Одиночка: Одиночка. Горные тропы. Школа пластунов - Трофимов Ерофей. Страница 18

– Откуда ты знаешь? – мрачно поинтересовался один из братьев.

– Это я отбил ее у тех, кто ее ловил, а потом привез сюда, – пожал парень плечами. – А лечила ее моя бабушка.

– У вас же здесь мор был, – вспомнил отец, прижимая к себе девчонку.

– Был, – мрачно кивнул парень. – Да вроде закончился уже. Мы с бабушкой еще живы. Хотя сам я долго болел.

– Поехали домой, дочка, – улыбнулся горец, погладив девочку по щеке.

– Подожди, мне же вещи забрать надо и Карагеза, – тут же вскинулась она.

– Он жив? – удивился Арслан. – Я думал, ты его загнала, пока убегала.

– Живой и здоровый, – усмехнулся Елисей. – Сильный жеребец.

– Понравился? – понимающе усмехнулся горец.

– Понравился, – не стал спорить парень. – Но это ее конь. Он ее любит. Заходите, почтенный. Я вас с бабушкой познакомлю, – добавил он, открывая ворота.

Горец слегка замялся, но потом, отдав поводья своего коня одному из сыновей, что-то негромко приказал. Потом, одернув черкеску, решительно шагнул на территорию станицы.

«А ведь он мора боится, – сообразил Елисей. – Но молодец мужик. Марку держит. Ради дочери даже в вымершую станицу вошел».

Они прошли во двор бабкиного двора, и Елисей едва не споткнулся на ровном месте. Пока они там проводили опознание и болтали, Степанида успела вскипятить воду на чай и накрыть стол. Чашки, мед, варенье, не хватало только свежей сдобы, но с этим делом было сложно. Чего-то там бабке для ее выпечки не хватало.

– Милости прошу, – с вежливым поклоном поприветствовала гостя бабка. – Отведайте чаю, гость дорогой.

– Благодарю тебя, почтенная, – склонил голову в ответ горец. – Твой внук сказал, что это ты лечила мою девочку.

К удивлению Елисея, говорил горец по-русски чисто, только с легким акцентом. А самое главное, речь его звучала очень правильно, словно этот странный мужик получил высшее образование где-то в столице.

– Помогла, как могла, – пожала Степанида плечами. – Бог миловал, рана была легкая. Да и красоте ее большого урона не будет, – чуть улыбнулась она девочке.

– Я слышал, что мор много людей у вас забрал, – нейтрально произнес Арслан. – Как же вы выжили?

– Милостью божьей жива осталась. Да еще и внука выходила, – вздохнула женщина, наливая гостю чай. – Нет больше станицы, почтенный. На погосте все. Мы последние.

– А как дальше жить станете? – удивился горец.

– Как бог даст. Да и кто нас теперь к себе пустит? Я-то уж ладно. Недолго старой осталось. А вот как внуку дальше быть, ума не приложу.

– Да выживу я, бабуль, – скривился Елисей.

Становиться чьим-то должником или идти в приживалы он не собирался. Тем более куда-то в горный аул. Арслан только одобрительно покосился на парня и, вздохнув, задумчиво спросил:

– Чем я могу отплатить вам?

– Нам ничего не нужно, – пожал Елисей плечами. – Я спасал ее просто так. Потому что четверо парней против одного мальчишки это не честно.

– Почему мальчишки? – вдруг возмутилась Гюльназ.

– А ты, когда мимо меня пролетела, рассмотреть, кто в седле сидит, у меня времени не было. Удирала так, думал, у коня подковы оторвутся, – не удержавшись, поддел ее парень.

Арслан усмехнулся в бороду и, опустив тяжелую ладонь дочери на плечо, погасил в зародыше назревавший конфликт.

– Ты молодец, джигит. Не побоялся один с четырьмя сцепиться. Всех убил?

– Всех, – спокойно кивнул Елисей, глядя ему в глаза. – Мне тут мстители не нужны.

– Правильно, – одобрил горец. – Что ж, казак. Я не знаю сейчас, чем могу отплатить тебе за добро. Но помни, что в моем ауле ты всегда найдешь кров и хлеб. А если тебе нужна будет помощь, только позови. Все мои воины будут на твоей стороне.

– Благодарствую, почтенный, – склонил Елисей голову. – Я запомню.

А спустя два дня после того, как они спровадили гостей, обитателей станицы постигла новая беда. Степанида, отправившись к соседке, нашла ее в огороде. Бездыханную. На жалобный плач бабки Елисей летел, сметая с пути плетни и кусты. Увидев лежащую на земле Парашу, парень растерянно вздохнул и, обняв бабушку за плечи, гулко сглотнул вставший в горле ком. Слова тут были бессмысленны. Из всех обитателей некогда большой станицы их осталось только двое.

Связав из жердей носилки, он помог бабке перенести покойницу в дом и принялся носить воду для обмывания. Потом, прихватив лопату, отправился на церковный погост. Нужно было подправить уже изрядно оплывшие могилы, которые готовили еще, будучи живыми, станичники. Закончив с могилой, парень с погоста двинулся на подворье к станичному плотнику. Нужно было сколотить гроб. Как это сделать, Елисей представлял отдаленно, но особых сложностей не предвидел. Главное, чтобы доски сухой было в достатке.

Впрочем, плотник был человеком запасливым. Доски в сарае у него было много и разной. Быстро разметив и опилив нужное количество досок, он принялся обрабатывать их рубанком. За этим занятием и застала его бабка. Войдя в сарай, Степанида присела у ворот и, тяжело вздохнув, вдруг тихо посоветовала:

– Ты, внучок, сразу две домовины ладь. Чтоб потом не возиться. Мне уж тоже недолго осталось.

– Ты чего это, бабуль? – растерялся Елисей. – Чего это ты себя до срока хоронишь?

– Так давно пора уж, – снова вздохнула бабка. – Старая я, внучок. Дал господь тебя выходить, пора и честь знать.

– Не гневи бога, бабуль, – рассердившись, рыкнул парень. – Сама знаешь, сколь на роду написано, столь и проживешь. И не кличь беду до срока.

– Да не кличу я, Елисеюшка, – отмахнулась бабка. – Совет тебе добрый даю. Как помру, не жди. Клади в домовину да хорони сразу. Жарко. Как бы беды не случилось. Только крест поставь. А дальше уж как сам решишь. Хочешь, останься, а захочешь, ступай счастья искать. Вольному – воля.

– А кому я там нужен? – иронично усмехнулся парень. – Сама знаешь, из-за мора этого проклятого добрые люди от меня словно от прокаженного шарахаться станут, – буркнул он, возвращаясь к работе.

Степанида не нашлась, что ответить. Закончил Елисей работу уже в сумерках. Утром, переложив тело в гроб, он повез его на тачке на погост. Опустить его в могилу оказалось проблемой. Бабка ввиду возраста была ему не помощник, так что пришлось на ходу изобретать велосипед. Доски, веревки, тихий мат про себя, и наконец, гроб с телом улегся на дно могилы. Степанида прочла молитву и, бросив на гроб три горсти земли, тихо кивнула, крестясь:

– Засыпай, внучок.

Быстро засыпав могилу, Елисей сформировал надгробие и, утрамбовав землю у креста, который успел выстругать за прошлый вечер, отступил, отложив лопату. Бабка, крестясь и шепча молитвы, уложила на могилу цветы и, поклонившись, тихо проговорила:

– Ты уж прости, подруженька, что вот так все, второпях. Но сама знаешь, как тут у нас теперь. Хоть не под кустом в чистом поле, и то слава богу. Спи спокойно, Парашенька.

Еще раз поклонившись, она отступила от могилы и развернулась к выходу с кладбища, но вдруг охнула и, схватившись за грудь, покачнулась:

– Что с тобой, бабушка? – срывающимся голосом спросил Елисей, подскакивая к женщине.

– Ох, что-то сердце захолонуло, – пожаловалась Степанида. – Погоди, внучок. Дай отдышаться.

– Дома сейчас отдышишься, – проворчал Елисей и, подхватив бабку на руки, понес домой.

Спина трещала от неожиданной нагрузки, в глазах то и дело темнело, но он упрямо нес ее, сцепив зубы и проклиная собственную слабость. Хотя приступы головокружения и слабости уже не проявлялись, привести это тело в должную форму все еще не получалось. В общем, в дом он занес женщину, что называется, на морально-волевых. Усадив бабку на лавку, Елисей выскочил во двор и, быстро достав из колодца ведро свежей воды, быстро перелил ее в прихваченный с собой чугунок.

Ничего другого под руку не попалось. Принеся чугунок в дом, он принялся отпаивать Степаниду водой, тихо молясь только об одном. Чтобы ей полегчало. Напившись, бабка благодарно кивнула ему, возвращая кружку, и, бледно улыбнувшись, проворчала: