Волчица (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 13

Она что-то сказала Насте, девушка развела руками — мол, не понимаю. «Гостья» не удивилась, кивнула, и положила на стол толстую книгу, которую держала в руках. Положила, и жестом подозвала Настю — смотри, мол. Настя подошла, заинтересовавшись. Она уже поняла, что сейчас увидит, и не ошиблась. Девчонка подняла толстую кожаную крышку, и Настя увидела надпись знаками, напоминающими то ли иероглифы, то ли руны. Это скорее всего был букварь. Настю собирались учить местному языку. Что обнадеживало. Значит, ведьмой ее не признали, и не собираются приносить в жертву или сжигать на костре.

Ну а дальше пошла обычная работа — учитель и ученик. Занимались они часа три, пока девушка не сообщила, что ей пора идти. За эти три часа Настя успела запомнить слов достаточно, чтобы суметь изъясняться на самом низшем уровне: «дай», «идти», «есть», «пить», и так далее. Забавно, но в букваре были даже картинки, изображающие самые интимные процессы человеческой жизни. Например — секс и естественные отправления. И под каждой картинкой — надпись иероглифами.

Настя надпись тут же запоминала, что с ее фотографической памятью было вовсе даже несложно. Талант полиглота вкупе с выдающейся памятью — и никаких проблем с изучением нового языка. Кстати, очень даже несложного языка, это Настя определила сразу. Тот же китайский гораздо более сложный язык. Впрочем, как и корейский.

Похоже что гостья, а ее имя Меррель, была очень удивлена таким ярким прогрессом в изучении языка и грамоты, но виду особенно не подала. Настя вообще была немало удивлена тем, как вела себя эта милая маленькая девушка, не достающая ей и до груди. Доброжелательная, но при этом отстраненная и холодная, Меррель не позволяла себе повышать голос, и вообще хоть как-то выражать неудовольствие в тех случаях, когда Настя ошибалась в произношении, ставя ударение в словах не там, где это было нужно. Терпеливо разъясняя, четко повторяя каждое из слов, она добивалась правильной речи, и благожелательно кивала, когда Настя делала все верно. Впрочем, чем дальше, тем меньше случалось ошибок. Она мгновенно уловила то, как ставятся ударения в этом языке, и практически не допускала огрехов — кроме тех слов, которые отличались от общего строя и были чем-то вроде исключений из правил. Но таких в языке имелось совсем не много. Простой язык!

Наконец, Меррель попрощалась и ушла, а Настя осталась сидеть на лежанке, думая о том, что надо было поговорить с девушкой о том, как бы это побыстрее отсюда сбежать. Но…пока словарный запас невелик, затевать подобный разговор не имело смысла. «Твоя моя понимай?» — это совсем не та беседа, которая могла бы помочь Насте получить нужную информацию. А кроме того — кто сказал, что Меррель пойдет ей навстречу и даст все расклады о побеге на волю? То, что у нее на шее рабский ошейник еще ничего не значит. Раб не становится другом другому рабу после того, как на него нацепили этот атрибут рабской жизни. Скорее наоборот — он будет топить другого раба, чтобы за счет его жизни подняться хотя бы на одну ступеньку его социальной лестницы. По крайней мере, так говорят все книги, которые Настя читала по этой теме.

Опять же, в книге одного российского фантаста было сказано, что восстание Спартака было совсем не таким освободительным, как это представляли советские граждане. На самом деле восставшие рабы не хотели уничтожить систему рабства. Они желали убить своих бывших хозяев, и самим владеть рабами. А в этом, любой согласится, есть очень даже огромная разница. Так и тут — где гарантия, что девчонка не сдаст ее хозяину, и Настю не прикуют к стене толстой цепью? Сейчас по крайней мере она хоть и голая, но передвигается по камере свободно, не погромыхивая стальными цепями как привидение из старого мультика.

Но как следует подумать ей все-таки не дали. В дверь вошли две девушки возраста Насти, одетые как и все рабыни — что-то вроде короткой юбки, или скорее набедренной повязки, и топик-жилет, почти такой же, какой Настя носила на пробежку. Одна из них, та, что была чуть массивнее другой, жестами и словами предложила Насте лечь на стол, предварительно составив посуду на лежанку. Настя подумала, подумала…и улеглась. Вряд ли эти смешливые, постоянно хихикающие девчушки собирались сделать что-то такое, что может нанести ей вред.

Девчонки тут же сбросили с себя одежду, оставшись совершенно нагими, и…стали натирать Настино тело приятно пахнущим составом из большой банки, которую они принесли с собой. Что-то вроде ароматического масла. А потом принялись массажировать — классически, вначале поглаживая, похлопывая, потом проминая мышцы и разминая их о кости скелета. Делали это в две руки, ловко, умело, при этом не забывая хихикать и приговаривать что-то вроде: «Помнем, помнем! Вот какая она у нас красавица! И будет еще красивее!».

Насте нравилось, что они с ней делали, и только когда их пальцы начали слишком уж откровенно натирать ей нижние губы, проникая внутрь и эдак эротически поглаживая и пощипывая, она решительно отмела эти поползновения показав мелким пакостницам крепкий белый кулак. Пальцы из влагалища сразу исчезли. Похоже, девицы знали о том, что недавно произошло с тем охранником, которого лягнула Настя.

То же самое случилось и тогда, когда Настя лежала на животе — одна умудрилась помассировать ей зад так, что Настя задохнулась от неожиданности и возмущения. Палец сразу же как испарился, видимо физиономия Насти, обернувшейся к агрессорше, не оставляла простора для фантазии. Врежет — как срежет, три года перед глазами будет стоять, как живая. Лесбы чертовы! Извращенки!

Настя не подозревала, что кроме процедуры массажа и ухода за кожей (эта рабыня должна выглядеть как можно товарнее!), Эдгель дал задание массажисткам — проверить белую рабыню на чувствительность к ласкам женщин. Может она просто не любит мужчин? И вообще — как отреагирует на интимные ласки девушек? Проверили. Доложат. Отреагировала так, что массажистка слегка струхнула — великанша легко может ее прибить, как какую-нибудь крысу, и ясно было, что она никого не подпускает к своим дырочкам.

Кстати сказать — Эдгель этому не удивился и не расстроился. Даже хорошо, что Наста — так ее на самом деле звали, со слов Меррель — оказалась эдакой недотрогой. Тем интереснее будет обламывать купившему ее господину. Просто Эдгель должен все знать о своем товаре — как и положено хорошему продавцу.

Меррель приходила несколько дней подряд — и каждый раз на все большее время. К пятому дню занятий Настя свободно говорила на всеобщем, к седьмому — могла читать то, что написано в книгах.

С письмом было сложнее — ведь письмо, это не просто запоминание знаков алфавита. Это еще и правила написания, но самое главное — моторная память. То есть пальцы должны помнить, как писать тот, или иной знак.

А еще — мозгу было сложно распознать текст, написанный скорописью. Одно дело — текст в книге. Если он и написан вручную, то сделано это так, что каждый может разобрать изображенные буквы. В скорописи все иначе — здесь знаки могли и пропускать, и тогда получалось что-то вроде «ма мла рму» — вместо «мама мыла раму». Человек, который годами изучал письмо, прочитывал этот текст легко. Новичок продраться через эти несуразности мог лишь с большим трудом. Но Настя знала — дай ей еще дней десять, ну край — недели две, и она будет писать и читать не хуже аборигенов.

За то время, пока она общалась с Меррель, у них с девушкой наладилось что-то вроде дружеской связи. Ну…не дружеской, но связи, когда от человека к человеку тянется невидимая нить, соединенная со струнами души. Ее трудно закрепить, легко порвать, но…такая связь иногда единственная отдушина там, где все вокруг враждебны или просто равнодушны. Человек существо стадное, ему обязательно с кем-то надо дружить. Это нить может превратиться в крепкий шпагат, потом в канат, который невозможно оборвать. А может и лопнуть в любой момент — от недоброго слова, недоброго поступка, просто потому, что ниточку не захотели укрепить.

Меррель рассказала Насте, куда та собственно попала. Девочка была образована не хуже какого-нибудь доцента, или даже профессора, и Настя была очень удивлена, что рабыня вдруг оказалось таким разносторонне образованным человеком (в рамках своей цивилизации, конечно). Кстати, когда Настя спросила Меррель, чем та занимается у Эдгеля, в чем собственно заключаются ее основные обязанности — девушка снова закаменела лицом, и после долгой паузы бесцветным голосом сказала, что исполняет свое предназначение. И больше не проронила ни слова, хотя Настя и пыталась разъяснить эти туманные слова.