Средиземноморский пират - Касслер Клайв. Страница 10

— Ничего определенного, но, если жизнь примитивных млекопитающих развивается лучше в теплом климате, есть вероятность, что они могут сохраниться до настоящего времени.

Питт задумчиво смотрел на Ганна.

— Извини, Руди. Но ты еще не убедил меня.

— Я знаю, что ты твердолобый, — сказал Руди. — Вот почему самую интересную часть я оставил напоследок.

Он замолчал, снял свои очки и протер стекла носовым платком. Затем снова нацепил темные очки на свой орлиный нос и продолжал в задумчивости:

— Во время геологического периода Триаса, до того как поднялись Гималаи и Альпы, огромное море покрывало Тибет и Индию. Оно распространялось на Центральную Европу и заканчивалось в Северном море. Геологи называют эту огромную массу воды Морем Тетис. Все, что от него осталось сегодня — это Черное, Каспийское и Средиземное моря.

— Извини меня за мое невежество в геологических эрах, — перебил его Питт, — но когда был Триасовый период?

— Он начался двести тридцать миллионов лет назад и продолжался около сорока миллионов лет, — ответил Ганн. — В это время произошли важные эволюционные изменения у позвоночных животных, когда рептилии совершили большой скачок в сравнении с их более примитивными предшественниками. Некоторые из морских рептилий достигали семи метров и были очень сильными. Наиболее знаменательным событием было появление первых настоящих динозавров, которые могли передвигаться на задних лапах и использовали свои хвосты для опоры.

Питт откинулся назад и вытянул ноги:

— Я считал, что эпоха динозавров была намного позже.

Ганн рассмеялся.

— Ты смотрел слишком много старых фильмов и без сомнения думаешь о бегемотах, которых обычно показывали в ранних научно-фантастических фильмах, где они угрожают племени волосатых людей. Тогда никаких не могло быть сорокатонных бронтозавров, свирепых тиранозавров или летающих птеродактилей, преследующих полураздетую испуганную героиню в первобытных джунглях. В действительности, эти наиболее известные динозавры населяли землю очень давно и исчезли за шестьдесят миллионов лет до появления человека.

— Как же твоя странная рыба вписывается в эту картину?

— Представь себе, если сможешь, метровую рыбу Задиру, которая жила, резвилась, размножалась и, наконец, умирала где-то в Море Тетис. Ничто и никто не мог видеть, как это мертвое тело медленно опускалось на дно моря. Неизвестная могила покрывалась другими отложениями, которые затвердевали и превращались в песчаник, формируя тонкий слой углерода. Это был тот слой углерода, где отпечатались ткани и строение скелета Задиры. Проходили годы и превращались в тысячелетия. А тысячелетия становились эрами, пока в один теплый весенний день, двести миллионов лет спустя, крестьянин в австрийском городе Ноенкирхен не вонзил свой плуг в плотную поверхность земли. И вот наша рыба Задира, правда, сейчас совершенно окаменелая, снова еще раз вернулась к свету. — Ганн поколебался и провел рукой по редеющим волосам. Его лицо казалось усталым и озабоченным, но глаза блестели от возбуждения, когда он говорил о Задире. — Ты должен усвоить один важный элемент: когда Задира умерла, еще не было ни птиц, ни бабочек, ни пчел, ни покрытых шерстью млекопитающих, даже цветы еще не появились на земле.

Питт снова изучающе посмотрел на фотографию ископаемого.

— Кажется невозможным, что какое-то живущее существо могло просуществовать так долго, не претерпев коренных эволюционных изменений.

— Невероятно? Да. Но это случалось и раньше. Акула живет рядом с нами уже триста пятьдесят миллионов лет. Подковообразный краб существует, совершенно не меняясь, около двухсот миллионов лет. Затем, конечно, у нас есть классический пример: Колакант.

— Да, я слышал об этом, — ответил Питт. — Это была рыба, которую считали вымершей семьдесят миллионов лет назад, пока не обнаружили ее у восточного побережья Африки.

Ганн кивнул:

— Колакант был важной и сенсационной находкой в свое время, но мы затмим ее, если нам удастся поймать Задиру. — Ганн на минуту замолчал, чтобы закурить другую сигарету. Он был всецело поглощен рассказом. — Многое сводится к этому: Задира может оказаться ранним звеном в эволюции млекопитающих, включая и человека. Я не сказал тебе, что ископаемое, найденное в Австрии, обладает многими характеристиками млекопитающего в анатомическом строении. Выступающие конечности и другие особенности внутреннего строения ставят ее в одну эволюционную линию общей структуры развития человека и животного.

Питт снова взглянул на рисунки.

— Если это так называемое живое ископаемое все еще плавает вокруг в своей первозданной форме, то как может оно развиться в более высокую ступень?

— Любой вид растения или животного — это как связанная родством семья, — пояснил Ганн. — Одна ветвь может производить потомков, идентичных по размеру и форме, в то время как родственная линия на другой стороне горы рождает гигантов с двумя головами и четырьмя руками.

Питт почувствовал усталость. Он открыл дверь и вышел на палубу. Горячий воздух охватил его, как облако пара, и он поморщился. Такие расходы и столько времени и сил затрачивается на то, чтобы поймать эту вонючую рыбу, подумал он. Кого, черт возьми, заботит, были наши предки обезьяны или рыбы? — какая разница? Человечество несется к самоуничтожению, оно, вероятно, исчезнет в следующем тысячелетии, или даже раньше. Он повернулся назад и взглянул на Ганна.

— Ну ладно, — медленно произнес Питт. — Я знаю, чем занимаетесь ты и твой корабль с учеными мужами и что вы изучаете. У меня только один вопрос: зачем здесь я? Если у вас проблемы с разорванными тросами, испорченными генераторами или исчезнувшими инструментами, то вам нужен не я, а хороший механик, который знает, как обращаться с оборудованием.

Лицо Ганна в какой-то момент выглядело озадаченным, затем он улыбнулся.

— Я вижу, ты уже вытянул кое-какую информацию из доктора Найта.

— Доктора Найта?

— Да, Кена Найта, это тот молодой человек, что доставил тебя на вельботе сегодня утром. Он — совершенно удивительный морской геофизик.

— Впечатляющая характеристика, — сказал Питт. — Он казался довольно дружелюбным во время путешествия, но не произвел на меня впечатление удивительного.

Жара снаружи становилась невыносимой, и металлические поручни сильно накалились. Питт непроизвольно положил руку на металл и мгновенно отдернул, когда раскаленная сталь обожгла его ладонь. Неожиданно боль усилила поднимавшееся в нем чувство раздражения, и он вернулся в каюту, прикрыв за собой дверь.

— Давай оставим всю эту чепуху, — резко произнес Питт. — Ты только скажи мне, какое чудо я должен сотворить, чтобы привлечь Задиру к твоему очагу, и я приступлю к работе. — Он растянулся на койке Ганна, глубоко вздохнул и расслабился, когда прохлада немного успокоила его. Он посмотрел на Ганна. Его лицо ничего не выражало, но Питт слишком хорошо знал своего друга, чтобы понять, что тот почувствовал себя неловко. Питт улыбнулся, дотянулся и похлопал Ганна по плечу.

— Я не хочу показаться корыстным, но если ты хочешь, чтобы я присоединился к твоей маленькой команде ученых пиратов, то это тебе будет стоить выпивки. От всех этих разговоров у меня пересохло в горле.

Ганн с облегчением засмеялся и попросил по внутренней связи, чтобы ему принесли льда из камбуза. Затем он достал бутылку виски и два стакана из нижнего ящика стола.

— Пока мы будем ждать лед, ты можешь ознакомиться с этим докладом, где я описал все относительно поломки снаряжения. — Он передал желтую папку Питту. — Я подробно и в хронологическом порядке описал каждый инцидент. Вначале я считал, что это просто случайности или неудачи, но сейчас это вышло далеко за рамки простых совпадений.

— У тебя есть какие-нибудь доказательства вредительства или саботажа? — спросил Питт.

— Ничего подобного.

— А разорванный трос, о котором упоминал Найт, был перерезан?

Ганн пожал плечами.

— Нет, концы были потерты, но есть еще одна загадка. Я объясню ее тебе. — Ганн замолчал и стряхнул пепел с сигареты. — Мы работаем с запасом прочности пять к одному. Например: если особенности троса таковы, что существует опасность разрыва при нагрузке в десять тонн, мы никогда не создаем нагрузки более двух тонн. И несмотря на такой значительный коэффициент безопасности, нас пока преследуют только неудачи в осуществлении проекта. Конечно, жизни для нас важнее, чем научные открытия. Подводные исследования — это рискованное занятие, и слишком длинен список имен тех, кто погиб, пытаясь вырвать у моря новые секреты.