В плену у прошлого (СИ) - Мушенок Ольга. Страница 59

— «Я люблю тебя!». - это сказала мама.

Дверь не была заперта, медленно приоткрыл, наверное, уже никого не боялись. То, что я увидел, внутри покоев дяди, стараюсь не вспоминать и забыть, как страшный сон. Они по-животному сношались, мать была сверху обнажённая, закатывала глаза и скулила, как последняя сука. Меня не заметили, да и после услышанного, показалось если даже и увидят, то не остановятся. Что я чувствовал тогда? Шестилетнего ребёнка поработил шок вместе с ужасом, закрались в душу, в сердце, разрывали меня. Выпотрошили все внутренности и от дикой боли, я стал задыхаться, приоткрывая в агонии рот. Я глухо закричал, хрипел, а после голоса отца мою грудь, будто молнией пронзило до холодного пота.

— «Демир, сынок!». - это был крик отца. Я повернул голову и увидел его, как стрела летел ко мне, испугавшись.

«Папа жив» — это первая мысль, что пришла в голову и самая бесценная в этот момент для меня. Знал ли он что происходит в покоях его брата? Нет, не знал. Уверен, что даже не догадывался.

Отец приблизился, крепко обнял, поднимая на руки, он повернул голову в сторону закрывающейся двери и не дал ей защёлкнуться, остановив ладонью. Перед нами стояла мама Амира, прикрываясь простыню, на которой совокуплялась с отцом Каана, совершив грех, что по закону карается убийством чести.

Отец выпустил меня из своих рук, и я невольно спрыгнул на пол.

— «Прости!». - попятившись назад мама простонала опуская стыдливые глаза в пол.

Я смутно помню, что дальше происходило, дверь с грохотом захлопнулась за широкой спиной отца, а ко мне подбежала няня Румиса. Тогда она была моей няней, но мама её не любила и не позволяла ей должным образом ухаживать за мной. За деревянными двустворчатыми дверьми были слышны крики, вопли, мольбы о пощаде. Чтобы их не слышать, я закрыл ладонями уши, мысленно молясь, дабы всё прекратилось, закончилось и через несколько минут безудержные стоны стихли.

Няня тоже испугалась, прижала меня к себе и оторопела от ужаса, что творился за стенами комнаты. Я же вырвался из объятий и бросился внутрь покоев. Открыв двери, первым делом увидел дядю лежавшим на кровати с окровавленным горлом, он захлебывался собственной кровью державшись за перерезанное горло. А отец обеими руками держал за горло маму, будто змею поймал за шею. Лицо мамы уже не сияло, как у самой яркой звездочки на небесах, её окрас лица мгновенно перелился с красного на светло-зеленый. От невероятного страха закричал, срывая голос, а мама упала к ногам отца без признаков жизни. После закричал отец, он упал на колени и в агонии со слезами на глазах держал маму у себя на коленях, и горько плакал. С тех пор моё детство закончилось.

Отец мог сделать так, чтобы мать осудил суд и тогда её забили бы камнями на площади суда, но он слишком сильно её любил, чтобы позволить кому-то причинить ей такие муки. Поэтому не позволил и сам надел маску палача.

В тот день из дворца вынесли два гроба… Это была страшная утрата для всех. Дедушка Аид сжимал до белых костяшек зелёную ткань накрывающую гроб дяди и плакал, приговаривая:

— «Что же вы наделали, дети!» — возопил он. — «Как вы могли совершить такой грех?!».

А папа стоял на коленях у надгробья матери и молча, сжимал землю руками.

— Демир, ты меня слышишь? — голос Каана побудил вернуться в реальность.

— Да. — на выдохе ответил я. — Просто задумался. — вытираю холодный пот со лба.

Брат убрал руку с плеча, напомнив:

— Там за ужином тебя Ясемин ждёт иди покушай, а то ты чего-то бледный. Не здоровый у тебя цвет лица. — с волнением говорит брат. — Не приведи Аллах, заболеешь!

— Спасибо, брат!

Войдя на кухню, любимая, моя женщина ожидала моего прихода и задумчиво сидела, нервно барабанила пальцами по столу.

— О чём думаешь, дорогая? — поцеловал нежно в щеку, садясь рядом.

Она скрестила пальцы в замке, понурив веки вниз, как провинившийся ребёнок.

— Что с тобой? Тебя кто-то обидел? Не молчи, Ясемин, говори.

— Демир, я разговаривала с твоим отцом, рассказала ему про ваш с дедушкой разговор. Аллах свидетель, я хотела, как лучше, надеялась…

— А отец, выслушав, прогнал тебя? Я правильно понял? — уже серьёзно спросил. Её признание, как ножом по сердцу режет.

Ясемин, округлила глаза, так будто сорвал с языка мысли.

— Да. — виновато опустила голову. — И ещё он просил тебе передать…

— Что? — перебиваю на полу слове.

Ясемин стала говорить, а в моей душе разгоралось такое пламя, что казалось, я могу сжечь всё дотла. Я был в ярости, не сильно стукнул ладонью по столу и посмотрев на любимую прошипел сквозь зубы:

— Никогда! Ничего не делай без моего разрешения, поняла?

Она быстро кивнула, сказав:

— Извини. Всевышний свидетель, помирить вас пыталась. Если бы знала, что это бессмысленно, то никогда бы не подошла к папе Азизу.

— Теперь будешь знать! — отчеканил я недовольно.

Ясемин отодвинула блюдце от себя, на черные глаза накатывались слезы, а меня всего стало трясти. Ведь это по моей вине она сейчас отказывается кушать и вытирает от сожаления уголки мокрых глаз.

— Ладно, ладно. Погорячился я, ты, пожалуйста, не плачь. Не держу зла на тебя, даже если бы ты не призналась и я бы узнал, то как бы там не было простил. Простил, не смотря ни на что. — прижал ближе к себе хрупкую, маленькую, став целовать в горячие губы.

Глава 66

Демир

Проблемы одна за другой рвут на части. Ударно треплют нервы, играя на натянутых струнах железного терпения, они выводят из равновесия, проверяя на прочность. Несмотря на это какой бы максимальный урон не наносила судьба ставя подножки, я всё же устоял на ногах.

Тяжёлая ноша нависла как чёрное облако не позволяя расправить с лёгкостью плечи. Оседает, сдавливая рёбра, бьёт ниже пояса, связывает по рукам и ногам мою сущность. Тем не менее, я должен выстоять, если нет, то попросту стану марионеткой в руках Серхата, а мне бы этого совсем не хотелось. Причём яро не нравится кому-то подчиняться, именно подчиняться, ведь глава мафии требует смиренности, прося, признать его своим наставником. Наш напряжённый разговор достиг накала, привёл к тому, что отец Серхат подумал о брошенном вызове с моей стороны, он ошибся, я просто-напросто не целую руки тем, кто хотел убить моего отца. Ко всему происходящему, отец Серхат не оправдал моё доверие, пожертвовав нашими дружескими отношениями. Если бы не появилась Ясемин, не знаю, что случилось бы между мной и Серхатом, но целовать ему руки, даже под дулом пистолета не буду. Я так же не забыл лица тех, кто назвал моего отца мразью и держал его на мушке оружия в ожидании приказа «стрелять». Каждого настигнет моя кара, но надо потерпеть, готов подождать, ведь терпеливый получает достойную награду и моей наградой будет триумфальная победа не только над обидчиками…

Все ждут, когда я сломаюсь и стану просить помощи. Сейчас действительно не отказался бы от поддержки отца, поскольку его советы, слова благословляют, они как глоток чистого воздуха мотивируя, направляют на правильные решения. Тысячу раз пожалел, что не верил отцу и шёл против его решений по поводу Серхата. Мне нет оправданий, я обязан был хотя бы прислушаться, но и этого я не сделал, уверенно доверяя господину Серхату. Отхватил по самое «не хочу». Так мне и надо, теперь буду думать с кем идти в шаг, а с кем по разные стороны, пусть будет уроком для меня, который я хорошо усвоил. Уверен только в одном: окажись, я снова в зале мафии на том проклятом суде отца, сделал бы то же самое — пожертвовал собой ради жизни отца.

Моим лекарством для сердца, музой для души, успокоением моим является Ясемин. Она моя весна. С ней не холодно, тепло, особенно когда она смотрит на меня двумя угольками в обрамлении густыми ресницами, заставляя моё сердце сжиматься в кулак и лихорадочно стучать так, что в ушах эхом раздаются толчки моего сердцебиения. За один её такой взгляд готов разорвать любого. Раньше я мог лишь мечтать о ней, а сейчас она принадлежит мне и носит под сердцем плод нашей искренней любви. Всегда жадно желаю её и ни с кем не было так хорошо, как с ней, у меня с моей девочкой по-особенному, бесценно. Никогда никого не любил так сильно как Ясемин, да была страсть, увлечённость, симпатия, но не любовь. А к Ясемин меня тянет невидимой нитью, притягивает магнитом, с этим притяжением душу переполняют глубокие эмоции от радости до безмерного удовольствия. Жену хочется съесть, испить все её ароматные соки лишь бы она получала удовольствие и становилась ещё счастливей, а потом уже и своё взять, но сначала всё для неё. Из-за неё не уехал жить в Эмираты, из-за хрупкой, нежной, любимой пошёл против решения отца совершить никах с Айше и ни капельки об этом не пожалел.