Дракон - Касслер Клайв. Страница 124
Сэндекер пошел в отсек связи, чтобы послать доклад о ходе операции в Белый дом, пока Джиордино оставался в штабном отсеке. Джиордино стоял, склонившись над столом и изучая отчет морского геолога о подводном желобе, который предстояло пересечь Питту, чтобы оказаться в безопасности на берегу Японии. Он, наверно, уже в пятый раз промерял расстояние, когда первая ракета попала в самолет и взорвалась со страшным грохотом. Ударная волна, а за ней волна декомпрессии швырнула его на стол. Оглушенный, он едва успел опереться на стол локтями, как вторая ракета ударила в нижний грузовой отсек и вырвала огромную зияющую дыру в брюхе самолета.
Конец должен был быть быстрым и драматическим, но первая ракета не взорвалась сразу после удара о бок самолета. Она пробила обшивку в промежутке между шпангоутами в верхней части фюзеляжа, пролетела через грузовой отсек и взорвалась, когда прошивала нервюры корпуса на противоположной стороне отсека. Основная сила взрыва была направлена в ночной воздух снаружи, что спасло самолет от немедленной гибели. Взорвись ракета на долю секунды раньше, его бы разорвало на части.
Еще не успев оправиться от шока, Джиордино подумал: теперь самолет должен рухнуть вниз, он не сможет лететь дальше. Однако он ошибся в каждом из этих предсказаний. Огромная машина «Гэлакси» вовсе не собиралась умирать. Чудесным образом ничего не загорелось, и только одна из систем управления аэродинамическими отклоняющимися плоскостями была повреждена. Несмотря на свои зияющие раны, машина уверенно держалась в воздухе.
Пилоту пришлось послать подбитый самолет в пикирование, прежде чем снова выровнять машину менее чем в тридцати метрах над морем и лечь на курс в южном направлении, прочь от острова Сосеки. Двигатели работали нормально, и кроме вибрации и возросшего сопротивления из-за пробоин в фюзеляже, главной заботой пилота была потеря управления рулем высоты.
Сэндекер прошел в заднюю часть самолета вместе с бортинженером, чтобы оценить размеры повреждений. Они увидели Джиордино, осторожно ползущего на четвереньках по грузовому отсеку. Цепляясь за шпангоуты, как утопающий за соломинку, он с явным отвращением завороженно смотрел через зияющую дыру на море, проносящееся мимо и сверкавшее, как ртуть.
— Будь я проклят, если я собираюсь прыгать! — прокричал он, стараясь перекрыть свист ветра, насквозь продувающего самолет.
— Я тоже вовсе и не думаю этого делать! — крикнул в ответ Сэндекер.
Бортинженер со страхом и изумлением смотрел на повреждения.
— Что здесь, черт возьми, произошло?
— В нас попали две ракеты «земля-воздух»! — прокричал ему Джиордино.
Джиордино замахал руками Сэндекеру, показывая на нос самолета и предлагая уйти подальше от ураганного ветра. Они пробрались в кабину пилотов, пока бортинженер начал обследовать повреждения в развороченном днище. Они нашли пилотов спокойно борющимися с механизмами управления машиной и вполголоса совещающимися между собой, словно они выполняли пример из учебника, как надо действовать в случае аварии, отрабатывая его на учебном тренажере.
Джиордино устало опустился на пол, благодаря судьбу, что остался в живых.
— Поверить не могу, что эта большая пташка все еще летит, — радостно пробормотал он. — Напомните мне, чтобы я не забыл расцеловать ее конструкторов.
Сэндекер склонился над приборным щитом между креслами пилотов и быстро окинул взглядом приборы, чтобы оценить повреждения. Затем он спросил:
— Какие у нас шансы?
— У нас еще сохранились электрические приводы и часть гидравлических, управляемость достаточна для маневрирования, — ответил первый пилот, майор Маркус Тернер, крупный краснолицый техасец, обычно веселый и любящий пошутить, но теперь напряженный и мрачный. — Но взрыв, должно быть, перерезал топливные магистрали от главного бака. Показания уровня топлива сильно упали всего за две минуты.
— Вы можете оставаться барражировать над точкой за пределами радиуса действия ракет?
— Нет.
— Я могу приказать это от имени президента, — резким тоном сказал Сэндекер.
Тернеру это не понравилось, и он не собирался уступать.
— Не сочтите это проявлением неуважения, адмирал, но этот самолет, похоже, в любую секунду может разломиться на части. Если у вас есть склонность к самоубийству, то это ваша проблема. Мой же долг — спасти свой экипаж и свой самолет. Как профессиональный военный моряк вы понимаете, о чем я говорю.
— Я вполне понимаю ваши чувства, но мой приказ остается в силе.
— Если машина не развалится и мы будем очень экономно расходовать горючее, мы сможем совершить посадку на аэродроме Наха на Окинаве, — продолжал невозмутимо Тернер. — Это ближайшая длинная посадочная полоса вне самой Японии.
— Окинава исключается, — кратко объявил Сэндекер. — Мы выйдем из зоны действия зенитных систем острова и будем держаться в радиусе возможности связи с моим человеком на дне. Эта операция слишком важна для нашей национальной безопасности, чтобы ее можно было прервать. Постарайтесь удержать нас в воздухе так долго, как только сумеете. В крайнем случае сажайте машину в море.
Лицо Тернера покраснело, с него начал катиться пот, но ему удалось натянуто улыбнуться:
— Хорошо, адмирал, но советую приготовиться к дальнему заплыву до ближайшего берега.
Но тут, словно судьба хотела добавить к удару еще и оскорбление, Сэндекер почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Он быстро обернулся. Это был радист. Он посмотрел на Сэндекера и безнадежным жестом покачал головой, что означало дурные новости.
— Сожалею, адмирал, но радио не работает. Мы не можем ни передавать, ни принимать.
— Это решает дело. Мы не сможем сделать ни черта, летая здесь с неисправной рацией.
Сэндекер смотрел на Джиордино, и в каждой глубокой морщине на лице адмирала читались досада и душевная боль.
— Дирк не узнает, в чем дело. Он подумает, что его бросили.
Джиордино оцепенело уставился через ветровое стекло в какую-то точку между черным морем и черным небом. Он чувствовал боль в сердце. Уже во второй раз за последние несколько недель у него возникло ощущение, что он подвел своего лучшего друга. Наконец он обернулся к адмиралу, и, как ни странно, тот улыбался.
— Дирку мы сейчас не нужны. Если кто-либо вообще способен взорвать эту чертову бомбу и вывести «Большого Бена» на берег, то это сделает он.
— Я тоже ставлю на него, — сказал Сэндекер с полной убежденностью.
— Окинава? — спросил Тернер, крепко сжимая в руках штурвал.
Очень медленно, долго, трудно, словно он бился с дьяволом за свою душу, Сэндекер обернулся к Тернеру и кивнул.
— Окинава.
Гигантский самолет развернулся на новый курс и улетел в темноту. Через несколько минут шум его двигателей стих вдали, и море осталось лежать безмолвным и пустым, если не считать одного человека на дне.
Глава 71
«Большой Бен» остановился на самом краю огромного желоба глубиной два и шириной десять километров, протянувшегося по дну моря. Он выглядел нелепо с неуклюжей яйцевидной бомбой, зажатой в его манипуляторах. Из кабины вездехода Питт мрачно смотрел вниз на уходящий во мрак склон желоба.
Место, которое геофизики сочли наиболее подходящим для того, чтобы взрыв вызвал оползень склона желоба, что в свою очередь должно было породить сейсмическую морскую волну, находилось примерно в тысяче двухстах метрах ниже края желоба. Но крутизна склона оказалась на целых пять процентов больше рассчитанной по спутниковым снимкам. И, что еще хуже, гораздо хуже, верхний слой осадочных отложений, образующих склоны желоба, по своей консистенции напоминал жирную глину.
Питт погрузил в донный ил телескопический зонд, и его ничуть не обрадовали результаты геологических измерений, появившиеся на экране компьютерного монитора, Он понял, насколько опасным было его положение. Ему предстояла изматывающая борьба за то, чтобы не дать тяжелой машине соскользнуть вниз по склону и, подобно саням, скатиться вниз до самого дна желоба.