Случайная свадьба (+ Бонус) (СИ) - Тоцка Тала. Страница 25

Теперь уже я прыскаю в ладошку. Давид все еще не выпускает мою руку, и мне совсем не хочется ее отбирать. Он перестает смеяться и добавляет уже серьезнее:

— А Чабехан в самом деле очень уважаемый человек. У него самая лучшая и самая известная перепелиная ферма. Я хотел перед тобой реабилитироваться. Во-первых, что ты была голодна на нашей свадьбе. Во-вторых, я был недопустимо груб с тобой ночью. Прости.

— Ладно, проехали, — машу рукой, — я же думала, вы к Лейле полетели. Тогда бы точно перепелками не отделались.

Он замирает и сжимает мою руку так, что я ойкаю. И спохватываюсь. Ну что у меня за язык такой? Болтаю, что думаю…

— К Лейле? Ты подумала, что я полетел к Лейле, и обиделась? — он так напряжен, что кажется, сейчас взорвется. — Марта, это правда?

— Нет, говорю же, у меня такие шутки дурацкие, — отвечаю с досадой. Но Данилевский не унимается.

— А если бы полетел, то что было бы?

— Так вы слетайте, тогда и узнаете, — отвечаю сердито и отбираю руку. А Давид наоборот сидит с довольным видом и улыбается.

— Вы опять надо мной смеетесь? — я даже ногой топаю. — Вот увидите, я перестану разговаривать. У вас есть в замке скотч?

— Скотч? — недоумевает Данилевский. — Наверное, есть. А тебе зачем?

— Заклею себе рот, чтобы не ботать лишнего.

— Не надо, Марта, — он протягивает руку и большим пальцем касается моих губ, — не надо заклеивать. У тебя такие красивые губки…

Не понимаю, что со мной творится, но стоять у меня совсем нет сил. Ноги подламываются, будто они ватные, и хочется сесть. Лучше всего прямо на колени Данилевскому.

Он меня точно видит насквозь, потому что добавляет с ухмылкой:

— У тебя потом могут быть заеды. И ты не сможешь целоваться.

Мгновенно прихожу в себя и отталкиваю его руку.

— Подумаешь! Я и не собираюсь!

И снова появляется чувство, будто что-то витает в воздухе, поднимается в сознании и затухает. При чем здесь вообще заеды? Сам он настоящая заеда, этот Данилевский…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​От замка доносится шум — это работники тащат столы, за ними женщины несут скатерти и посуду. Данилевский снова берет меня за руку.

— Ты действительно не против, чтобы я присутствовал на этом празднике? — спрашивает он.

Я киваю, и Давид быстро прикладывается губами к самим кончикам пальцев. Это легкое прикосновение обжигает как раскаленное железо. Его, кажется, тоже, потому что мы оба впиваемся друг в друга потрясенными взглядами.

Первым, конечно же, в себя приходит Данилевский.

— Я вернусь, когда все будет готово, сейчас мне нужно немного поработать, Марта, — говорит он, — а ты включайся в роль хозяйки замка, раз уж на нее подписалась. Заодно посмотрим, чему ты училась три года.

— Три с половиной, — поправляю машинально.

— Тем более, — Данилевский разворачивается и направляется к лифту, а я запоздало соображаю, что так и не спросила про его профессию.

— Так кем вы работаете? — кричу вдогонку. — Или вы так просто похвастались, что разбираетесь в наскальной росписи?

— Я палеограф*, — отвечает мой заносчивый муж с таким видом, как будто он занимает должность пресс-секретаря Господа Бога.

— Палеограф, — бубню под нос, — как будто я знаю, кто это такие.

Но делать нечего, придется погуглить. И что стоило взять с собой телефон?

— Хозяйка, где столы ставить? — отвлекает меня возглас, и я со вздохом откладываю вопрос изучения профессии моего мужа.

*Палеограф — специалист, изучающий создание знаков письменности и их развитие.

Глава 15

Окидываю взглядом место проведения предстоящего праздника и удовлетворенно хмыкаю. Мои швейцарские преподаватели определенно остались бы мною довольны. Надеюсь, этот напыщенный индюк Данилевский тоже не найдет к чему придраться.

Хотя, этот может. Я несколько раз замечала силуэт в кресле у балконной двери на втором этаже, где по моим прикидкам находится его кабинет. То появится, то исчезнет. С телефоном возле уха — то ли для вида держит, то ли в самом деле занят, разве ж тут угадаешь?

Ну так а если занят, нечего и отсвечивать, я так считаю. Но нет же, проверяет. Переживает, что без него не справлюсь. А я справилась, еще и как!

Место я выбрала самое удачное и правильное во всех отношениях, даже с точки зрения эклиптики*. С расстановкой столов особых вариантов не было, решили сделать один длинный. Здесь так принято. Но я распорядилась принести несколько маленьких и расставить их полукругом под деревьями.

На них мы поставили напитки, фрукты, запасы соусов, салфеток и тройной запас посуды — все как положено при организации фуршета. Никому не придется потом бежать на кухню, праздник должен быть у всех.

Начала я с того, что заявилась на кухню, выстроила всех в шеренгу и попросила назвать имена. Постаралась запомнить, но вряд ли с первого раза получится. Конечно, правильнее всего было бы попросить работников замка первое время носить бейджики, но кто знает, как к этому отнесется их хозяин.

В то, что мне можно все кроме превращения замка в пепелище, верится слабо. Придется запоминать имена по ходу дела.

Раяну узнала по голосу сразу. Она первая рассыпалась в поздравлениях, преданно заглядывая в глаза. Злыдня она злыдня и есть.

Ее соседка назвалась Салимат, и когда я узнала этот голос, залилась краской как яйцо императора Тиберия. Не в смысле его, а то, которое ему Мария Магдалина подарила. Давида Давидовича им, козу их за ногу…

— У нас все готово, хозяйка! — докладывает подбежавший Леван. Он помощник повара, потому я и запомнила. Это он жарил у мангала перепелки.

— Тогда зовите хозяина, будем начинать, — киваю благосклонно. Как будто я неплохо вживаюсь в роль хозяйки замка.

— А вы не пойдете переодеваться? — спрашивает Салимат, и я озадаченно останавливаюсь.

— А надо?

— Так это же ваша свадьба!

Осматриваю свой сарафан в горошек. Конечно, он даже с большой натяжкой не тянет на праздничный наряд. Но в любом из тех нарядных платьев, которые висят у меня в гардеробной, я буду казаться среди собравшихся людей музейным экспонатом.

— Счастье не в нарядах, — машу рукой перед носом удивленной девушки. Интересно, что ее так потрясло? Как будто я ничего такого не сказала, а ее глаза округляются как блюда, на которые Леван выкладывал перепелки.

— Да? И в чем же? — слышу за спиной и от неожиданности подскакиваю.

Оборачиваюсь и натыкаюсь на вопросительный взгляд Данилевского, подъехавшего на своем кресле чуть ли не вплотную. Сделай я шаг назад, вполне могла плюхнуться ему на колени.

Салимат как корова языком слизывает. Отхожу в сторону и складываю руки на груди.

— Вы способны превратить в параноика человека со стальными нервами! — восклицаю, качая головой.

— Я? — удивляется Давид. — Интересно, почему?

— Вы так бесшумно подкрадываетесь на своем кресле, что я просто поражаюсь, как ваши сотрудники до сих пор все не разбежались. Я от ваших неожиданных появлений имею все шансы стать заикой в самые рекордные сроки.

— Да? — Данилевский с деланым вниманием оглядывает свое кресло. — А мне кажется оно довольно громко жужжит, когда едет. Все-таки, здесь электродвигатель. Может быть, кто-то просто слишком невнимательный и рассеянный?

И пока я открываю и закрываю рот, сочиняя достойный ответ, он берет меня за руку и тянет к себе вниз. Послушно поддаюсь, хоть и дышу от возмущения как паровоз. Интересно же, что он хочет сказать…

— Знаешь, как сделать так, чтобы мое появление не было неожиданностью? — чуть слышно спрашивает Данилевский, касаясь губами мочки уха, отчего спина покрывается мурашками.

— Нет, — так же шепотом отвечаю я. — Как?

— Надо просто все время меня ждать, Марта. В любое время суток. И везде. В любой точке замка. Даже в собственной спальне.

Мы оба замолкаем. Мои волосы свешиваются, закрывая нас как настоящая завеса. Давид подставляет лицо под пряди, трется об них щекой, и я с ужасом понимаю, что снова теряю над собой контроль.