Если счастье близко (СИ) - Стю Мари. Страница 14

– Не помог, говоришь?

– Неа. Сидел тут два часа и думал об одном и том же. И знаешь, поймал себя на мысли, что был бы счастливее, если бы этой книги у меня не было. Как минимум, я не сблизился бы с Офелией, если бы не увидел в книге поддержку. Был бы осторожнее. Да и не узнал бы правду. Жил бы, как прежде… Да, возможно меня бы уволили все равно. Но у меня осталась бы семья и уверенность в том, что дома кто-то ждет. И дочка росла бы рядом. А теперь… Лизу я не прощу. Жить вместе мы не будем… Когда подписал заявление об увольнении и потерял работу, думал – это главное поражение в жизни. Потерять семью – вот настоящее поражение.

– Охотнее жил бы дураком? – хохотнул Колян.

– Все мы в чем-то дураки, – ответил Ростик и, помолчав, прибавил: – Зато я был бы счастливым дураком.

– Сомнительное удовольствие. Не находишь?

– Нет, не нахожу. – Ростик отпил виски. – Я потерянный человек, Колян. Что делать завтра? Куда идти?

– Делать то, что и делал. Иди туда, куда и шел. Не пойму, в чем трагедия? – ерничал Колян, покуривая.

– Ты издеваешься? Говорю же, я потерял все, что мне дорого.

– Ну, допустим, не все, что ты потерял, дорого. Да и потом, не все ты потерял.

– Да ладно! Не все, говоришь? Семья… любимая профессия… мечты… Разве потерять это – не значит, потерять все?

– Нет, – Колян втянул в себя горький дым, – не значит. С дочкой ты и так сможешь общаться, никто тебе не помешает. Семья – новую создашь, в сто крат лучше… Любимая работа – это еще проще. Знаешь, профессия юриста – одна из самых лучших. Она кишит многообразием – следователь, прокурор, нотариус, адвокат, судья... В любой можно чувствовать себя шикарно. К тому же, никто не мешает устроиться в другой институт и преподавать, коль хочешь. А кто помешает защитить докторскую? Тоже никто. Найдешь научного консультанта, а то и вовсе сам защитишься, если уж это – твоя мечта. Кстати, на твоем месте я бы достал рукопись из урны. Она тебе еще пригодится.

Ростик кинул взгляд на диссертацию, которую он в отчаянии выбросил, но доставать не стал.

– Так что, дружочек, – прибавил Колян, – лишился ты не всего, а кое-чего. К тому же, потеряв, приобретешь больше.

Колян встал, подошел к стеллажам с книгами. Взял одну монографию Ростика, потом вторую. Полистал.

– Никто не говорил, что будет легко, – сказал он и поставил книги на полку. – Дело в другом, Ростик. Все, что происходит – к лучшему. Ты это должен зарубить на носу. Не надо так реагировать на события, какими бы прискорбными они ни казались. Надо верить. Ты позже поймешь, что увольнение из университета, разоблачение профессора и Лизы – это предисловие к счастью. Покровитель щедр на подарки, Ростик, – помолчав, прибавил Колян, – только спустя время узнаешь им цену. Так что, дружочек, самое интересное и радостное – впереди. Завтра, послезавтра, через неделю… Это сначала, кажется, что жизнь дала трещину, а проходит день, другой – и понимаешь, что не было никакой трещины. Перешел на другую ступень. Стал мудрее. Это, конечно, если не спиваться, как ты. Не раскисать. Не отчаиваться. И главное, верить, – Колян запнулся. – А с верой-то, Ростик, у тебя хреново, – Колян немного помолчал и прибавил: – Вспомни себя, когда мы виделись в прошлый раз. Ты же был алкашом! А уже через неделю летал от счастья. Было?

– Было, – кивнул Ростик: – Но я же не знал…

– Тогда тебе не надо было это знать. К тому же, и Лизе-то не совсем сладко от той истории. И профессор раскаивается. Поверь.

Ростик округлил глаза:

– Надо же! Бедные овечки! «Лизе-то несладко от той истории»! – передразнил Ростик. – Она должна была мне признаться. Все вышло бы по-другому… А потом любовника завела и предала меня… Лживая!

– Лиза… – Колян перевел дыхание, плюхнулся в кресло, угрюмо посмотрел на Ростика. – Если разобраться, все к тому шло. И она бы тебя все равно бросила ради Федоткина…

Ростик в недоумении глянул на Коляна.

– Серьезно? Даже, если бы я не узнал правду?

– Ага. Она полюбила его. Поэтому, собственно, и предала. Любовь и страсть всему виной. В системе ценностей твои интересы и интересы ее любовника поменялись местами. Сердцу не прикажешь. Федоткин – подлец… подлец конченный. Идет к цели, невзирая ни на что… Лизонька еще хлебнет с ним, бедолажка. Но речь не о ней, – Колян махнул рукой, – а о вас. Ее увлечение закономерно. Так что ничего хорошего бы дальше не вышло.

– Закономерно?

– Да, – уверенно сказал Колян. – Между вами вот уже года два не все гладко.

– В каком смысле – не все гладко? Я думал, мы – семья, благополучная семья…

– Да ладно? – Колян издевательски хохотнул.

– А что, разве нет?

– Ну, – покривлялся Колян, – ты хорошенько подумай, вспомни. Сколько раз ты ловил себя на мысли, что не любишь Лизу?

Ростик выпучил глаза, немного подумал.

– И что? – сказал он. – Ну, бывало. Потом проходило. Быт и в Африке быт. Ничего нового.

– Во-о-от! – протянул Колян. – Быт убил твою любовь!

– Бред! Я любил Лизу…

– Любил? А сейчас – разлюбил?

– Нет. Но… – Ростик запнулся.

– Вот видишь, дружочек! Если бы любил, не было бы «но». Вы просто жили. Просто показывали друг другу и всем, какая у вас замечательная семья. Впрочем, так живут многие. Разводиться боятся или … лень.

– Это не так! – возразил Ростик, налил себе еще виски и сделал глоток.

– Ты обманываешь себя, дружочек.

Ростик отрицательно повертел головой.

– Хорошо, – Колян скрутил губы трубочкой. – А Офелия? Разве ты не влюбился в нее?

– Нет, это исключено.

– Да?

– Да, – уверенно сказал Ростик, потом задумался, прибавил: – Согласен, было что-то… Офелия – совсем другое.

– Какое?

Ростик в ответ промолчал. Колян усмехнулся.

– Страсть и влюбленность – вот, что двигало тобой с первой минуты, когда она вошла к тебе на кафедру, – сказал погодя Колян. – Ничего больше. Уважение к профессору и прочие профессиональные интересы – все это на фоне влечения к Офелии. Поэтому ты и сегодня помчался к ней, по первому зову. Ты хотел ее увидеть, услышать, ты скучал по ней, Ростик. Не верти своей головой. Гляди, отвалится, – ерничал Колян. – Не пойму, кого он хочет обмануть? – в сторону прибавил он.

– Я поехал к ней, потому что думал, она поможет…

– Она и помогла. Рассказала тебе правду. Открыла глаза, – Колян потянулся, встал: – Офелия, скажем так, еще один подарок Покровителя.

– Подарок? Не смеши, – Ростик коряво улыбнулся. – Подарок приносит радость и удовольствие от обладания… А тут, – Ростик вздохнул. – Она перевернула всю мою жизнь вверх дном.

– А ты посмотри на появление Офелии в твоей жизни иначе. И будет тебе и радость, и удовольствие от обладания. Подумай, – прибавил Колян, помолчав, – может, она появилась в твоей жизни, чтобы скрасить печаль, поддержать? Если бы ни Офелия, сложилось бы хуже во сто крат? Радуйся, что она появилась в твоей жизни. Цени ее.

– Ценить? Из-за нее я потерял все, – недовольно сказал Ростик.

– Ты уже об этом говорил…

– Ничего страшного, повторюсь.

Колян вздохнул.

– В таком случае, и я повторюсь – верь, дружочек, – что ни происходит – тебе во благо. Офелия любит тебя. Любит по-настоящему. Если бы ты остался и дослушал ее, узнал бы кое-что интересное…

Ростик вопросительно посмотрел на Коляна.

– И что же? – спросил он.

– Вечером того дня, когда ты подписал заявление, Офелия поехала к профессору и умоляла тебе помочь. Она призналась, что полюбила и никогда не простит себе, что причастна к твоему увольнению. Профессор сказал, что, если она хочет, может рассказать правду. Так даже лучше. Он хотел разоблачить Лизу, хотел, чтобы ты все узнал…

– Что же он сам не рассказал?

– Ну, ты смешной! – Колян посмеялся. – А ты бы рассказал? Можешь не отвечать. Потому что точно знаю, и ты бы испугался. Страх перед правдой – один из самых сильных. Люди охотнее позволяют ввести себя в заблуждение, чем жить с правдой. Так что, то, что профессор, струсил, – норма. Струсил… струсил… струсил, – повторил Колян, помолчав. – Чего тут скрывать?