Волчий корень - Андреева Юлия Игоревна. Страница 40
Волков наконец опустился на предложенный ему стул.
— В общем, не царевич я, но все одно, остаться в Московии более не могу. — Он замялся. — Отпусти меня, государь.
— Куда это я должен отпустить своего лучшего дознавателя?!
— Отпусти в Трансильванское княжество. — Волков постарался сохранить серьезное лицо. — Не царевич я, но род мой берет свое начало от князя Всеслава-оборотня, и ты это знаешь.
Лицо Ивана сделалось белым точно полотно.
— Уходить мне надо, пресветлый царь. Много лет служил я тебе верой и правдой, а ныне вышел мой срок, — он задумался, что бы еще наплести, — шкуру менять. Коли задержишь или не в правильном месте я помру, после меня мор придет и всеобщее опустение настанет. А так как я много лет служил тебе и полюбил тебя, то не хочу приводить беды в царство твое, и потому добром прошу, отпусти ты меня и моих людей на все четыре стороны.
— Стало быть, ты действительно оборотень! Малюта был прав! — кивнул Иван. — Горбатого могила исправит.
— Не в моем случае. — Волков сокрушенно помотал головой. — Такого, как я, даже костер не исправит, государь. Пепел с моего костра разлетится и вызовет эпидемию с язвами и безумием. Глаза будут вылезать из орбит, внутренности вываливаться, язык сделается черным и…
— Хватит! — Царь вскочил на ноги. — Убирайся, чтоб глаза мои тебя больше не видели.
— Волковы в родстве с Сабуровыми, — напомнил Юрий царю.
— Ах, точно. У меня же в опочивальне… ведьма… — Оттолкнув Волкова, Иван бросился к двери и, нетерпеливо постучав, дождался, когда стражник отворит ему.
Волков следовал за царем, молясь только об одном, чтобы тот в последний момент не передумал. Конечно, можно было воспользоваться разрешением и удрать прямо после пожелания больше не увидеться, но он не знал, успели ли ребята выбраться из подземелья.
— Девка в покоях? — прокричал царь, подбегая к стражникам.
— В покоях, куда ей деться, — вытянулся рыжий парень с конопушками на курносом носу.
Иван первым влетел в опочивальню, и замешкавшийся на пороге Волков услышал его крик. Вместо девочки на полу лежала кукла.
— В монастыре ты тоже нашел куклу?! — Иван схватился за сердце, и Волков был вынужден его поддержать.
— Точно, но та кукла была мальчиком, а эта девочкой, — подыграл ему дознаватель. — Думаешь, это как-то связано?
— А то? Сам не видишь? Когда тебя забрали из монастыря, там появилась кукла, изображающая тебя, а когда пропала дочка Замятии — кукла в ее образе.
— Здесь была дочка Замятии? — Волков мастерски сыграл удивление. — Сабуровы…
— Знаю, в родстве с Волковыми, а Волковы — оборотни. Стало быть, и Сабуровы чертово семя. Всех на костер.
— Государь!
— Ах да, помню. Костер вас не берет, а в воду.
— Отравите реки… — Волков почесал в затылке. — Государь, повели ты мне и всем, на кого я укажу, со мной собираться. Пойми, из любви к тебе я это говорю, и еще из-за стыда за своего отца, потому как не знал я, не ведал, что он учинил и в чем я, будучи невинным младенцем, невольно поучаствовал. Теперь же, когда заговор раскрыт, позволь мне последние корешки зла вырвать из благословенной русской почвы и…
— Убирайтесь. — Иван махнул рукой. — Эй, кто-нибудь, пригласи попа, я в этой горнице не лягу, пока все здесь не окропят святой водой.
Томило не знал, сколько времени они провели в проклятом подземелье. Иногда казалось, будто бы они кружат на одном месте, иногда — что заплутали, попав в какие-то невиданные дали, и если и выберутся на свет божий, то будет это где-нибудь в Турции. Жутко хотелось пить, губы пересохли, глаза слезились от пыли, из-под ног то и дело выскакивали жирные крысы. Над головами шелестели крыльями летучие мыши. Проведя детство в Риге, Томило много раз охотился на летучих мышей, но ни разу до этого не слышал о том, что эти крошечные зверьки — нечто среднее между бабочкой и зверушкой — ютились бы в подвалах. Дома он с ребятами ловили летучек на чердаках. Впрочем, если летучие твари находили себе приют в этих бесконечных подземельях, стало быть, знали, как выбраться из них, минуя царские палаты.
Уже с час, если, конечно, он правильно понимал время, Томило нёс девочку, прижав ее к своей груди. Спасал чужого ребенка, в то время как у него самого дома оставалось трое мал мала меньше. А ведь Юрий Сигизмундович сказал увезти всех домочадцев, а это значило, что, если Малюта уже объявил их в розыск, возможно, как раз в это время опричники убивают его сыновей.
Томило тяжело вздохнул и переложил девочку на плечо. Света теперь было больше, кое-где они видели небольшие дыры в стенах и, как казалось, даже слышали приглушенные голоса, но были ли это простые люди, скажем, на базарной площади, или они оказались под казармами стрельцов, было непонятно. Кроме того, он знал, что под землей звуки разносятся не так, как наверху. Бывает, что, оказавшись в подземных пещерах, путникам кажется, будто бы буквально за стенкой от них кто-то есть, в то время как на самом деле это всего лишь проделки горных духов и на самом деле другие люди находятся на расстоянии не меньше мили, или, наоборот, кажется, что погоня еще далеко, расслышать невозможно, ан она в трех шагах от тебя. Здесь, под городом, эхо играло с беглецами в свои игры, заставляя их вжиматься в стены или вдруг пригибаться к самому полу, ища спасения от невидимой угрозы. Но зато здесь было намного суше и местами светлее.
Они уже совсем выбились из сил, когда Хряк вдруг натолкнулся на самую настоящую дверь, с ручкой и щеколдой, и, прислушавшись, толкнул ее. Ничего не получилось, и на помощь к нему пришли побратимы. Отойдя чуть в сторону, Томило сел прямо на пол, держа девочку на руках. Мимо него прошли Семейка и Осип — эти всегда держались вместе, потом в дело вступили Ждан и Булыга, Федор Черный. У Ждана была мохнатая шапка, а Булыга после поездки на лыжах чуть хромал. Подземелье огласилось стуком и скрипом старого дерева. Должно быть, ребята пытались разбить проклятую дверь. Брага, Митка — этих он опознал по голосам. Ну, разумеется, Замятая. Последний сначала погладил по голове сомлевшую Соломонию и только затем направился к двери.
И тут Томило показалось, что он спит и видит сон. Все побратимы уже находились возле двери, а мимо него все еще двигались черные тени.
— Стража! — воскликнул Томило, пытаясь высвободить спрятанный под сарафаном нож. И запоздало понимая, что сейчас его убьют.
Черная тень метнулась к нему, в слабом луче Томило увидел занесенный над собой меч, и тут же Замятня бросился на стражника, с разбега кольнув того в поясницу. По полу звякнуло упавшее оружие, которое тут же подхватил Чулков, встав так, чтобы заслонять собой девочку. Соломония проснулась и теперь держалась за юбку своего защитника. Подвал огласился криками и стонами. Со своего места Томило видел, как кто-то бросился защитить упавшего воина, и тут же выставил перед собой меч, который встретился с преградой. Но не ранил, а, скорее всего, просто разрезал кому-то одежду. В этот момент раздался скрип и треск, в темной стене вдруг образовался светлый прямоугольник, на фоне которого бились люди. Теперь Томило успел увидеть очередного нападавшего и нанес удар первым. Где-то из подвалов раздавались голоса и топот ног.
— Бегите! Я их задержу! — услышал Томило голос Замятии и в следующее мгновение подхватил девочку и первым ринулся в открытую дверь.
Прохожие отскакивали в стороны, пропуская высокую женщину с окровавленным мечом в правой руке и маленькой девочкой на плече. Пробежав через незнакомый двор, Томило свернул на узкую улочку и, спрятавшись за плетнем, пристроил меч в щели между домами, после чего оправил платок так, чтобы прикрыть бороду, и, усмиряя готовое взорваться сердце, взял Соломонию. Теперь они шли себе вдоль по улице — мама с дочкой торопятся домой. Обычное дело.
Он менял направление еще несколько раз, двигаясь то вправо, то резко поворачивая влево. Придя окончательно в норму, Томило позволил себе смешаться с толпой выходящих из церкви прихожан. Начинало темнеть. Возле церкви оказалось много женщин с детьми, и, если бы стражники следовали за ними, в такой толпе отыскать Томило с Соломонией им было бы уже затруднительно. Наконец, поняв, что они уже достаточно оторвались от погони, и сориентировавшись на местности, Томило позволил себе и девочке напиться из ближайшего городского колодца, после чего, не расставаясь с маскировкой, они направились в сторону его собственного жилища.