Записки Мелового периода (СИ) - Ледов Вадим. Страница 4

— Ты давай не крути, садись, рассказывай.

— Что рассказывать?

— Ну-у, как сватовство прошло? Сосватался?

— Дурак! — презрительно сказал Марек. — Приревновал, что ли? Нужна она мне, как в проруби веник. Я ж для тебя, болвана стараюсь. Я если хочешь знать, специально сюда приехал, чтобы от баб отдохнуть. Короче говоря, дело на мази.

— В смысле? — не понял Илья.

— Ну, всё, — нетерпеливо пояснил Марек, — удочка закинута. Сегодня вечером, рыбка наша приплывёт, как пить дать. А там уж ты её сачком.

— Она что, тебе сама сказала?

— Что сказала?

— Ты Ваньку-то не валяй! — рассердился Илья. — Сказала, что придет?

— Это я тебе говорю. Ты, что мне не веришь?

— Тьфу, болван! Ты толком можешь сказать? О чём говорили, о чём договорились?

— Да о чём с бабами можно договориться? — Марек пожал плечами. — Так трёп один. Ну ладно, ладно… Ну, подошёл, спрашиваю. Что мол, девушка заскучала? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь. Она говорит, конечно, сможешь, посуду говорит, за меня помой. Ну, я думаю, нашла дурака. А сам ей тюти — пути, хурды — мурды, вокруг скирды. Ну, чушь, короче, собачью несу. Смотрю, красавица наша ожила, заулыбалась. Я развиваю успех, мол, так и так, зовут меня Марк, а вас как? Можете не отвечать, я и сам знаю. Она мне, молодец, говорит, что знаешь. И что тебе молодцу надо? Я ей, дело говорю у меня к вам, важное. Удивилась. Какое дело? Сватать вот вас пришёл. И за кого же? А вон говорю, за того красивого, высокого парня, возле красной палатки, который, так быстро слинял.

Илья поморщился, как от зубной боли. Худшие его опасения сбывались. Марек продолжал:

— Ну, она похихикала, а что же, говорит, он сам не пришел. Скромный, говорю, очень. Три года уже вас любит, жить без вас не может, а сказать стесняется…

При последних словах, увернувшись от рук потянувшегося к нему Ильи, дать мерзавцу по шее, Марек, гадко хихикая, выскочил из палатки.

— Кр — ретин! — прорычал Илья, высовываясь следом. — Я так и знал! Почему спрашиваешь, в палатке сижу? От позора прячусь, в который ты, скотина, меня вогнал, на старости лет.

— Брось ты, отец, — говорил Марек, пританцовывая возле палатки, — какой позор? Это же естественно. Цель оправдывает средства. Ты хотел получить эту цыпку? Ты её получишь. Наберись терпения до вечера.

— Что она тебе ответила, сволочь?

— Да ничего. Что ты хочешь, чтоб она ответила? Что она тебя без ума любит и согласна быть твоим интимным другом? Похихикала, да и всё.

— Так с чего же ты, кретин, тогда взял, что она придет?

— Ну — у… — Марек вытянул губы дудкой. — Ты уж поверь моему жизненному опыту. Я этих баб нутром чую. Ты бы видел, как её глазки лисьи загорелись. И потом, отец, главное, ей же просто больше некуда идти. Всех её друзей приятелей, из прошлого заезда, а Фая говорит, что их было до фига, увёз тот же самый автобус, что привёз нас. А в этом заезде у неё никого знакомых нет, и это пол беды, долго ли познакомиться, но кроме нас приехали ж все семейные, представляешь. Вот тут тебе повезло, отец. Хотя и не знаю… Короче, у неё такая альтернатива, или спать, или слушать Фаины рассказы про внучков, или с нами гулять, веселится. Угадай с трёх раз, что она выберет.

— Слушай… — смягчился Илья, — иди сюда, садись. Да не бойся, нужен ты мне больно. Садись, выпьем.

— Вот ещё, боятся тебя, — возразил на это Марек, — лучше ты иди сюда, что в палатке парится. Здесь и выпьем. Только, по-моему тебе уже хватит, а то до вечера не дотянешь.

— Ерунда! — отмахнулся Илья, переходя с бутылкой и стаканами на бугорок возле Марека. — Сейчас искупаемся, и всё пройдёт.

— А пройдёт, так на фига пить, добро переводить?

— Слушай… — опять начал Илья, пропуская его слова мимо ушей и разливая вино по стаканам. — Так ты говоришь, хахалей у неё много тут было?

— Ну, я не знаю на счёт хахалей, но мужики вокруг неё крутились, девок, правда, тоже было полно. В общем, Фая говорит, прошлый заезд шибко весёлый был.

— А кто это, Фая?

— Да повариха же наша. Башкирка она или татарка, не знаю, смешно так говорит. Я к ней на кухню потом зашёл, водички вроде попить. Ну и там, слово за слово, разговорились… Ладно, давай дёрнем, чо оно выдыхаться-то будет.

— Короче, — продолжал Марек, отдышавшись и отхрюкавшись, — был тут у неё какой-то дружок, но потом они разосрались и он уехал. У него машина вроде своя.

— Что ж ты мне про дружка-то сразу не сказал? — удивился Илья.

— Да сдался он тебе, хрен с ним. Я же говорю, разругались.

— Ну-у, сегодня разругались, завтра помирятся. Может у них любовь?

— Да пошёл ты! Любовь — морковь. Тебе-то что? Ты на ней жениться собрался?

— Ладно, — махнул рукой Илья, — проехали, давай дальше.

— Так вот, я и говорю. Потом заезд тот. Там было много, как бы это сказать, несемейных, молодых парней и девок. Вот они и гулеванили. Фая говорит, каждую ночь, пьянки-гулянки. Танцы. Разожгут костры возле волейбольной площадки и пляшут до рассвета. Директор уже начальству жаловаться собирался. Ну и Анька твоя с ними. Каждый день под утро являлась, а потом дрыхла до обеда. Как сегодня, да ты сам видел. Она с ними хотела уехать, да директор не пустил, сказал сволочь, что пока смена не приедет, будет работать, а не то зарплату за весь месяц не получит. Вот она и осталась. Если б не он, ты бы сегодня её здесь уже не увидел. Ту-ту!

— А сейчас она где, не знаешь?

— Да дрыхнет наверно опять, на пляже. Что-то вроде она про это говорила.

Они помолчали, глядя на озеро и на виднеющиеся в отдалении белые треугольники парусов.

— Пойдем, что ли в бильярдишко перекинемся? — предложил Марек, лениво потягиваясь.

— Пойдем, — согласился Илья.

— В бильярд-то, надеюсь можно без штанов? Слушай дружище… — сказал вдруг Марек, — ты только не подумай чего. Просто я тебе, как другу хочу посоветовать. Ты с этой девчонкой поосторожнее. Я ж тебя дурака знаю, ты же влюбишься, как кот. Сердцем чую, это оторва ещё та. Хлебнёшь ты с ней.

— Эх, Марек, — отвечал ему Илья, — хлебнуть бы с ней!

***

Она появилась внезапно, из только что сгустившихся сумерек. И шагнула прямо к костру. А может, они просто ждали её с другой стороны и смотрели не туда. Во всяком случае, её появление в первый момент осталось не замеченным.

— Эй, мальчики, — позвала она, — кого-нибудь ожидаем?

Они разом обернулись.

— Господи, Анюта, — сказал Марек, — так ведь можно и заиками остаться.

Она довольно улыбалась. Рот у неё был большой, а губы полные и яркие от помады. Костёр загорелся сильнее, и Илья заметил, что верхний ряд зубов у неё был идеально ровным, а в нижнем — два передних зуба немножко заходили один на другой, что, впрочем, не портило впечатления от её улыбки. Она стояла перед костром, расставив ноги, обтянутые голубыми линялыми джинсами, засунув большие пальцы рук в петли для ремня. На ней ещё была жёлтая короткая майка-топик, как тогда носили, где на одной стороне написано Yes, а на другой No.

— Анечка, — сказал Марек, делая нетерпеливый приглашающий жест, — ну, что ты стоишь, как шериф на диком западе. Мало того, что напугала до икоты. У меня такое впечатление, — обратился он к Илье, — что она сейчас выхватит кольт и перестреляет нас, как этих, э — э… — он пощёлкал пальцами, ища подходящее определение.

— Куропаток? — осторожно подсказал Илья.

— Да, курокрадов! — согласился Марек.

Она мелодично, коротко рассмеялась, как давеча откинув назад голову:

— Какие вы забавные, мальчики. А я думала, что последнюю неделю здесь, от скуки помру.

— Нет! — важно подтвердил Марек, — С нами от тоски не помрёшь. Скорее от цирроза печени.

Она опять хохотнула:

— Да действительно, Марк меня днём чуть до истерики не довёл, своими шуточками.

— Сегодня просто времени не хватило, — ухмыльнулся Марек, — завтра с утра начну.

— Да вы садитесь, Аня, — вставил своё слово Илья, — вон на бугорок. Мы тут вам и пледик подстелили уже. Хотите по-турецки, хотите по-татарски.