Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева. Страница 29

Интересно, как они тут время определяют? Этот вопрос я, ещё не открыв глаза, задала себе. Долго спала, не долго — не понять. Не заметила я вчера ничего, похожего на часы. И механизмов никаких не заметила. Может, их здесь вообще не существует…

Окон нет, свет постоянно ровный, как днём. Может, ночью темно, но вторую ночь я спала сном праведника. Куча вопросов без ответов. Села на кровати, пытаясь глаза открыть. По ощущениям — пора просыпаться, но очи мои ясные считали иначе. Хотелось бубухнуться и дрыхнуть дальше, но я себя переубедила.

Голубое платье измочалено напрочь. Хорошо хоть сапоги стянул рыцарь Геллан… Одним глазом осмотрела комнату. Вещи аккуратно лежат на комоде, в том числе и джинсы мои чистые. Кто-то заботливый старался.

Чертыхаясь и мечтая о взрослой самостоятельной жизни, в которой папа мне не указ, я долго раздирала волосы, затем мылась, а потом, проигнорировав платья-балахоны на выбор, с удовольствием облачилась в свои вещи. Хватит с меня игр в барышню-крестьянку. Как вообще можно эти чудовища носить: ни тебе ногой наподдать с удовольствием, ни на коня, как положено, сесть…

Я выскользнула из комнаты, огляделась. Тихо. Заглянула в комнату Милы — девчонка спала, скрутившись, как котёнок. Два неизменных пса-терминатора подняли головы, как только я засунула нос в дверь, и навострили уши-антенны. Любят меня поголовно все животные или не любят — на этих двух броненосцах я проверять не стала: слишком уж морды свирепые и клыки острые из пасти торчат. Пусть охраняют свою принцессу, а я по замку прошвырнусь, пока тишь да благодать.

Память у меня нормальная, сегодня я не путалась, а чётко шла и поворачивала, куда надо. В столовой стол поменяли — как будто ничего и не было вчера. Впрочем, может, он тоже мейхоновый, а этот материал, судя по всему, превращается во что угодно. Надо будет расспросить кого-нибудь.

Сама не пойму, как добралась до выхода. Встала перед дверью и постояла смирно, желая выйти. Проём распахнулся. Получилось! Замечательно, я вырвалась на волю. На улице — раннее утро. Влажно блестит каменная кладка под ногами — роса упала. Я сделала то, о чём мечтала со вчера: отправилась к деревьям.

Вблизи они оказались ещё красивее, чем издалека. Жёлтые с коричневым похожи на шкуру тигра: полоски на стволе чередовались почти ровно, как будто их кто-то под линейку рисовал, лишь бугристая кора немного смазывала края, отчего они казались бархатными, как мягкий ворс животного. В кроне — больше жёлтого, а тёплый коричный цвет лёг тонкими стрелочками по диагонали, чуть расплываясь на прожилках. Листья узкие, длинные, блестят глянцево, маслянисто. Я потёрла листок пальцами. Гладкий, как лощёная бумага, прохладный и сухой.

Красно-зелёные напоминают наши ивы. Листья только мелкие и круглые, как пятаки. Очень яркие, смешанные, будто акварельные краски, наложенные одна на другую: легли, как захотели, расплылись кляксами. Я приложила веточку к щеке.

— Красивая, — прошептала неожиданно сама для себя.

И ветка дрогнула, заскользила, уплыла из рук, как мокрое мыло, но внутри что-то сжалось, промчалось щекотным шариком, словно я проглотила горячую вишню, и она носится по крови, как пьяная, не может найти выход.

Я тряхнула головой. Ощущения пропали. Мда, Дашка, недолго и чокнуться. Лучше не заморачиваться на всех этих моментах, жить легко и с улыбкой, как постоянно твердит мне бабушка. Она как психолог знает в этом толк.

Фиолетово-оранжевые деревья-короны — широкие, кряжистые, с мощными стволами. Ну да, попробуй удержи такой трезубец. Листья очень тонкие: ещё не иголки, как у хвойных, но уже и не лиственная пластина. Чем-то на лиственницу смахивает. Мохнатые фиолетовые метёлки пучками и оранжевые шишечки-сережки. Чудеса творит природа… или меданы?.. Провела ладонью по листьям-пучкам. Не колются, но пружинят. Плотные, соком налитые…

Отошла подальше, чтобы полюбоваться. Жаль, зима близко, исчезнет красота.

— Они не сбрасывают листья, динь, как другие деревья.

Сказано тихо, но я чуть не подскочила. Вот кто так делает, спрашивается?! Обернулась, рот открыла, хотела отчитать. Стоит зелёное, глаз от земли не отрывает. Небось само испугалось своей смелости.

— Ты кто?

— Деревун, динь, — шелест в ответ. И к земле всё ниже клонится. Как бы на колени не упало.

— А имя у тебя есть?

Падение приостановлено. Пальцы длинные-длинные, гибкие. И нервные. Сжимаются, дрожат, мнут зелёный балахон.

— Офа, динь, — почти полубоморочно, на выдохе.

Мальчик, девочка, мужчина, женщина — не понять. Ростом чуть повыше меня, наверное, если учитывать, что сжалось, как в ожидании удара.

— А я Дашка… Дара. Не бойся.

Быстрый взгляд из-под зелёных ресниц. Глаза, как виноградины. Зелёные, ясен пень.

— Я думала тут только мохнатки, а деревуны в деревне живут.

Офа затрясла головой, отчего плотные, как дреды, колбаски разлетелись в разные стороны, ударили по щекам и плечам.

— Нас тут много… разных. Кто-то должен ухаживать за замком… следить за растениями, например.

— И ты следишь.

Офа закивала.

— Ты мальчик, девочка? — спросила всё-таки. Надо ж как-то определиться.

— Девушка, динь.

— Дара. А теперь поднимай глаза и смотри на меня.

Видать, привыкли они слушаться. Глаза подняла, смотрела отчаянно. Губы дрожат, слышно, как она часто и нервно сглатывает слюну.

— Не трясись. Я что, страшная такая?

— Нет, — и снова глаза в пол.

— Не опускай глаза, Офа. Я ещё никогда не ела деревунов. А будешь пугаться — съем.

Она улыбнулась или мне показалось?

— Вряд ли мы вкусные.

— Вот и я так думаю. У меня здесь мимеи растут. Хочешь посмотреть?

О! Я попала в цель. Вы бы видели, как она встрепенулась, ожила, позеленела ярко, сочно (румянец у неё такой, да). В глазах — мокрый восторг и… мольба? Длинные пальцы-веточки — туда-сюда, гнутся, на груди складываются в какое-то плетеное решето.

— Вот и хорошо. Пошли со мной.

Я направилась к саду не оборачиваясь, но ухо навострила: шелестит. Ага, идёт следом.

— Я всего лишь раз видела, как растут мимеи. Они неуловимы. Мама рассказывала… а я здесь выросла, почти не бывала за стеной, — шепчет тихо-тихо, как будто извиняясь, но удержаться, видать, не может.

Возле калитки сада Офа встала как вкопанная.

— Властитель… не разрешает… туда…

— Уже разрешает. Там работы — непочатый край. Хочешь порядок в саду навести? Ты и… тут же есть еще такие, как ты?

Часто кивает в ответ, а глаза так и норовят в землю зарыться.

— Будешь пугаться и глаза опускать, найду тех, кто посмелее.

Оно, конечно, бессовестно с моей стороны так манипулировать чувствами, но что прикажете с этими забитыми созданиями делать? Страх надо выбивать страхом. Пока что. А дальше будет легче.

Офа смотрит мне в глаза отчаянно, старательно. Ей очень хочется туда, в сад. Где уйма растений и неуловимые мимеи.

— Значит так. Запомни: Геллан никогда тебя не ударит. Как этот, как там его?…

— Пор…

Вот зараза, она готова в обморок упасть! Побледнела, почти белая стала!

— Его ж больше нет? Или я путаю?

— Нет…

— Так почему вы до сих пор трясетесь? Геллан хоть раз кого-нибудь из вас ударил, унизил?

— Нет…

— Живите, радуйтесь, пляшите, пойте. Этой скотины больше нет и не будет никогда. Устроили тут царство умирающих от страха!

Кажется, она немного пришла в себя, отдышалась. Интересно, что эта тварь тут вытворяла?.. Хотя нет, лучше не знать. Я хлопнула ладонью по калитке. Та ржаво вякнула.

— Я иду в сад. Ты со мной?

Офа заворожённо смотрит на мою руку и молча делает шажок вперёд. Уже лучше. Я открываю калитку и вхожу, больше не заботясь о воспитательном процессе. Ну, подумайте сами: какой деревун сможет устоять перед сокровищницей с растениями?.. Тем более, если кто-то открыл дверь? Да они б и в щель пролезли, дайте им только такую возможность.

Глава 23. Твердь и её дети. Офа