Старшеклассник без клана. Апелляция кибер-аутсайдера 5 (СИ) - Афанасьев Семен. Страница 2

— Последнее зачем? — в их беседу аккуратно вклинилась Дальхис.

Ха, а вот на её сиськи Рыжий плотоядно щурится уже совсем с другим выражением лица. Хех, какая только чушь в голову ни лезет.

— А исполнители очень часто имеют более приземлённое видение, — рассудительно не по ситуации пояснил одноклассник. — У меня же может быть своё понимание происходящего?

— Запросто. — Эскобар-старшая не обращала внимания на растущий в крови несовершеннолетнего собеседника тестостерон.

Кажется, я теперь лучше понимаю, почему Мартинес в этом бедламе выросла такой, какой она выросла, сказала себе Миру мысленно.

— Вот моё понимание говорит, что вы контролируете в лучшем случае половину всего информационного массива. Недостающую часть, в теории, следует брать у низовых исполнителей.

Седьков выдал это на одном дыхании и не задумываясь настолько естественно, что впечатлились абсолютно все.

Даже отец на мгновение оторвался от фотографии голой европейки.

— Кто учил теории? — Дальхис с интересом наклонила голову к плечу. — Я-то согласна, но ты... удивляешь.

— Математика, — равнодушно пожал плечами одноклассник. — Вы этого раздела всё равно не знаете. Извините.

— ... Как погибла моя мать? Что вы запланировали? Можно рапорта персонала получить независимо от ваших же собственных выводов?

Дихотомия, или не знаю как ещё это состояние назвать.

С одной стороны, бурной душевной тяги в адрес Натальи Седьковой лично у меня нет и не было: чужой человек, сам я её практически не знал. А эмоциональное наследство предшественника на мою психику не действует.

С другой стороны, резко нахлынула какая-то необъяснимая тоска: на ровном месте почувствовал себя маленьким, одиноким, беззащитным — а далее ещё целый пакет херни по списку. Бр-р-р, и откуда оно только взялось, я-то не тинейджер, несмотря на тело.

Пару минут поболтали на повышенных тонах. Специально в бутылку лезть не хотел, оно как-то само так получилось.

— А ты меняешься. — Миру, кажется, после объявления мне "приятной новости" собиралась долго меня успокаивать, причём тактильно тоже.

Поскольку я в истерике биться не стал, она после моего непроизвольного демарша дисциплинированно отошла на шаг назад и сейчас разглядывает меня, словно экспонат музея или выставки.

— В каком плане меняюсь? — уточняю на всякий случай, продолжая оставаться в объятиях Тики.

Принимая во внимание полную и логичную обоснованность моей нынешней тревоги, именно опекунша в данный момент страдает как бы не больше всех остальных присутствующих, взятых вместе.

Эх-х. Но ведь не скажешь же "да чёрт с ней, с Натальей Седьковой, только не нервничайте".

В дверь импровизированного бункера вдруг раздаётся такой грохот снаружи, что я поначалу даже предположить не могу, чем можно так тарабанить: кулаком или ногой сквозь сейфовую сталь и тени звука не донесётся, а молотить тараном с такой частотой физически нереально.

Не отбойный же молоток сюда приволокли, чтобы в калитку постучать?

— Дочь явилась. — Непонятно с каких кочерыжек заключает Дальхис и решительно отворяет, не обращая ни на что внимания.

Снаружи и в самом деле обнаруживается Мартинес, правда, напару с Эрнандес.

— Я присутствовала при всей беседе. — С порога сообщает Айя, обращаясь лишь ко мне и незаметно касаясь ногтем своего концентратора.

Пронзительный взгляд матери она "не замечает" и добросовестно игнорирует:

— Рыжий, я услышала все твои вопросы старшим. Могу в этой связи попросить тебя об одолжении? Сама, от собственного имени?

— Э-э-э, да. — У неё получается меня озадачить.

В следующий момент они с Эрнандес аккуратно оттирают опекуншу и подхватывают меня под руки:

— Погнали кое-куда, наедине пошепчемся. Сюда потом вернёшься, если захочешь.

— Куда собралась? — холодно интересуется Дальхис.

— Потом расскажу, не сейчас, — отмахивается от неё Айя, явно попирая некие внутренние семейные родительские претензии.

Видимо, у меня на лице тоже отражаются определённые мысли, потому что в следующую секунду две латиноамериканки используют уже известное мне расширение на силу и банально поднимают меня в воздух.

После чего тупо несут на выход.

— Уверены? — ну не драться же ещё и с ними, в самом деле.

Тем более что я ничего не могу в таком положении, кроме как болтать ногами на весу.

— Ты хоть раз в жизни пострадал из-за того, что послушался меня? — вроде как задаёт вопрос, но на самом деле отвечает Мартинес-младшая, продолжая транспортировать меня на выход.

По поводу прожигающего сталь взгляда своей матери она даже не чешется.

— Нет.

— Ты нам доверяешь полностью или с какими-то оговорками? — в лоб рубит со своей стороны Эрнандес.

— Первое. Но это не исключает мое...

— Ну вот и погнали, пошепчемся, — перебивая меня, итожит Айя. — А маманов потом потиранишь.

— Кого?!

— Мою маман и маман Миру. — Затем она бросает через плечо в дверях, не опуская меня на пол. — Миру, ты едешь с нами. Догоняй и не отставай.

Хамасаки-младшая возмущённо задирает брови на затылок, открывает рот и явно собирается что-то ну очень эмоционально ответить.

— Пожалуйста. — Добавляет мягко Эрнандес. — Это и моя очень сильная к тебе просьба.

На удивление, необычный аргумент срабатывает.

— Только если так, — ворчит "сестра", отлепляясь от компании взрослых и выходя за нами следом.

— ВЫ КУДА? — обе родительницы, забывая о неотложном, возмущённо и решительно направляются за нами.

Судя по их лицам, явно не за тем, чтоб нас обнять или поцеловать.

— Я возьму хорошее сопровождение, не ходите следом, — Айя не уступает. — Мам, ты остаёшься здесь.

Дверь бункера бесшумно закрывается её ногой, отрезая от нас все звуки изнутри. Оказывается, под этим расширением и так можно.

— Бегом теперь! — Выдыхает Мартинес совсем другим тоном. — Мама не будет отдавать команду на КПП, надо успеть смыться с территории! Пока они с дверью сейчас воевать будут, я замок на задержку поставила.

И одноклассницы-латиноамериканки со мной на руках несутся по коридору. Следом бухает подошвами в пол Миру.

— Куда вы меня тащите? — начать что ли нервничать.

Впечатления словами не опишешь. В том числе потому, что направляемся мы явно не на второй этаж, а в самом деле на улицу.

— К машинам, — лаконично бросает Айя. — Надо кое-куда съездить, а потом продолжим дискуссию о наездах на предков и о формах их отчётности.

— Слушай, я не чемодан и не вещь. Что происходит?

— Ты находишься на грани потери конструктива, — тут вместо подруги мне отвечает Эрнандес. — Сейчас такой момент, что противоположная сторона больше всего кое в чём весьма заинтересована, — она делает неуловимую паузу. — В чём, Рыжий? Ты же далеко не дурак? Сообразишь без подсказки?

— Да тут гением быть не надо, — ворчу. — Поставьте уже меня на место, сам дальше пойду. Если теоретически, в нашу такую разношёрстную компанию недругам нужно вносить разлад. Если получится вбить клинья между нами — дальше мы сами себя сожрём. Получается, союз ослаблен и барьерные функции снижены.

— Именно. — Неожиданно сзади прорезается Миру. — Я тоже об этом подумала, но не сообразила, как тебе ненавязчиво объяснить. Пыталась там намекнуть, но ты на кое чьи буфера таращился и логику не воспринимал.

— А из твоих уст любые объяснения сейчас всё равно будут корявыми, — бросает ей через плечо баскетболистка. — Ваша сторона облажалась, причём весьма нехило. Твоей вины нет, но ты же себя от матери не отделишь.

— Я и не спорю, — спокойно соглашается японка. — Но попытаться стоило. Кстати, мне тоже интересно, не только Рыжему. Куда вы нас тащите?

Мартинес на подземной парковке уже решительно распахивает дверцу незнакомого мне лимузина:

— Прошу. Транспорт новый, защищён по первому классу, можете не трястись. Доедем в целости и сохранности, тем более что центр города.