Большая игра без правил - Михайловский Александр. Страница 1

Александр Михайловский, Александр Харников

Большая игра без правил

Бои бульдогов под ковром

Часть 21

Горячий август

10 августа (28 июля) 1904 года. Санкт-Петербург. Улица Морская д. 8 Ресторан «Мало-Ярославец».

Михаил Иванович Соколов, лидер «Союза социалистов-революционеров-максималистов».

Выпив рюмку холодной водки и закусив хрустящим соленым огурчиком, Михаил Соколов, известный среди своих коллег-эсеров как Медведь, внимательно посмотрел на своего собеседника, который не понравился ему с первого взгляда. Бегающие глазки, суетливость и эта омерзительная привычка то и дело потирать руки… К тому же, одетый на манер торговца в галантерейной лавке, тот носил свой костюм так, словно впервые в нем вышел в свет. Опытный глаз Медведь определил: этому человеку (назвавшемуся при встрече товарищем Герасимом) гораздо привычнее костюм-тройка, сшитый у хорошего портного. Да и разговаривал тот с таким неистребимым одесским акцентом, словно только вчера гулял по Дерибасовской. Но вместе в его речи проскальзывали фразы, характерные лишь для жителей Североамериканских Соединенных штатов. Медведю уже через пять минут общения с «товарищем Герасимом» захотелось достать из кармана пиджака браунинг и пристрелить того прямо здесь, в зале ресторана. Но делать он этого не стал: уж очень необычное предложение прозвучало из уст «товарища Герасима», и уж слишком большие суммы фигурировали в нем.

А свел их в зале ресторана «Мало-Ярославец» Виктор Михайлович Чернов – член ЦК партии Социалистов-революционеров, в данный момент находящийся в эмиграции. После убийства царя Николая II и ареста Евно Азефа Боевая организация и почти вся верхушка партии эсеров оказалась в застенках «Новой Голландии». И теперь из-за границы Чернов пытался собрать уцелевших членов партии СР. В записке, которую передал Медведю связник, помимо привета и наилучших пожеланий, была просьба встретиться с «товарищем Герасимом», у которого, по словам Чернова, имелось к нему «очень интересное предложение». Суть же предложения заключалась в следующем: Медведю и его боевой группе предлагалось убить министра иностранных дел Российской империи Дурново. Вот так – ни больше, ни меньше…

Предложи совершить этот теракт сам Чернов, Медведь согласился бы, не колеблясь ни минуты. Он давно уже мечтал убить не какого-то там генерала или губернатора, а человека, непосредственно приближенного к новому императору и пользующегося его полным доверием. Но факт, что этот теракт предлагает совершить кто-то, не принадлежащий к движению социалистов-революционеров, заставил Медведя крепко задуматься.

Тогда «товарищ Герасим» назвал сумму. Она оказалась не просто значительной, а фантастически большой. Медведь по натуре своей не был алчен, но конспирация – штука дорогая, да и оплата осведомителей и своих людей в полиции тоже стоила немалых денег. А если у него появится сумма, которую обещали ему за убийство царского сатрапа Дурново, то тогда…

Медведь даже зажмурился. Тогда можно будет купить много оружия, взрывчатки, и даже несколько недавно изобретенных моторов. Это не то что какая-то там извозчичья пролетка – это мощная машина, на которой можно будет молниеносно появляться на место совершения теракта, и так же быстро скрываться от растерянных и испуганных «фараонов».

Моральная сторона дела Медведя не интересовала, хотя из-за ширмы, которую являл собой Чернов, явственно торчали уши кого-то другого – возможно, более влиятельного и могущественного. Эсеры-максималисты полагали, что для победы дела Мировой революции в России необходимо развязать партизанскую войну, конечной целью которой будет захват всех земель и передача их в общественное уравнительное пользование. А в городах требовалось поднять вооруженное восстание, чтобы в конечном итоге осуществить захват этих городов силой и установить в них трудовую республику. «До основанья и затем», как говорится…. Ни больше, но и не меньше.

Ну, а если речь идет о партизанской войне, то тут всяко не обойтись без жертв. Впрочем, кого жалеть-то? Народ? Это пусть ТЕ его жалеют, а эсерам-максималистам никого не жалко. Медведь вспомнил, что говорил о народе один его соратник по Союзу эсеров-максималистов: «Это – раса, которая морально отличается от наших животных предков в худшую сторону; в ней гнусные свойства гориллы и орангутанга прогрессировали и развились до неведомых в животном мире размеров. Нет такого зверя, в сравнении с которым эти типы не показались бы чудовищными… Дети (подавляющее большинство) будут обнаруживать ту же злость, жестокость, подлость, хищность и жадность»…

Скажем, если надо будет убить царя, то взорвать его можно во время крестного хода – и плевать, что при этом погибнут десятки посторонних. Туда им и дорога. Вон, эсеры из «Боевки» Азефа уже один раз взорвали царя Николашку прямо на улице. Погибли случайные прохожие? А ему, Медведю, их совсем не жалко.

В общем, выпив еще немного водки, Медведь дал «товарищу Герасиму» предварительное согласие на проведение теракта. Но взамен потребовал загодя передать ему треть оговоренной суммы в качестве аванса и сообщить всю информацию о передвижениях и местонахождении министра Дурново.

С первым «товарищ Герасим» согласился сразу (хотя и слегка поморщился), а вот насчет второго сказал, что получить требуемые сведения не так-то просто, тем более что Дурново пока не вернулся в Петербург из Копенгагена. Но он скоро будет здесь, и тогда информация, нужная для разработки плана покушения, будет получена и передана исполнителям.

На том они и порешили. «Товарищ Герасим» ушел из ресторана первым. Медведь попрощался с ним, а когда тот расплачивался с официантом, едва заметно кивнул. Сидевший за соседним столиком молодой человек (судя по костюму, мелкий чиновник) торопливо сунул под тарелку десятирублевую купюру и отправился вслед за «товарищем Герасимом». Медведь же не спеша доел жареного цыпленка, допил оставшуюся в графине водку и жестом подозвал официанта. Рассчитавшись и оставив щедрые чаевые, Медведь вышел на улицу и неторопливо зашагал в сторону Невского проспекта…

Тот, кто назвался «товарищем Герасимом», был опытным конспиратором. Он сразу заметил молодого чиновника, почти бегом выскочившего вслед за ним из ресторана.

«Какой глупый… – усмехнулся он про себя. – Видимо, этот юноша подался в революционеры прямо со студенческой скамьи. Много пыла, жертвенности… и абсолютно никакого опыта».

«Товарищ Герасим» действительно прибыл в Россию из САСШ с паспортом гражданина этой страны на имя Сэма Гольдберга, жителя Чикаго. Но когда-то он жил не в городе скотобоен, а в прекрасном и зеленом городе Одессе… И звали его совсем по-другому.

Шмуль Гольдберг, сын почтенного торговца зерном (которое никто из его земляков, естественно, не выращивал), был ребенком непослушным и непочтительным к старшим. В юности он увлекся идеями свободы и равенства, и даже организовал студенческий кружок по изучению социалистической литературы, которую ввозили через Одесский порт в больших количествах. Но потом, когда несколько его единомышленников загремели в полицию и были отчислены из университета с «волчьим билетом», Сема понял, что революционная борьба – это не для него. Сделать гешефт на социализме можно было и куда более безопасным способом.

И он отправился в поисках больших денег и свободы в САСШ. Там шустрого молодого человека, достаточно беспринципного и не страдающего от избытка совести, заприметили его земляки. У них были свои взгляды на то, что происходит в России – стране, которая когда-то была их Родиной, но которую они тем не менее страстно ненавидели.

Натурализовавшись в Америке и получив гражданство, Сэм Гольдберг стал курировать появившуюся в России в начале 1902 года партию социалистов-революционеров (правда, история ее началась еще в 1894 году в Саратове, когда уцелевшие народовольцы попытались вновь сорганизоваться и продолжить дело Софьи Перовской и Андрея Желябова).