На грани потопа - Касслер Клайв. Страница 2

Первоначально лайнер мог принять на борт пятьдесят пять пассажиров первого класса, восемьдесят пять — второго и триста семьдесят — третьего. Экипаж и обслуживающий персонал составляли еще сто девяносто человек. Но в свой последний рейс он отправился с командой всего в тридцать восемь человек.

Ханту временами казалось, что на борту этого крошечного кусочка тверди, окруженного со всех сторон разъяренной стихией, разыгрывается какая-то непонятная драма, у которой нет ни содержания, ни смысла, ни зрителей. В такие минуты ему становилось немного жаль старушку, израненную и сплошь усеянную боевыми шрамами, но все же не поддающуюся непрестанным усилиям шторма утащить ее на дно. «Принцесса» натужно скрипела и стенала всеми своими расшатавшимися и прохудившимися стыками, однако всякий раз упрямо выбиралась из-под очередной волны и храбро таранила форштевнем накатывающуюся следом. Умом капитан понимал, что судну давно пора на слом. Да и ему самому не мешало бы задуматься о покое. Быть может, именно поэтому он испытывал какое-то странное чувство единения с пароходом?

Одно утешало: за все время плавания такие же изношенные и одряхлевшие, как корпус, машины ни разу не дали сбоя.

В машинном отделении скрипы и стоны терзаемого металла ошущались с особенной остротой. Течь заметно усилилась, и в поднявшейся почти до уровня переходных решеток воде плавали крупные хлопья ржавчины. Под напором стихии одна за другой выскакивали заклепки, скрепляющие стальные листы обшивки. Некоторые из заклепок вышибало с такой силой, что они со свистом разлетались во все стороны наподобие картечи. Китайцы — смазчики и младший механик — взирали на происходящее с апатичной бесстрастностью. На судах, построенных до внедрения сварки, такое явление считалось в порядке вещей. И только один человек среди них испытывал настоящий ужас, глядя на расползающуюся на глазах обшивку.

Стармех Гэллахер по прозвищу Гонконг, пышноусый здоровяк-ирландец, чья неизменно кирпичного цвета физиономия свидетельствовала о тесной дружбе с крепкой выпивкой, повидал в своей жизни немало всякого и отличить нормальное судно от такого, что вот-вот пойдет ко дну, мог, что называется, невооруженным глазом. Усилием воли он заставил себя преодолеть приступ панического страха, выбросил из головы все второстепенное и принялся хладнокровно размышлять о том, как спасти свою шкуру в этой катавасии. И не только свою...

Осиротевший в одиннадцатилетнем возрасте, Йен Гэллахер без сожаления покинул опостылевшие трущобы Белфаста и ушел в море, начав свою карьеру с мальчика на побегушках, что, как правило, куда более соответствует действительности, чем излюбленный романтиками термин «юнга». Впрочем, юнгой он пробыл недолго. У смышленого подростка обнаружился врожденный талант к общению с судовыми машинами. Поработав какое-то время смазчиком, он очень скоро дослужился до третьего помощника чифа [3], а к двадцати семи годам, окончив соответствующие курсы, сам стал дипломированным механиком. Ходил он, главным образом, на мелких и средних каботажных судах, осуществляющих грузоперевозки между бесчисленными островами в южной части Тихого океана. Прозвище свое Гэллахер заработал после эпического побоища в каком-то портовом кабаке Гонконга, когда он в одиночку уложил восемь докеров-китайцев, вздумавших на свою голову поиздеваться над обладающим бычьей силой ирландцем. Летом сорок пятого Гэллахеру исполнилось тридцать, и тогда же он подписал контракт на должность старшего механика «Принцессы Ван Ду».

С побледневшим, но исполненным решимости лицом Гэллахер повернулся ко второму механику Чжу Вэню.

— Быстро дуй наверх, парень, и будь готов покинуть судно, как только капитан даст команду.

Китаец, чуть не проглотивший от неожиданности торчащий у него из уголка рта окурок, озабоченно уставился на начальника.

— Вы думаете, что мы тонем, сэр?

— Я знаю, что мы тонем, — безапелляционно отрезал Гэллахер. — Эта прогнившая посудина не продержится и часа!

— Могу я узнать, вы уже уведомили об этом капитана, сэр? — вежливо поинтересовался Чжу.

— Капитан сам должен понимать, что творится, — огрызнулся ирландец. — А если не понимает, пускай глаза разует. И уши заодно.

— А как же вы, сэр? — заколебался китаец.

— Дуй, тебе говорят! — рявкнул Гэллахер. — За меня не беспокойся, я здесь тоже не задержусь.

Чжу Вэнь аккуратно вытер руки куском ветоши, коротко кивнул и без дальнейших рассуждений полез по трапу, ведущему на верхние палубы.

— А вы что стоите? — набросился ирландец на смазчиков, застывших в нерешительности рядом с паровой машиной. — Вам особое приглашение требуется?

Те переглянулись и последовали за Чжу.

Гэллахер бросил последний взгляд на свои любимые лоснящиеся маслом, шипящие, плюющиеся паром механизмы, с тоской представив их на дне — холодными и безжизненными, окруженными стайками рыб. Внезапно он вздрогнул и напрягся, услышав долгий, скрежещущий звук, эхом прокатившийся под сводами машинного отделения. Механик хорошо знал, что он означает. Давала о себе знать годами копившаяся усталость металла — скрытый недуг, поражающий не только суда, но и летательные аппараты. Ее почти невозможно выявить, когда все идет нормально, но в экстремальных условиях она часто становится решающим фактором, разделяющим жизнь и смерть. С другой стороны, «Принцессе» и в молодости не приходилось испытывать таких невероятных перегрузок, как в свое последнее плавание. Достаточно сказать, что сила удара волны по ее корпусу достигала двадцати тысяч фунтов на квадратный дюйм.

Сердце стармеха на миг замерло, когда он увидел разошедшиеся на добрый фут два листа обшивки по левому борту. Разрыв на глазах увеличивался. Ирландец метнулся к переговорной трубе и вызвал мостик.

— Вахтенный слушает, — услышал он знакомый голос Пу Ли.

— Это Гэллахер. Капитана мне. Срочно!

— Что случилось, мистер Гэллахер? — осведомился Хант после короткой паузы.

— В машинном только что открылась крупная течь, растущая с каждым мгновением, сэр.

Капитана потрясло это сообщение. В глубине души он все же надеялся успеть достичь земли до того, как положение станет критическим.

— Серьезная течь, говорите? А что с помпами?

— Они и раньше не справлялись, а теперь и вовсе захлебываются.

— Благодарю вас, мистер Гэллахер. Вы сможете удержать машины на ходу, пока мы не окажемся в безопасности?

— Сколько, по-вашему, времени понадобится для этого, сэр?

— По моим прикидкам, где-нибудь через час мы выйдем в сравнительно спокойные воды.

— Исключен", сэр, — твердо ответил Гэллахер. — У нас осталось не более десяти минут.

— Еще раз спасибо, чиф, — тяжело уронил Хант. — Рекомендую вам убраться из машинного, пока еще есть время.

Капитан устало повернулся и выглянул в иллюминатор. Кормовая часть заметно погрузилась в воду, вследствие чего качка несколько уменьшилась. От его первоначального плана — дойти до ближайшего берега и выброситься — теперь, очевидно, придется отказаться. А чтобы выйти из зоны урагана и добраться до спокойной воды, необходимо повернуть право на борт и лечь на новый курс, что, в свою очередь, чревато не меньшими последствиями. «Принцесса» набрала слишком много воды. Стоит ей теперь стать бортом к волне в промежутке между двумя валами, и ее либо опрокинет, либо захлестнет и потащит на дно. Учитывая быстро нарастающее обледенение, судно в любом случае обречено.

Глаза Ханта на миг затуманились, и он мысленно вернулся назад — на два месяца и десять тысяч миль — в шанхайский портовый док на реке Янцзы, куда поместили «Принцессу», чтобы снять с бывшего лайнера все ценное, прежде чем отправить на переплавку в Сингапур. Особенно отчетливо вспомнилось ему неожиданное появление на причале роскошного «паккарда». Выбравшийся из него офицер в форме майора армии националистов сообщил капитану, что генерал Юй Кун желает побеседовать с ним и приглашает в машину.