Легенды рябинового леса (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 13
Этого не произошло.
Или, может быть, это была одна из стадий горя. Что такое гнев? Первая? Вторая? Нет. Отрицание было первым. Гнев, вероятно, был на втором месте.
— У меня для тебя посылка, Кэт, — сказал Мэтт, протягивая мне коробку. Я замерла. Это были его точные слова, когда он отдавал мне посылку Холли. — Кэт?
Он сунул её мне в руки.
Машинально я сомкнула пальцы вокруг картона. А потом я вышла из транса и проверила обратный адрес. Когда я увидела название интернет-магазина, в котором я заказала замену китайских колокольчиков, я расслабилась.
Папа сказал Мэтту, что я плохо сплю. Сна не было ни у кого из нас. Что это был трудный месяц. Их разговор отошёл на задний план, больше походя на белый шум, чем на диалог. То есть до тех пор, пока Мэтт не воскликнул:
— Холли скончалась?
Круглое лицо почтальона немного побледнело.
— Ты не слышал? — спросил папа.
— Нет. Она была такой доброй леди. Она всегда давала мне пару долларов, когда я приносил ей посылки.
— Она была очень щедрым человеком, — согласился папа. — Кстати, Кэт организует поминки в её честь в эти выходные. Ты сможешь прийти?
Он сказал "да", и после того, как он уехал, папа отправился в город навестить Би. Я вернулась в дом, отягощённая своей посылкой и обещанием устроить церемонию, достойную Холли.
ГЛАВА 10. МУЗЫКА ВЕТРА
Последний час я стояла на коленях у кофейного столика. Хотя я включила телевизор в гостиной, в доме было исключительно тихо. Я прибавила громкость, пытаясь вставить винт в железную трубку, прежде чем надеть гайку на хвостовик винта, чтобы всё было на месте. Я не была уверена, было ли это из-за того, что у меня были две левые руки, или из-за того, что мои пальцы дрожали, но винт продолжал выпадать. Правильно ли я их использовала? Или это были винты для верхней части колокольчиков?
Тьфу! Я схватила деревянные планки, на которых держалась трубка, и вставила подвесные тросики, но каждый раз, когда я пыталась закрепить их на большом крюке, они выскальзывали. Как мама это сделала?
Металлические кусочки и нейлоновые катушки закачались и расплылись. Я провела руками по влажным глазам, вспомнив другой раз, когда я плакала, пытаясь что-то построить.
На мой шестой день рождения бабушка с дедушкой купили мне кукольный домик размером с собачью конуру. Он пришёл в комплекте, который нужно было покрасить и собрать. Мой дедушка сделал бы это с нуля, если бы его артрит не был таким сильным. К тому времени его пальцы были постоянно согнуты. Хотя мама пыталась вылечить его лекарственными растениями, его пальцы так и не выпрямились. Поэтому он купил комплект, а затем наблюдал за его сборкой. Я хотела сделать это сама, и мне не нужна была никакая помощь. Я не только соединила неправильные части вместе, но и когда попыталась исправить свои ошибки, дерево раскололось. Я плакала слезами гнева и разочарования и зарылась в свою кровать, чтобы избежать упрёков.
Меня никогда не ругали.
На следующее утро мама всё починила.
Она всегда всё чинила.
Я уставилась на все осколки, разбросанные по деревянному столу, а затем уставилась на инструкцию, вытирая мокрые щёки.
Я не могу сделать это без тебя.
Чья-то рука легла мне на плечо. Я вскочила на ноги так быстро, что ударилась коленом о стол. Когда я пристально посмотрела на своего неожиданного посетителя, боль, исходящая от моей коленной чашечки, исчезла. Каджика стоял передо мной в толстой тёмно-синей куртке Хенли и джинсах, которые низко сидели на его талии. Это был не тот стиль, который он придавал себе. Это был неудачный побочный эффект использования джинсов моего отца. Папа предложил одежду Каджике после того, как он прибыл в Роуэн, босой и почти голый.
— Я не слышала, как ты вошёл, — сказала я, пытаясь собраться с мыслями, которые рассыпались, как железные цилиндры на столе.
— Я постучал.
— Ты не звонил в дверь.
— Я забыл, что в наши дни есть колокольчики, — он указал на низкий столик. — Ты создаёшь оружие?
Я собиралась сказать "нет", но железные колокольчики были своего рода оружием.
— Это музыка ветра. Чтобы повесить над моей дверью.
— Это сделано из железа.
Это не было вопросом, но всё же я ответила:
— Да.
Неловкость в комнате была осязаемой. Она исходила из каждой поры Каджики. Мне казалось, что того дня, который мы провели в домике на дереве, делясь драгоценными воспоминаниями о наших матерях, никогда не было, как будто я вернулась к исходной точке с ним.
— Тебе нужна помощь в сборке? — спросил он.
Я не хотела кивать, потому что кивок означал признание поражения. И у меня была своя гордость. Но потом я подумала о маме и поставила её на первое место.
— Я была бы признательна за некоторую помощь. Если у тебя есть время, конечно.
— Это всё, что у меня есть в эти дни, — то, как он произнёс эти слова, стёрло обиду прошлой ночи.
В его тоне было слишком много страдания. Каджика был сломленным человеком, а я не знала, как исправить сломленных людей. Если бы только моя мама была здесь…
Он принялся за работу, пока я варила нам горячий шоколад и готовила блюдо из жареного цыплёнка и зелёной фасоли. Держу пари, он пропускал приёмы пищи, если только еда волшебным образом не появлялась перед ним. Он перестал работать достаточно надолго, чтобы проглотить всё до последнего кусочка. Пока я звонила Касс, чтобы спросить, не может ли новый повар приготовить немного еды для поминок Холли, Каджика добавил последний штрих к сборке, прикрепив крошечные колокольчики к нейлоновым шнурам, продетым через хлопушку.
Закончив, он надел это на палец и поднял. Я положила трубку и уставилась на собранный инструмент. Он дрожал и звенел, и от его мелодичной песни у меня покалывало спину, а по коже побежали мурашки.
— Моя сестра любила музыку. Однажды, когда мы проникли в соседнее французское поселение, чтобы обменять шкуры на продукты, она пришла в благоговейный трепет перед ними. Несмотря на то, что наше племя превыше всего нуждалось в пропитании, я обменял на них шкуру. Я никогда не видел, чтобы она так широко улыбалась, — далёкий блеск вспыхнул в янтарных глазах Каджики. — Я изучил музыку ветра и сделал для неё такие же, используя раковины, дерево и нити из кожи. Каждый раз, когда мы где-нибудь разбивали лагерь, она выбирала дерево и привязывала свою коллекцию к его ветвям, а потом ложилась под ним и закрывала глаза. Она сказала, что ветер доносил истории, рассказанные мужчинами и женщинами, и играл их для неё в виде мелодий. Моя сестра всегда была полна историй. Я скучаю по тому, как она их пересказывает.
Все его сёстры были убиты фейри. Единственным выжившим членом его семьи был его брат. Я склонна была забывать об этом, когда судила Каджику. Если бы фейри убили моих отца и тётю, я бы тоже возненавидела их.
Колокольчики и железные трубки мерцали, сверкая в бледном послеполуденном свете. Я медленно высвободила ноги из-под себя и поднялась с дивана. Я забрала их у него.
— Спасибо тебе. За то, что помог мне.
Он опустил подбородок на грудь.
— Я бы помог тебе больше, если бы ты мне позволила.
— Тогда тренируй меня. Научи меня.
Он крепко зажмурил глаза. Я думала, что он собирается мне отказать, но вместо этого он сказал:
— После того, как я найду Гвен, я научу тебя.
Я подошла к входной двери и открыла её. Металлическая петля, которую мама прикрепила к стропилам крыльца, блестела на послеполуденном солнце. Я подтащила плетёное кресло и забралась наверх, чтобы продеть крюк в петлю.
— Пойдём со мной, — сказал Каджика.
Я посмотрела на надгробия спящих охотников, а затем уставилась на два длинных пустых прямоугольника земли, в которых покоились гробы Гвенельды и Каджики.
— Я должна охранять кладбище.
— Фейри не могут проникнуть в круг рябины, а люди не могут копать землю. Только охотник может раскопать могилу, и Айлен под внушением, что нельзя в него заходить. Кроме того, она больше не в Роуэне.