Сказки нового Хельхейма - Фрай Макс. Страница 12

В общем, Даха тогда сразу сообразила, что надо просто забрать Рахмета из Тьмы, как уходящих оттуда во время войны забирали. В Ирали он долго ещё проживёт. Благо война во Тьме – ну, чисто технически – для этого не нужна. Вовсе не обязательно новой войны дожидаться, чтобы одного-единственного уходящего из Тьмы домой привести.

Даха тогда была совсем молодая, почти подросток, начинающий сид. Папа, как все родители, считал, что ей во Тьму пока рано, сперва хотя бы школу надо закончить; дядя Люсьен с лучшим другом не спорил, но Даху потихоньку всему учил. В общем, хорошо, что она была ещё юная, глупая и неопытная, вряд ли подобную авантюру провернул бы взрослый, Тьмой за Воротами битый сид.

Советоваться со старшими Даха, конечно, не стала, ну их в пень, этих старших, они всегда говорят примерно одно и то же: «рано», «ты пока не умеешь», «нет». Она подробно расспросила Рахмета, как его отыскать во Тьме; труднее всего было попасть в нужный город, но с восьмой попытки у неё получилось, а всё остальное оказалось легко. Дахе в тот раз везло фантастически, как часто везёт новичкам: не заблудилась, пробралась в больницу, нашла палату, и Рахмет её сразу узнал, даже вспомнил, как они во сне договаривались, что Даха поможет ему сбежать, смог подняться с кровати и выйти, никто их по дороге не остановил; короче, слабоумие и отвага, как папа потом шутил. Прежде Даха, как все начинающие, ходила во Тьму за Воротами и обратно только чужими проверенными путями, а тогда – потому что выхода не было, а вдохновение было – изобрела свой собственный способ, самый простой за всю историю сидов Ирали: закрыть глаза и идти.

В общем, Даха вернулась из Тьмы в обнимку с Рахметом; уже задним числом испугалась до полусмерти, сообразив, как велика была вероятность и Рахмета не вытащить, и самой надолго во Тьме застрять. Думала, папа и дядя Люсьен будут страшно ругаться, но обошлось. У сидов Ирали такое правило – к победителям не придираются. Если задуманное получилось, и все живы остались, ты молодец.

Короче, у Дахи с тех пор Репутация, с большой буквы «ррры», а у Рахмета – бар на углу Золотой и Туманной, без вывески и названия, куда приходят только свои. Он всю жизнь о чём-то таком мечтал, и отлично у него получилось, но вот это как раз не чудо, а просто нормально, здесь у всех получается, хочешь – бери и делай, а реальность тебе поможет. У Ирали лёгкий характер, он очень сговорчивый мир.

Наконец Рахмет отпускает Даху и говорит единственному клиенту в пальто с капюшоном, который сидит у окна:

– Видишь, пришла всё-таки! Не зря я тебе советовал подождать.

– Спасибо, – кивает тот, откидывает капюшон и смущённо улыбается Дахе: – Извини, я к тебе по делу. А ты же наверное приходишь сюда отдыхать.

– Всё нормально, – смеётся Даха. – В этот бар я специально прихожу уставать! Мы знакомы? Прости, если да, у меня ужасная память на лица. Даже приятеля, если месяц не виделись, могу на улице не узнать.

– Да не то что знакомы. Пару раз виделись в Ратуше. Я один из помощников Шумана…

– А! – вспоминает Даха. – Точно. Транспортом занимаешься. Алекс, правильно?

– Да. Александр. Я пришёл из-за дочки. Она…

– Уходящая? – продолжает Даха и берёт у Рахмета бокал с коктейлем из холодного кофе и грушевой водки; крепкий, зараза, страшно, но сейчас – то, что надо. Он поначалу бодрит, и проясняется голова, правда, потом… Ай, ладно, какая разница. Если что, у Рахмета в подсобке можно поспать.

– Да, уходящая, – кивает Александр. – Но проблема не в этом. Будь Микаэла просто одной из застрявших во Тьме, я бы не стал тебя дёргать. И так же понятно, что вы без дополнительных уговоров постараетесь всех оттуда забрать.

– Ну да, – подтверждает Даха. – Сами этого больше всего на свете хотим. Сиды крепко связаны с уходящими. Существует легенда, будто изначально Ирали придумал сидов, чтобы было кому помогать уходящим, их во Тьме поддерживать и защищать. Правда ли это, не знаю, но судя по тому, как сильно мы о них беспокоимся, больше, чем о ближайших родичах, похоже, всё-таки да.

Даха думает: так, язык у меня уже развязался. Осторожней надо с грушевой водкой, вечно я от неё начинаю пространно вещать. У человека дочка осталась во Тьме за Воротами, он ко мне уж точно не за мифами и легендами шёл.

Она спрашивает Александра:

– Значит, твоя Микаэла не просто одна из застрявших? А что с ней не так?

– У Микаэлы во Тьме есть сын, – говорит Александр. – Прямо там и родился. Мой, получается, внук.

– Ничего себе. Я не знала.

– Да никто кроме нас с Ниной не знал. Мика в принципе необщительная. У неё единственная подружка – Нина, сестра. Они двойняшки. С виду не одинаковые, но всё равно, считай, близнецы. С близнецами, говорят, так часто бывает, что они друг для друга – весь мир. Ладно, неважно, речь сейчас не о том. А о том, что Микаэла сына не бросит. Может быть, стоит увести её хитростью? Или силой? Сиды это умеют, я знаю. Но как быть с мальчишкой? Нельзя, наверное, его одного бросать. Он, конечно, без матери не пропадёт, уже не младенец. Но ещё и не взрослый. Четырнадцать лет. Короче, я не знаю, что делать. О чём тебя надо просить – забрать Микаэлу из Тьмы, или оставить в покое, пусть сына растит? Как вообще в таких случаях поступают? Мне нужен совет.

Даха долго молчит. Но не потому что не знает ответа, а чтобы лишнего не сболтнуть. Наконец говорит:

– Хорошо, что ты мне рассказал про внука. Придумаем что-нибудь. Не грусти, нормально всё будет с обоими. Я сама за твоей Микаэлой схожу.

Уже потом, свернувшись клубком на тахте в подсобке, потому что ноги после грушевой водки до дома вряд ли дойдут, Даха говорит – не то присевшему рядом Рахмету, не то себе, но всё-таки вслух:

– Как же удивительно иногда сплетаются судьбы уходящих и сидов. Как красиво мы возвращаем долги!

Что – красиво? Чьи именно судьбы сплетаются? Какие долги? – недоумевает Рахмет. Но молчит, не переспрашивает, потому что хорошо знает Даху. Захочет, сама расскажет. А не захочет, сделает вид, будто спит.

Даха спит.

Раньше по вечерам Ева часто ходила в бар в трёх кварталах от дома, заказывала стакан сидра, или светлого пива и подолгу сидела в каком-нибудь дальнем углу. Ей там всё нравилось – тихая музыка, спокойная атмосфера, знакомые лица соседей, стареющих у неё на глазах, вместе с ней. Здесь Еве всегда начинало казаться, что она пришла навестить родных, и ей это очень нравилось, хотя на семейные торжества к настоящим родственникам её палкой было не загнать.

В локдаун бар не работает, как и всё остальное, кроме аптек и продовольственных магазинов, да и те закрываются в страшную рань. Но Ева всё равно выходит из дома по вечерам с бутылкой сидра, или светлого пива, чтобы выпить его под навесом у входа в бар. Еве кажется, что от этого бар уцелеет, не разорится и не закроется навсегда. Никакой логики в этом нет, но ей и не надо логики. Ей даже веры не надо. Достаточно исполнять ритуал.

Ева сидит на ступеньке у входа, под навесом – это сейчас особенно кстати, потому что моросит ледяной зимний дождь. Медленно цедит пиво; ей на самом деле не особенно хочется. Но надо, выпить пива на этой ступеньке – Евин тайный, смешной, никому не нужный священный долг. Впрочем, Еве тут нравится, как раньше нравилось в баре. Надо же, – думает Ева, – бар закрыт, здесь холодно и темно, нет ни музыки, ни тёплого тусклого света, ни запахов, ни голосов, ни знакомых лиц, а атмосфера и настроение сохранились. И через замочную скважину выбрались из помещения на крыльцо.

Поэтому Ева совершенно не удивляется, когда из-за угла выходит сосед. Поднимает руку в приветственном жесте, спрашивает: «Не помешаю?» – и садится рядом, не дожидаясь ответа. И так же ясно, что нет.

– Я не забыла про груши, – говорит ему Ева. – Просто дома давно не была.

То есть, Ева сперва говорит, а потом уже вспоминает, вернее, осознаёт: рядом с ней на крыльце как ни в чём не бывало, расселся сосед Георгий. Я им с Ларой груш обещала, – медленно, чуть ли не по слогам, как бывает спросонок, думает Ева, – а собрать не успела, потому что как-то слишком быстро ушла обратно во Тьму.