Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева. Страница 13

— Алягер ком алягер, — брякнула я, всплывшую откуда-то фразу из "Трёх мушкетёров". — Как говорят французы: "На войне как на войне". Я никогда не была на поле боя и никогда не лечила раны, но всё когда-то случается впервые. Не очень приятно, но терпимо.

— Спасибо. — голос его звучал глухо, видать, не так просто смотреть и ждать пинка. По-моему, он перевел дух, но сказать об этом со стопроцентной убеждённостью я не могла.

— А за что ты благодаришь-то? Это я должна благодарить тебя и просить прощения за своё дурацкое поведение. Если бы я не полезла к мохнаткам, ничего не случилось бы.

— Случается только то, что должно случиться. Всё позади. Не надо ругать себя.

— Ладно, проехали, — вздохнула я. — А теперь ответь честно: на кой хрен тебе крылья, если ты их бинтуешь, как стыдливая дева — неожиданно выросшую грудь?..

Глава 12. Тайны Верхолётного замка. Геллан

Он неловко поднялся и присел на округлую ступень. Мимеи прилипли намертво к ранам, он чувствовал, как постепенно соединяются, срастаясь, ткани. Кто бы подумал, что бесполезные кочующие кусты способны на такое…

— Ты позволишь?.. — спросил он у Дары и тут же начал стягивать со здорового плеча остатки одежды. Даже если она не позволила, он сделал бы это. К Шаракану всё. Он должен вдохнуть полной грудью.

Здоровое крыло вырвалось на волю и затрепетало на ветру. Тонкая кожа поймала лучи солнца и согрелась, задрожала от удовольствия. Изуродованному крылу не распрямиться, конечно, а новые раны от когтей Вуга принесут много хлопот, но пока он не хотел думать об этом: наслаждался моментом.

— Теперь ты знаешь, почему я выродок. — сказал он просто, как будто чашу воды выпил. Без эмоций, надрыва или горечи. Все страсти отгоревались давно.

— Из-за крыльев? Я думала… — Дара испуганно прикусила язык, но он понял, чего она не сказала.

— Ты думала, из-за лица? Я бы тогда сказал, что урод. Хотя это и так очевидно. Выродок — нечто другое.

— Зачем ты так?.. — кажется, девчонка огорчилась. — По-моему, ты ищешь способы страдать. Но хочешь показать, что уже ко всему привык.

— Я и привык.

— Если бы привык, то не прятал крылья, а показывал бы их, как и лицо.

— Лицо я тоже прячу. Но не живу иллюзиями.

— Ты живешь в плену самого себя, Геллан. Они завидуют тебе, потому что у них нет крыльев. Завидуют, ненавидят, издеваются. Как издевались бы и ненавидели всё, чего не понимают.

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

Дара посмотрела на солнце, смешно сморщила нос и чихнула.

— Знаю. У меня нет крыльев, но я бы хотела… летать. Это здорово. И не всем дано.

— Мне всё равно уже не взлететь. — он пошевелил искалеченным крылом.

— Кто знает? — возразила Дара. — Интересно, Ви летает?

— У нас разные крылья, если ты об этом. — Геллан улыбнулся. — Я не мохнатка и даже не полукровка. Они превращаются время от времени, особенно когда пугаются, чувствуют опасность… Я не уверен, могут ли делать это специально. Если ты заметила, преображаются они только до половины: нижняя часть тела остается человеческой. Хотя легенды говорят, что когда-то мохнатки преображались полностью. У меня же крылья не исчезают. Всё время со мной, с момента моего рождения. Какая-то аномалия.

— Или наследственность.

— У мамы не было крыльев. А отца я своего не знаю.

— А что говорят ваши легенды о крылатых людях?

— Ничего не говорят. Здесь нет крылатых людей.

— Значит ты уникален, а не то идиотское слово, которым величаешь себя. — Дара засопела и сердито свела брови. — Ладно, поговорим об этом позже. Ты лучше скажи, как твой чокнутый замок открывается.

Геллан рассмеялся. Крылья весело захлопали в такт смеху.

— Он не пустил тебя, да?

— Что смешного-то? А если ты не сможешь крикнуть "вход"? Так и околеешь на его пороге?

Геллан схватился за бок: раны затягивались, но ещё болели.

— Вообще-то голос или слова для него не так много значат. Он больше реагирует на энергетические вибрации, тепловое излучение глаз, и распознаёт "своих" и "чужих". А ты, наверное, пыталась колотить руками или ногами. Ему это не понравилось.

— Угу. Я еще и обзывалась. Обидела, видать.

Геллан осторожно поднялся на ноги, поманил Дару левой рукой. Она встала рядом. Через минуту дверь бесшумно растворилась.

— Офигеть. Надеюсь, в следующий раз ты узнаешь меня, а не то я найду способ тебя взорвать. И полетишь ты фейерверком в звёздное небо. — Дара пригрозила входу кулаком. — А если, к примеру, кто-то прикинется тебе другом, а на самом деле — враг?..

— Другу, который не друг, вначале нужно будет преодолеть замковую стену. Или хотя бы добраться до неё. Ты ночью не могла разглядеть некоторые особенности этого места. Но ещё увидишь. Да и внутри не так всё просто. Пойдём.

Они вновь очутились в комнате с камином.

— Подожди меня здесь, — попросил Геллан и исчез в одном из коридоров.

Дара присела на краешек дивана. Хотелось вымыться и напялить чистый сарафан, от которого она отказалась утром. Слишком много событий для такого короткого промежутка времени…

Геллан отсутствовал недолго. Появился в просторной рубахе и с лёгким плащом через левую руку.

— Маскируешься? — девчонка не могла удержаться от вопроса.

— Делаю так, как привык. Я покажу тебе замок.

— Экскурсия — это хорошо, — пробормотала Дара и отправилась вслед за Гелланом.

— Больше ты не будешь теряться здесь. Замок построен из мейхона — надёжного материала, который умеет чувствовать, подстраиваться под своих владельцев. Внешние стены замка — тёмный мейхон — прочный, почти вечный. Его непросто разрушить, особенно, если он закреплён магией. Внутренняя отделка — светлый мейхон. Почти всё в замке — мейхоновские штучки. Ты представляешь стол или стул, мейхон видит его твоими глазами и модифицируется.

— То-то моя комната показалась слишком знакомой, — пробурчала Дара. В мозги, значит, залезает?

— Что-то вроде того, — улыбнулся Геллан. — поэтому ты и заблудилась: как выглядит замок полностью, не видела, а подстроиться под чужую энергетику тому, что уже устоялось годами, сразу почти невозможно. Если бы мы вчера прошлись по всем комнатам, ничего бы не случилось.

Он водил девчонку по замку. Почти точно так, как бродил ночью сам, только показывая и рассказывая. Заводил в библиотеку, музыкальную комнату…

— Здесь давно никто не играет. Видишь, она начинает каменеть и покрываться белым налётом.

— Что-то типа пыли?

Геллан кивнул:

— Мейхоновская пыль. Когда нечем подпитываться, стены замирают. Рядом комната мамы. Там… даже не знаю. Много хуже, наверное. И я… не готов туда войти даже ради того, чтобы ты увидела эту комнату.

Дара сжала его ладонь.

— Не надо. Думаю, мне важно знать, что это за дверь и рядом с какими комнатами находится, чтобы не путаться. С ума сойти: если не знаешь заранее, как тут устроено, можно застрять навсегда? И бродить, пока не помрёшь?

— Можно, Дара. Но обычно кто-то приходит на помощь.

Он подмигнул ей почти весело. Ободранный бок и крыло ещё горели, но боль была терпимой. Он показывал ей комнаты и помещения.

— Здесь нет людей, да?

— Есть, но немного. Кухня, прачечная. Две девушки в услужении.

— Но кто-то должен убирать в этих хоромах?

— Не должен. Мейхон впитывает постепенно грязь и выводит за стены замка. А чтобы поменять простыни, легион служанок не нужен. Тем более, что гости к нам не горят желанием захаживать. Иранна иногда заглядывает, но она больше член семьи, чем гость. Пойдём, я покажу тебе ещё кое-что.

Он повёл её наверх, по широким округлым ступеням, что вились не спиралью, а непонятными зигзагами. Они поднимались выше и выше, к конусообразной крыше, пока не вышли на небольшую круглую площадку.