг друга. Понятно?

— Да, Иван Андреевич.

— Так я слушаю.

— Вы знаете, что ее нашли в подвале дома. Подвал не жилой. В нем расположены красный уголок и мастерские. Ее нашли в подсобной комнате, где находились поломанная мебель, штанга, доски. Чтобы попасть в эту комнату, нужно спуститься вниз по лестнице из подъезда и пройти по коридору. Шума или криков в ту ночь в доме никто не слышал. Следовательно, она или добровольно туда шла или она как-то была лишена возможности кричать и сопротивляться. Если первое, то с нею был кто-то знакомый. С нею был Игнатьев.

— Свяжитесь-ка с диспансером, Андрей. — Иван Андреевич встал из-за стола и пошел по комнате, а мысли сами собой бежали: «А если не могла, то почему? Насильников было несколько? Схватили, скрутили, заткнули рот, унесли? Но он был один. Одному это сделать невозможно. Но тем не менее шума, криков не было. Ударил, сначала ударил, оглушил, а затем унес в подвал и изнасиловал?

Логично. Можно сойти с ума от этой логики. Логика жизни и смерти, логика тюрьмы или свободы, логика преступника или честного человека».

— Что ответили из психдиспансера?

— Предварительно сообщили, что в детстве страдал припадками и заиканием. Пять лет уже не обращался. Подробную справку вышлют.

И опять мысль Ивана Андреевича заработала сама собой: «У нее на теле никаких следов борьбы: или внезапное нападение, удар по голове, потеря сознания и затем изнасилование или наоборот. Если наоборот, то преступник — Игнатьев. Но тогда почему в подвале, а не в квартире? Но ведь надо быть дураком, чтобы идти в квартиру, так как известно, что незнакомого мужчину в 12 часов ночи в квартиру, в которой никого нет, девушка никогда не впустит. Севостьян-кин встретил его после этого, и у него было хорошее настроение, спокойно разговаривал. Кроме того, ведь она его невеста, рано или поздно станет его женой. Зачем ему ее насиловать? С другой стороны, поцелуи, объятия могли его очень сильно возбудить, а люди, страдающие душевным заболеванием, — люди с двойной психикой, и от них всего можно ожидать. Думай, думай». Иван Андреевич взял акт экспертизы — тоже ничего определенного: телесные повреждения на голове и изнасилование прижизненные.

— А как он дрожит, — сказал вдруг Андрей.

— Кто дрожит? — не понял Иван Андреевич.

— Игнатьев.

— Это не доказательство. Дрожит и иной свидетель, совершенно посторонний человек. Нужны доказательства, а их, к сожалению, нет, и поэтому оставим о нем пока разговор. Однако мы с тобой засиделись. Жена взяла в кино билеты, и мне нужно сейчас идти. Давай закончим на этом на сегодня. Но ты подумай, взвесь, оцени. Завтра продолжим. Хорошо?

— Хорошо, — ответил Андрей, пожимая ему руку. — Как говорит один мой коллега: рабочий день окончен, а работа — нет. Думать просто необходимо, так как ценные мысли приходят не всегда тогда, когда нужно. Поэтому нужно думать практически круглые сутки…

— Такая наша работа. Ну, будь здоров. — И Иван Андреевич вышел.

Жена уже ждала его на тротуаре. Идя вместе с нею к кинотеатру, Иван Андреевич продолжал думать об убийстве Гали Степановой. Жена ему говорила, что их сын, его сын Женька, двадцатилетний парень, студент второго курса юрфака, решил жениться. Привел девушку, очень милую, и сказал: «Мама, мы решили пожениться».

«Так, так. Очень хорошо, — думал Иван Андреевич, и слова жены проходили как бы мимо его сознания. — Что? Жениться? Женька? Этот ребенок?».

— Ты что, Таня, серьезно? Он что, действительно этого хочет? Или ты шутишь?

— Не надо волноваться, Ваня, — сказала жена. — Не надо. Ему уже двадцать, ей девятнадцать. Они взрослые оба.

— Нет, послушай, ты что это, серьезно? Что ты им сказала? Ты всегда с ним заодно. Ведь он сам еще ребенок. Что происходит в этом мире?

— Спокойно, Ваня. Я сказала им, что не знаю, что им сказать, так как все это очень неожиданно. Сказала, что это очень серьезный шаг, что нужно обдумать. Они сказали, что обдумали, что детей они не будут иметь, пока не окончат институт. Жить будут у нас, в его комнате так как она из другого города. Она очень миленькая, Ваня. Мне она очень понравилась. Еще я сказала, что нужно спросить у отца, то есть у тебя, что ты скажешь.

У Ивана Андреевича шевельнулось очень теплое чувство к жене.

— Хорошо, Таня. Надо подумать. Понимаешь, убили девчонку, молодую. Невесту. Изнасиловали и убили.

— Мы же о сыне говорам, Ваня. А ты опять с этими убийствами.

— Но ведь человека убили, мать.

— Ваня, сколько их уже было, этих убийств, за время твоей работы. Много. И ты только о них и думаешь. А сын вырос, женится, семью свою заводит, уйдет от нас. Ты и не заметил.

Иван Андреевич от неожиданности даже остановился.

— А ведь правда, мать, правда. Неужели Женька уже женится? Не может быть! Мы уже старики с тобой, а?

Они чуть не опоздали к началу сеанса и сразу прошли в зрительный зал. Во время кино в сознании Ивана Андреевича то всплывал образ сына в роли жениха: в черном костюме рядом с девушкой в белом, то виделось распростертое на цементном полу подвала тело девушки с разбросанными в стороны руками и ногами, то, словно очнувшись, смотрел на экран, где Марио Ланца сотрясал голосом люстру.