Царская немилость (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 31
Граф ружьё оценил. Весило килограмм десять и стрелять им, держа в руках, не вариант. Либо нужно на бруствер укладывать, либо с сошек стрелять. Это было с сошками. Ружьё тоже было с мусульманскими узорами и вязью их чего-то написано. Должно быть про Аллаха. Ложа у этого дивайса из орехового дерева изготовленная доходила до половины ствола. Под цевьём несколько впереди замка крепилась толстая рукоятка, за которую стрелок во время прицеливания должен браться левой рукой, плотно упирая в плечо приклад. Причём для уменьшения отдачи на приклад надевается кожаный чехол с войлочной подушкой, который был Демидовым вместе ружьём и передан. Со слов Николая Никитича бил слонобой на пятьсот сажен. Ну, выходит, на километр. Вынес его Пётр Христианович проверить. Про километр. За километр людей уже не видно, прицельно стрелять нельзя. Даже пушку и то уже не видно. Зачем такая дальность. Плотники, по приказы графа, сколотили щит, три на три метра, примерно, и сажей его замазали.
Отнесли Тихон с Прохором его на тысячу шагов. Это с их шагами примерно семьсот пятьдесят метров. Брехт ружжо зарядил, на сошки поставил, а тут эта троица на лихих конях примчалась.
Смотрел Брехт на бегущего к нему мариупольского гусара и прямо чувствовал, что намерения у глиста не добрые. А когда тот не добежав ещё пару метров стал замахиваться, чтобы по роже графской съездить, то вбитые китайский учителем У-шу и Светловым приёмы рукопашного боя сами собой применились. Брехт поймал левой рукой занесённую руку, отступил ещё левее, подставил подножку всё ещё летящему глисту и провернул руку айкидошным приёмом. Голубой гусар упал на снег, и как давай верещать. Мать моя женщина, а кровь откуда. Твою же налево через направо!!! Не рассчитал Пётр Христианович разницы в силе и габаритах. И амплитуда падения серьёзная получилась и вес несоизмерим — Витгенштейн раза в три тяжелее этого глиста и, самое главное, сила у этого графа богатырская. Переломал лучевые кости бедняге и не просто переломал. Перелом открытый, осколки кожу со всяким мясом (хм, мясом у этого скелета) прорвали и наружу вылезли без сомнения. Через ментик, который на глазах из голубого в крассный становился не видно, но чего уж сомневаться. Кровь сама из целого организмуса не хлещет.
Ох, ты, мать его. На него с саблей или шашкой, чёрт их разберёт, бежал один из коричневых. Брехт геройствовать не стал и, взяв слонобой за ствол, шарахнул ахтырца по плечу. Тоже сломал, прямо послышался хруст. Да, что за невезуха. И этот упал на снег верещать. Пётр повернулся к третьему и навёл на него ствол, если с пять метров такую пулю в голову всадить, то головы не будет, разлетится в мелкие умные кусочки. Мозги же там.
— Хлопчик не ворогозь. Может объяснишь, чего вам надо? Не хапай пистоль пристрелю, — гусар по седельной кобуре рукой стал шарить.
— Ваше сиятельство, вы низкий человек, я вызываю вас на дуэль! — Тенорком проблеял парнишка, но руку от пистоля убрал.
— Ты, это поручик, — по горжету определил Пётр Христианович звание, (блин, а вот это знание сохранилось в голове), — спускайся с кобылы, медленно подходи и объясняй, что тут происходит. — У поручика горжет серебряный, цвет обода серебряный, а цвет герба золотой. Подпоручиков в кавалерии не существует. Так что не спутаешь.
Событие сорок третье
Ахтырский гусарский — не только делами,
Был славен известными всем именами.
Давыдов Денис — партизан и поэт
Внёс значимый вклад в панораму побед.
Ахтырец неуклюже, глядя на покалеченных товарищей ползающих по снегу и орущих спустился с лошади и стал эдак бочком подходить к графу.
— Я вызываю вас на дуэль! За вами выбор оружия. — А губки трясутся. Сыкотно.
— Оставим пока тебя в покое поручик. Голубчик. Рифма. Стихи не пишешь? Ты мне объясни, что тут творится. А то я зело озадачен. Чего этот болезный ко мне бежал с кулачком сжатым? Рот-фронт кричал?
— Фронт? Рот? Ротмистр Дымчевич Пётр Степанович хотел дать вам пощёчину, чтобы вы вызвали его на дуэль.
— Хрень-то какая!? Мать твою, поручик! Ты перейди с этой французской мовы на человеческий язык и объясни мне, тёмному, что происходит? И короче, а то раненым помощь нужна. Пётр этот Степанович вообще может от потери крови загнуться или от болевого шока.
— Вы обесчестили жену ротмистра Дымчевича, но понимая, что если он вас вызовет на дуэль, то вы выберите саблю и зарубите его, потому он хотел дать вам пощёчину, чтобы вы вызвали его на дуэль, а он бы выбрал пистолеты. Ротмистр отличный стрелок-с, — с запинкой проблеял ахтырец на посконном языке.
— Всё страньше и страньше. Храбрец ваш Пётр Степанович. Убить хотел, а не честь защитить. Ну, поделом, значит, получил. Бог шельму метит. А второй что за чёрт? Он на генерала без объявления войны с сабелькой бежал.
— Вы ноне не генерал и не командир нам, милостивый государь. Вы презренный соблазнитель чужой жены. — И даже подбородочек задрал.
— Ну, чего теперь, от дуэли отказываться не буду. Только раз выбор оружия за мной, то я кортики морские выбираю. Есть у меня пара. Один Пётр Первый лично адмиралу Науму Синявину вручил за храбрость. Вот на них и будем драться. Только не сейчас. Давай-ка мы сначала этих двух инвалидов к знахарке моей доставим. Да потом в Подольск отправим, к лекарю им надо, переломаны руки у обоих. Договорились?
Ахтырец коричневый ликом тоже красен стал, с жизнью, видимо, прощался. Стало быть, граф Витгенштейн был знатным рубакой. Боятся бывшие подчинённые.
— Да, ты не боись, поручик, я тебя не больно убью.
— Я ничего не боюсь, милостивый государь …
— Ты берега-то видь, нужно говорить «Ваше сиятельство». Понял ли? Приём?
— …
— Тугоухость? Может, вдарить тебе по кумполу для прояснения сознания и обретения слуха.
— Понял, Ваше сиятельство.
— Ну, и чудненько. Да, поручик, ещё раз заговоришь на языке врага в этой жизни, а я узнаю, приеду и язык отрежу. Понял ли?
— Да как вы смеете …— головку задрал.
— Понял ли? — Пётр подошёл на шаг. Поручик совсем шибздиком был. От силы метр шестьдесят. Граф навис над ним.
— Если выживу …
— Да, кому ты нужен. Так пальцы отрежу. Половину.
— Понял, Ваше сиятельство.
— Ну, и замечательно. Прохор, Тихон грузите этих двух господ в дормез. Домой поедем, не до стрельбы ноне. Стоять! Бояться! А вы чего черти за меня не заступились. Они втроём тут меня убивать приехали, а вы стоите и смотрите в сторонке. Цирк приехал.
— Так господа, — эдак кровожадно оскалился двойник.
— Ничего, для защиты господина могли бы и встрять, попинали бы вон этих, пока я с поруттттчиком беседы беседовал.
— Так это мы мигом. Зараз спроворим.
— Стоять. Поздно. Но на будущее имейте в виду.
— Так грузить гостей, Ваше сиятельство? — ткнул пальцем в ползающих и ревущих офицеров Тихон.
— А то. И гони к Матрёне. Я не влезу. Мы вон с ахтырцем на кониках. Чуть позднее доберёмся. Ружьё-то заряжено. Обязательно выстрелить нужно.
— Слушаюсь, вашество, — конюхи занялись прекратившими орать и теперь только глухо стонущими дуэлянтами.
Брехт посмотрел строго на ахтырца.
— Извини, поручик, не помню, как звать …
— Так вы и не знаете меня, Ваше сиятельство, я в том году перешёл в полк из егерского финляндского. Поручик Куликовский Иван Семёнович.
— Ну, меня знаешь, как звать. У меня ружьё заряжено и пацан, там, у щита мёрзнет, сейчас стрельну и поедем догонять товарищей твоих.
Брехт проверил порох на полке, ну, при таком использовании карамультука, (дубинном) понятно, порох высыпался, пришлось скусить ещё патрон и подсыпать на полку. Потом граф снова установил ружьё слонобойное на сошки и приметился в центр еле видимого щита. Но в последний момент передумал и взял чуть выше.
Бабах. Ебическая сила. Не зря мешочек на плечо устроил. Руку отсушило напрочь. Синячище будет. Если бы стрелял не Витгенштейн с его ста килограммами, а вот этот поручик Куликовский, то его бы с ног сбило. Из такого оружия только лёжа можно стрелять. Нужно дульный тормоз придумать, как на ПТРС. Разминая плечо, Пётр Христианович стоял и смотрел, как от щита в его сторону, увязая в снегу, движется маленькая фигурка Спирьки. Нет, человека невозможно подстрелить на расстоянии в семьсот метров без оптики. Сказки всё это или случайные попадания. Если только в пушку, а ещё лучше в телегу или фургон с порохом. Вот это будет знатный бабах.