Вратарь Республики - Кассиль Лев Абрамович. Страница 26

— Покажите, правда, — попросил он.

Рослая легко растолкала подруг и спрыгнула в дощаник.

— Вот, ну чего тут интересного? Ну, барометр, — сказала она, протягивая что-то Карасику.

Карасик увидел, что на руке у нее вместо часиков дешевый игрушечный компас.

Карасик рассматривал странный прибор, протянутый ему грузчицей. На доске были укреплены шпенечки и выпиленный из тонкой деревянной пластины рычажок. Толстый крученый конский волос шел от рычажка. Деревянная стрелочка ходила по разлинованному от руки диску. На диске Карасик увидел деления: «Дождик», «Холодно», «Будет перемена», «Чудная погода». Сейчас стрелка указывала на дождик.

— Это я в календаре вычитала, — виновато сказала Груша.

— Ну и как, действует? — спросил Карасик.

Груша замялась:

— Действует… только когда как. Когда ветер, дождик, то верно предсказывает, а как солнышко, то, бывает, все равно дождик показывает.

— Очень интересно, — сказал Карасик и вернул барометр Груше.

— Симпатичный какой! — услышал он за своей спиной шепот.

— Чудной только…

— А я таких сроду уважаю, сурьезных.

А в Антона всё летели арбузы. Гидраэровцы увлеклись. Дощаник быстро опорожнялся. Девушки могли сегодня отдыхать — гонщики швыряли арбуз за арбузом. Кандидову приходилось ловчиться. Он то приседал, принимая у самой палубы тяжелый кавун, то легко возносился вверх, доставая проносившееся над головой зеленое полосатое ядро. Легко, точно отзывалось все его тело на самый каверзный бросок. Тамада стоял молодцом. Футболисты Гидраэра сами запарились. Они смотрели на Антона как зачарованные.

— В футбол давно стучишь? — спросил Фома, отдуваясь.

— Я сроду в футбол не играл, — усмехнулся Антон.

— Откуда же у тебя техника такая? — изумился Бухвостов.

— От выгрузки. Я эту самую петрушку три года изучаю. Мы по арбузной линии знамя имеем.

— Нет, как ты хватку такую выработал?

— Обыкновенно как. Беру его, значит, с пришлепом или на подхват, а спускаю на пупа — и всё.

— На пупа?.. — восхитился Фома.

— Слышь, как тебя звать?

— Антон Кандидов, тамада.

— Кандидов! — закричал Фома. — Это, значит, твои арбузы по Волге плавают? Очень приятно.

— Фома, опять? — закричал Бухвостов.

— Как же ты при таких способностях и не играешь? — удивился Баграш.

— Не приходилось.

— Чудило ты! — воскликнул Фома и покосился на Бухвостова. — Из тебя же мировой голкипер вышел бы!

— Ну, уж мировой… — протянул Антон.

— Верно, товарищ Кандидов! Я тебя в свою бригаду устрою. Так натренируем — первый сорт!

— Мы бы тебя, Антон-тамада, на весь мир прославили. У тебя реакция на мяч — тьфу, на арбуз то есть! — прямо редкая!

Антон покачал головой. Честолюбие распирало его грудную клетку чемпиона. Но все это было так неожиданно и как будто не всерьез.

— Нет, я уж тут на Волге привык. Трудно мне от реки…

— А у нас реки нет, что ли? — загорячился Фома. — Москва-река, знаешь, как разольется, во!

— Фома, опять? — сказал Бухвостов.

Вдруг послышался певучий гром с коренной, и из-за глинистого мыска вылетел красный глиссер. Он шел на среднем газу, ничего не подозревая. Американцы были уверены, что Гидраэр безнадежно отстал. Гонщики кинулись к машине.

— Возьмите меня с собой, — сказала Груша полушутя, полусерьезно. — Ох, мне в Москву охота! Я уже на все пароходы просилась, а меня всё не берут. Только обещаются.

— С удовольствием бы, да места нет, — сказал Баграш, поглядев на нее.

— Антон, вот тебе адрес на всякий случай, — сказал Карасик, вырывая листочек из блокнота. — Я буду ждать. Ты подумай — вместе будем!

— Контакт! — скомандовал Баграш.

— Есть контакт.

Но мотор не запускался. Американец подходил. Видно было, что там, на глиссере, приподнимаются, глядят в бинокль и ничего не могут понять: каким образом очутился Гидраэр впереди? Не по воздуху же пролетел…

— Контакт!

— Есть контакт.

Винт не проворачивался.

— Ну-ка, тамада, подсоби, приложи руку! — сказал Бухвостов. — У нас самопуск заело. Только я тебе покажу как…

Антон взялся за лопасть пропеллера. Раз, два, три… Он рванул лопасть и отскочил, как показывали. Лопасть сама вырвалась у него из ладони. Винт исчез, осталась только круглая размытая тень, как фотография, снятая не в фокусе. Рябь побежала по воде. За кормой машины образовалась водяная ямка, выдутая вихрем. У Антона сорвало шлычку с головы. У девушек раздуло юбки. Глиссер погнал выщербленную воду, пошел, задрал нос и разом вынесся на середину реки. Антон стоял без шапки. Седая прядка свисала на глаза.

— Тоша, не ехай! — сказала Груша. — С кем там гулять будешь?

— Не дури, тамада! Дубовка-дыня с низов идет. Самое время…

— Никто и не собирается, — сказал Антон, — мало что… А ну, пошли давай…

И уронил первый же арбуз. Девушки опасливо глядели. Никогда еще с тамадой этого не случалось.

Глава XXV

ПЕРВЫЙ МЯЧ

Слова гидраэровцев лишили Антона покоя. Что, если правда попробовать? Прежде Антон был вполне равнодушен к футболу. В городке этот мужественный спорт находился еще в младенческом состоянии. На пустырях играли дикие команды. Любители играли босиком: подогнув пальцы, били подошвой или подъемом ступни, А мальчишки гоняли в пыли тряпичный мяч.

Впрочем, городок имел уже две свои команды. Одну команду лесных пристаней и одну команду советско-торговых служащих, по-местному — «городских». Команды играли друг с другом с переменным успехом, но зато всегда проигрывали всем в окрестности.

Кандидов купил мяч. Знакомый шофер из райкома накачал его. Мяч стал тугим и звенящим, как арбуз. Антон засмеялся. Теперь в свободное время толстоногие девушки, по его просьбе, что есть силы били мяч.

Ловить мяч оказалось труднее, чем арбузы. Мяч был верток и быстр, почти неуглядим. Он был неожиданно легким. В нем не было наливной увесистости арбуза. Мяч отскакивал, не давался в руки, прыгал. Но в то же время в нем была упругая тяжесть удара. Он несся, гудя, как снаряд. Он обжигал ладонь, свозя кожу, и, попадая в пальцы, едва не выворачивал их. Уже пойманный, мяч коварно старался отпрянуть и выскользнуть из рук. Но все-таки сноровка арбузника облегчала Антону тренировку. Умение тотчас отвечать внутренним движением на любой швырок в конце концов решало дело. Потренировавшись недельки три, Антон пошел предлагать свои услуги в воротах команды городских.

Местные чемпионы подняли его на смех.

— Арбузник, — говорили они, — вали в младшую команду, заворотным хавом!

«Заворотный хав» — это была самая обидная кличка для футболистов. Так называли мальчишек, которые топтались за лицевой чертой поля в надежде хоть разок коснуться мяча, когда тот перелетал через ворота.

— Ладно, — грозно произнес Антон, — ладно, я вам еще навтыкаю! А засим пока…

— «Зосим Фока»! — передразнили его городские.

Городок к тому времени как раз начал «болеть». «Болеть» на футбольном жаргоне означает увлекаться, ходить на матчи, жаждать выигрыша своей команды, болеть душой за нее.

На футбольных воротах местного стадиона сетки еще не было. Хорошо, что хоть ворота поставили: стойки-столбы со штангой-перекладиной. Недавно еще сложенные в кучки шапки и штаны, замененные на время игры трусами, отмечали границы подразумеваемого гола.

К тому времени девушки из артели «Чайка» так уверовали в футбольный талант Антона, что готовы были вызвать весь мир на единоборство с ним, но никто не принимал вызова. Девушки ходили и похвалялись своим тамадой. Местные чемпионы не выдержали. «Надо проучить», — решили они.

Антон упражнялся на городском пустыре. Однажды на пустырь явились футболисты из команды городских. Они стали задирать девушек, насмехаться, пробовали отнять у них мяч и так, незаметно, удар за ударом, слово за слово, ввязались в соревнование шутки ради. Девушки, волнуясь, стали у края поля. Тамада остался один… Тяжелые удары посыпались на Кандидова. Тут и произошло самое интересное. Тамада не дрогнул. Как ни старались городские, мяч не входил в пространство, огражденное воображаемыми стойками. Не входит, да и все тут! Это пространство как будто целиком занимал Антон. На какие уловки ни пускались городские, в какой угол они ни били, все равно там Кандидов встречал мяч и заключал его в свои крепкие объятия, как родного брата. И еще насмешничал при этом.