Хранительница (СИ) - Петрова Лин. Страница 49

— Ритка, опять балуешь? Я уж было подумал, ты на тот свет решила опять сгонять.

— Не, Игнат, некогда мне, родина в опасности — окатив его водой.

Слуги натаскали нам много разной и вкусной еды — мы и наелись и накупались вдоволь. На наш шум, заглянул Ольгерд.

— Ни фига ж себе. Они тут отдыхают, а я в комнате как дурак сижу. Не-е-е, я с вами дружу. Все-таки, чуть не поженились с тобой, Рита.

Ах ты, зараза такая. Вот я тебе сейчас отомщу. Я моргнула Игнату и слегка мотнула головой на воду. Тот понятливо кивнул.

— Это ты хорошо придумал, молодец. Помоги-ка выбраться, а то на одной ноге пока доскачу, ночь настанет — причитал Игнат, протягивая руку Ольгерду.

Тот, с пониманием протянул руку и оказался в воде.

Через некоторое время к нам подтянулся практически весь отряд. Мне пришлось надеть платье, негоже ведь в таком виде разгуливать. У Ольгерда вон, до сих пор глаза квадратные.

Вот майся теперь и горюй, что вовремя не женился, с усмешкой, мстительно думала я.

Дети утомились и легли отдохнуть на лежаках. Шумный гомон постепенно стихал. Игнат откинулся на спину, закинув руки за голову:

— Спой, Ритуля, что ли.

А я не стала кочевряжиться.

А напоследок я скажу

А напоследок я скажу

Прощай, любить не обязуйся

С ума схожу иль восхожу

К высокой степени безумства…

Мой чистый высокий голос поднимался вверх и пробирался во все уголки большого помещения и возвращался повторяющимся эхом.

Так напоследок я скажу…

Повисла гнетущая тишина. Зашевелился Тельнан.

— Да. Песни у вас душевные, как схватят за сердце и держат, не отпуская.

— Чего раскисли? Сейчас что другое спою.

И повернулась к Игнату:

— Подхватывай, если знаешь.

И затянула:

Ой, мороз- мороз

Не морозь меня

Не морозь меня

Моего коня.

Игнат подхватил ноту и полилась песня в два голоса. Да так душевно полилась, что по коже побежали мурашки.

Короче говоря, весь репертуар русских народных песен был исполнен.

В окно заглянул вечер. Пора было устраиваться на ночлег. Пожилой слуга повел нас коридорами в спальни. Мы с Игнатом и Люсей оказались в соседних комнатах. Я подошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался свежий вечерний освежающий вечерок. А это что такое? Качели? Не стала терять время, перекинула ноги через подоконник и спрыгнула на землю. Дети полезли за мной. Ой, какой я пример им нехороший подаю. Подстраховала Лину у земли, и мы подошли к заинтересовавшему меня объекту.

Ну точно, качели. Тоже Игнат постарался, наверное.

Лина с визгом вцепилась в веревки, балансируя на резной доске. Вверх-вниз.

— Лети, Лина. Как птичка лети.

Марк в нетерпении подпрыгивал рядом. Лина встала с качелей с восторженной улыбкой.

— А можно я завтра еще покатаюсь?

— Конечно. И завтра и до самого отъезда. А еще я попрошу Игната, он нам в нашем доме сделает такую же. Согласны?

— Ура! — разнеслось по двору.

Уложив детей спать, вышла опять через окно, во двор, села на качели. Волосы развевались за моей спиной. Я закрыла глаза и отдалась на волю ощущения. В детстве мы втроем вот так катались и визжали на берегу озера. Веревки привязывали на повисшие над водой ветки и раскачивались. Кто первый полетит в воду, то выбывает.

Я вздохнула. Как же я по ним соскучилась. По Ромкиному мужскому твердому характеру и Алькиной язвительности. Наверное, теперь никогда не увидимся. От этой внезапной мысли внутри все сжалось и очень-очень захотелось плакать. Нельзя. Не сейчас. Не может быть, что мы не увидимся, я упрямо встряхнула головой. Если есть дорога сюда, значит, есть дорога и обратно. Значит, вероятность, хоть маленькая, но остается. Я упрямо сжала руки. Нужно сделать все от меня зависящее, чтобы еще хоть раз увидеть дорогих моему сердцу людей.

Я медленно перелезла через окно обратно в комнату. Расчесала волосы и, только собралась лечь в постель, как услышала по коридору решительные шаги. Дверь распахнулась и на пороге замер Реммир. Я тоже замерла. Строгое лицо с упрямо поджатым ртом, нахмуренные брови.

Он быстрым взглядом окинул меня и детей, отвел взгляд и сказал тихим, но твердым голосом:

— Спать Вы будете наверху — в моей спальне.

Интере-е-есно. Там сегодня свободно? Или график составим? Думала я, молча смотря на него.

— Я понимаю, что наш договор был внезапным и для Вас, и для меня. Мне бы не хотелось ставить Вас в неудобное положение, Вы свободный в своих действиях мужчина — как же тяжело мне дались эти слова.

— Я так понимаю, Вы свободная в своих действиях женщина? — хмыкнул Реммир. И продолжил — Вы моя невеста. И это обязывает нас жить в одной спальне. Мне бы не хотелось давать слугам повод для долгих сплетен. Их и так достаточно.

Чёрт побери. Ведь он прав. Надо, значит надо.

— Да и желание ты мне должна, а долги отдавать нужно?

Я молча кивнула. А дети как же?

Он понял мой немой вопрос, развернулся и постучал в дверь к Игнату. Затем вернулся и осторожно, на руках перенес детей в их спальню. Потом, так же молча, взял меня за руку и повел на третий этаж.

Мы вошли в небольшое помещение, похожее на кабинет. Стол, кресло. Не останавливаясь, меня повели к другой двери, за которой и была спальня. Большая высокая кровать, застеленная большим мягким одеялом. А на полу ковер. Я в недоумении уставилась на него. Ковёр? Здесь?

Реммир, видя моё недоумение, пояснил:

— Когда была возможность передвигаться порталами по разным мирам, мама поехала с отцом на переговоры. И, как рассказывал отец, мама влюбилась в него с первого взгляда. Вот и пришлось переть его — в портал он не влезал, отец злился, мама ругалась — его лицо разгладилось от воспоминаний о родителях. На лице заиграла легкая улыбка.

— Отец говорил, что мама любит этот ковер больше, чем его самого.

Я наклонилась и провела ладонью по его поверхности. Орнамент красного цвета переплетался с синим, изящно кружась посередине, затем разбегался, образуя замысловатые линии и изящные крупные бутоны цветов. Такое блаженство пройтись по пушистому ковру голыми ногами, я уже стала забывать эти приятные ощущения. Реммир с улыбкой смотрел на меня:

— Мама делала так же.

Ложились молча. Я тихонько легла на край кровати, натянув тонкое одеяло до подбородка, и закрыла глаза. В весьма двусмысленную ситуацию я попала. Привозит невесту в дом, а дома любовница. Как в любовных романах. Ну начну с того, что невеста я не настоящая и страдать не буду. Или буду? Зачем перед самой собой лукавить? Буду страдать. И вспоминать тоже буду. Но я все выдержу, я сильная, думала я, прислушиваясь к его дыханию, когда меня подхватили сильные мужские руки и прижали к голому торсу. Я не стала открывать глаза, не хочу увидеть жалости в его глазах. Просто отдалась во власть своих ощущений. Вдыхала, такой ставший родным, запах кожи, принимая его ласки. Его руки ласково гладили плечи, переходя на спину и ягодицы, чуть сжимая их. И целовал. Целовал мои глаза, едва прикасаясь губами, висок, вдыхая запах кожи, пока не добрался до губ. Сначала, нежно целуя то верхнюю, то нижнюю губу, проводя по ним кончиком языка и слегка прикусывая. По моему телу прошла сладкая волна возбуждения.

Только не останавливайся. Делай со мной все, что захочешь, в голове проносились мысли.

Я выгнулась ему навстречу и он, поняв это как призыв к действию, обхватил и осторожно перевернул на спину, не прерывая поцелуя. Почувствовав тяжесть его тела, совсем сошла с ума. Соски стали твердыми и отзывались на малейшее прикосновение, а там внизу разгорался огонь, который можно было погасить только одним способом. Реммир коленом раздвинул мои ноги, я выгнулась навстречу сладким ощущениям. Реммир приблизил ко мне лицо и выдохнув: «моя», ворвался в мое тело. И я потерялась во времени и пространстве. От этого одного слова душа запела, я стонала: «твоя». А когда уже не могла сдерживать стоны, кричала, пока волна удовольствия не набрала свою высоту и не рассыпалась сотнями фейерверков.