Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева. Страница 65

Дара подхватила коша на руки и попятилась, хотя стояла и так неблизко от погребальной кучи. Геллан сделал несколько шагов назад. Келлабума высекала огонь по-своему. Не выпускала язычок пламени из большого пальца, как Ивайя, а, слегка шевеля пальцами, нежно согревала воздух обеими ладонями. Казалось, она греет руки живым огнём или играет на пианино. Дара не могла оторвать взгляда от крупных крепких ладоней и пропустила момент, когда запылал погребальный костёр.

— Ты тоже огненная? — сорвалось у девчонки с языка.

Келлабума повернула к ней лицо, озарённое высоким пламенем. Снежинки припорошили плат на голове, отчего муйба казалась сказочной королевой из холодного царства.

— Слишком много огня, Дара? Любая стихия несёт как добро, так и зло. Всё дело в руках и сердце. А может, в большем. Намного большем, о чём не задумываются люди.

Костёр горел ровно и рвался в небо. Голубые тела таяли, не оставляя ни дыма, ни гари, ни копоти. Только камни солнца оседали ровным кругом на дно пляшущего огня — чистые, как слёзы.

— Пахнет, как после грозы, — заметила Дара, принюхиваясь к воздуху.

— Это запах ушедших космий, — ответила ей Келл. — Что-то остаётся и от них, Дара. Ничто не уходит бесследно.

— Зачем вообще нужны все эти твари? — поёжилась девчонка.

Келлабума посмотрела на неё пристально, очень серьёзно:

— Они часть этой земли, Дара. Мир не может быть слишком добрым или злым. Он живёт в равновесии, поэтому есть место и хорошему, и плохому. Всё не случайно.

— А если зла станет больше, что тогда?

Страх ли звучал в девчоночьем голосе или растерянность?..

— Значит появятся те, кто будет творить добро, чтобы чаши уравновесились.

Костёр догорал, таял, как снег. Круг выжженной травы и влажной земли — будто и не было страшных космий, но блеск солнечных слёз шептали: знаем, помним, не вычеркнешь и не забудешь…

Пока Геллан и Дара смотрели на уходящие в небо последние искры, Келлабума сходила в лачугу и вернулась с бархатным черным мешочком, встала на колени и не спеша стала собирать камешки.

— Может, не надо? — засомневалась Дара.

— А зачем они здесь? Пригодятся. За солнечные камни нынче хорошую цену дают.

— Откуда знаешь? — не выдержал Геллан. — Ты же никуда не ходишь из этой глуши.

— Не ходить — не значит не знать. Часть оставишь себе. Пригодятся. Солнечные не только космий убивают.

Снова поднялся ветер, забушевал, заметался яростным зверем; рвал одежду, хлестал колючим снегом, сбивал дыхание.

— Можно я пойду? — прокричала Дара, перекрикивая вой приближающейся вьюги.

Она прижимала Сильвэя к себе, пытаясь прикрыть коша полой плаща. Геллан кивнул, и девчонка поплелась к лачуге. Он проводил её глазами и стал ждать Келлабуму. Не мог заставить себя собирать камни, но и уйти, бросив целительницу, тоже не мог. Поэтому стоял, задерживая дыхание и смотрел в почти чёрное небо, затянутое неспокойными тучами.

Келлабума собирала камни тщательно. Пальцы закоченели и не слушались, но она не спешила. Геллан помог подняться ей с колен, когда она закончила. Вьюга бушевала; набирала полные лёгкие ветра со снегом и зло плевалась в лицо; крутила белое сальто, пытаясь сбить с ног; за мутно-белым телом непогоды в двух шагах ничего не разглядеть…

Они ввалились в избушку, похожие на косматых белых зверей, громко топали и отряхивались, пытаясь избавиться от плотной наледи на обуви и одежде. Дара подбрасывала поленья в очаг и морщилась от боли: порезанная ладонь горела и дёргала, как застуженный зуб.

Раздевшись, Келлабума молча взяла мазь и снова обработала ранки, подольше задерживая холодные пальцы в местах укусов, царапин и пореза. Дара с интересом смотрела, что она такое делает: боль утихала то ли от мази, то ли от прохладных пальцев целительницы.

Что-то зашуршало в углу, а потом с шумом шлёпнулось на пол. Дара взвизгнула и вскочила.

— Не бойся, — показала в улыбке крепкие зубы Келл, — Чока вернулась.

— Ну и шуточки у вас, с чувством сказала девчонка и покосилась на взъерошенного зверька. Мех потемнел и заледенел, отчего бельча стала похожа на дикобраза или ежа.

— Как она в дом попала? — спросила Дара, протягивая к белочке руки.

Чока стояла за задних лапках и принюхивалась к протянутым ладоням, но идти к девочке не спешила.

— У неё ход есть специальный, на трубу похожий.

— Как эти твари туда не полезли…

Келлабуме показалось, что Дара впервые за день испугалась по-настоящему.

— Мейхон умный. Он обороняется, как может.

— Ага… только копья всякие в стол пропускает.

Келл посмотрела на Геллана.

— Рассказывайте обо всём, — приказала строго, чтобы не появилось желание увильнуть.

И Геллан рассказал. Кратко, как мог. И про охоту на мерцателей, и про стило в столе, и про кольцеглота.

— Думаю, часть событий ты знаешь. Ты часто знаешь… наперёд.

— Или просто знаю, — усмехнулась Келл, и горькая складочка прочертила косую линию от губ к подбородку. — Чока, Чока, — поманила она бельча, и зверёк охотно нырнул в тепло больших ладоней.

Келл огладила мокрую шестку, приложила палец к голове животного и закрыла глаза.

— В Долине спокойно. Падает снег, но вьюги нет. Иранна позаботится о Миле. Маленькая властительница останется с муйбой и не поедет одна в замок. Везде неспокойно…

— Почему ты здесь одна?.. Прячешься, как Димон?.. Убегаешь от чего-то?.. Обидел ли тебя кто?.. — слова летят из Дары бурным потоком, как вода с гор: невозможно остановить. — Ты могла бы жить в Долине, лечить людей, учить детишек, как Иранна.

— В поселении может быть только одна муйба. — это Геллан пытается перегородить плотину Дариных вопросов.

— Что за чушь очередная? — фыркает девчонка пренебрежительно. — Замшелое средневековье, блин! Да в Долине хватит работы на трёх муйб!

— Может, и хватит, но в поселении может жить только одна муйба. Так повелось, так надо. Было время, я не могла уйти отсюда, даже если бы очень хотела. Может быть, не могу уйти и сейчас. Это решит Обирайна, но не я.

— У тебя свои тайны, да? — девчонка не хочет угомониться.

Келлабума чувствует в Даре смесь любопытства и желания понять. Иногда хочется вывалить корзину своей жизни ворохом событий и фактов, как грязное бельё, давно нуждающееся в стирке. Однажды так и случится, но не её рука разворошит прошлое.

— Да. У меня есть тайны. И не время их раскрывать. Когда-нибудь… ты узнаешь всё.

— А пока "догадайся, мол, сама", — Дара закатила глаза и обхватила плечи руками, пытаясь унять раздражение. Слишком много недомолвок.

Келлабума понимает. Видит, чувствует, но знает: рано оброненное слово может всё испортить, смешать карты и руны, переиначить реальность, которая и так пляшет, как попало…

— Скоро, Дара. Очень скоро многое станет понятнее. Смотри!

Она берёт девчонку за руку и ведёт во вторую комнату.

— Вот створки шкафчика. Я точно знаю, что за ними. Там снадобья и травы — я выложила их своими руками. Поставила в определённом порядке. С закрытыми глазами, в потёмках, я найду, что мне нужно. Нет тайн и неожиданностей.

Дара смотрит внимательно, но ещё не понимает, куда клонит странная муйба.

— А вот здесь — трещины. — целительница отбрасывает в сторону мягкий коврик возле шкафчика. — Мейхон повторил изгибы земли, не захотел лежать ровно, принял тайный код этого места. Что в извилистых трещинах? Куда попадёшь, если засунешь руку или наступишь ногой?.. Они не просто недоделка строителей. Они — живые морщины: дышат, движутся, меняют рисунок… Если очень хочется, можно рискнуть. Но сегодня ты попадёшь в одну тайну, а завтра — в другую. И выберешься ли из капкана трещин — неизвестно… Потому что не знаешь кода, не знаешь, в каком порядке стоят эти склянки и снадобья…

Дара смотрит на неровные изгибы под ногами, присаживается на корточки и очерчивает пальцем путь изломов, не прикасаясь к ним.

— Я никогда и не узнаю, Келл, если не попробую или кто-то не расскажет, что за ними… Точно так, как не знаю, что у тебя за створками шкафчика. Но если ты расскажешь и покажешь, я запомню. И через время тоже смогу доставать нужное без света или закрыв глаза…