Убийство в лунном свете (ЛП) - Браун Фредерик. Страница 42

В руке я тоже всё ещё сжимал фонарик, хотя и не решался им воспользоваться. Он работал — один раз я на секунду его включил. Очевидно, его лампочка держалась на месте, не выпав ни тогда, когда я отвинчивал переднее стёклышко, ни от удара по руке Вилли Эклунда. Теперь впереди у меня находился ручей, пересекавший где-то дорогу по водопропускной трубе. Он был узок, всего лишь футов пять шириной, но с сильным течением. Устремившись в просвет между деревьями, сквозь который я хорошо мог видеть этот ручей, я одним прыжком перемахнул его, приземлившись на какую-то толстую доску, валявшуюся на том берегу.

Обернувшись, я понял, что мои преследователи не сбились с пути. Они быстро приближались, их фонарики мелькали среди деревьев.

Но мой собственный фонарик и та доска, на которую я приземлился, подали мне мысль, как сбить их с курса. Я поднял доску, ступил с нею в поток и положил на воду в самой стремнине. Придерживая доску одной рукой, другой я зажёг свой фонарик и положил его сверху на доску.

Доска понеслась по потоку, я же вновь нырнул под деревья, устремляясь дальше. До меня донёсся радостный голос Вилли Эклунда: «Вон он!» Мои преследователи сменили направление, устремившись по диагонали к потоку вслед за доской. Каким же это было облегчением — слышать, что погоня больше не приближается ко мне, но удаляется в другую сторону!

У меня появилось время, чтобы перевести дух, перед тем как двинуться дальше, в противоположном течению ручья направлении. Этот путь должен был привести меня назад, к дому Эмори, а мне только того и нужно было.

Ведь там находился мой «кадиллак». Завести его я не мог, но в машине был ещё один фонарик и, как я надеялся, револьвер. А на заднем сиденье находился багаж — мой костюм и прочие вещи, которые помогли бы мне вновь принять человеческий облик. А то теперь даже дядюшка Эм, пожалуй, сбежит, повстречай он меня лицом к лицу.

Достигнув опушки, я увидел огни дома Эмори, огни во всех окнах. Я не стал подбираться к нему крадучись и тем тратить время, а просто побежал трусцой, побежал прямо к «кадиллаку». Из кармашка на дверце я вынул фонарик, а из отделения для перчаток — револьвер Жюстины. С переменой одежды можно было погодить. Моей следующей — и главнейшей — задачей было разобраться с Эмори.

С пистолетом наготове, на цыпочках я взошёл на крыльцо. Стучаться я не стал, сразу открыл дверь, стараясь не издать ни звука, и вошёл в дом.

Передняя комната была теперь ярко освещена; когда я входил сюда около часа назад, здесь было темно. Я огляделся.

И тут я увидел Эмори.

Он лежал лицом вверх в самом углу помещения. В первую секунду я подумал, что он, вероятно, пьян либо спит, но затем я увидел красное пятно спереди у него на рубашке.

Я склонился над телом и пощупал его; оно было холодным; Эмори был мёртв уже давно. Посерёдке того пятна на рубашке виднелся длинный узкий разрез в ткани — как раз по размеру бронзового ножа для разрезания бумаги, с ручкой из зелёного оникса, который Вилли Эклунд вынул из бокового кармана моего пиджака.

Я и забыл о том ноже. Вернее, и тогда, и позже, у меня столько было забот, что о ноже я больше и не вспоминал.

Но теперь я о нём вспомнил.

Ведь я считал, что это Эмори оглушил меня сзади, пока я стоял в проходе на кухню, глазея на Рэнди, с разорванным голом лежавшего на полу.

Но то был не Эмори. Эмори, скорее всего, уже был мёртв к той минуте и лежал там же, где теперь. И ещё одной любезностью, которую некто мне оказал, помимо того что вымазал меня кровью и затащил под кусты, где я и очнулся, было всунуть этот нож мне в карман. Тот самый нож, которым этот некто убил Стива Эмори. А что сказал Кингмэну Эклунд про тот нож? «Это нож Эмори: Я видел его у него на столе в передней комнате».

Я подошёл к двери, ведущей на кухню; тело Рэнди лежало там как раньше. Только сейчас мне в глаза бросилась одна вещь, не замеченная ранее: под телом, на полу, совершенно не было крови, как её не было под Фоули Армстронгом, когда я нашёл его лежащим на дороге. Рэнди не был убит здесь, на кухне.

Но в тот момент это для меня ничего не значило. Ничего не подсказало.

Я всё ещё сжимал в руке револьвер Жюстины. Я взял его с собой, чтобы защититься от Эмори. Теперь, когда Эмори был мёртв, револьвер можно было и убрать. Я сунул его в карман.

Но тут я вспомнил, что раз Эмори не убивал Рэнди, так же как и самого себя, раз не он меня ударил, значит всё это сделал кто-то другой. И этот кто-то всё ещё на свободе, а может быть — и где-то в доме прячется. Я вновь вынул револьвер.

Ах, да, был же ещё Юпитер!

Пройдя через кухню, стараясь не глядеть лишний раз на Рэнди, я вышел с чёрного хода и направился к мастерской с радиоустройствами. Дверь, ведущая в неё, была приоткрыта, но дверной проём не был освещён изнутри. Я полностью распахнул дверь и посветил внутрь лучом своего фонарика, главным образом — на рабочий стол.

Видать, кому-то пришла в голову та же мысль, что и мне. Некоторые доски пола были вырваны, под ними виднелась проволочная конструкция.

Мне не было нужды входить внутрь и пытаться проследить, куда она подключена. Где располагалось другое радиоустройство, не имело значения. Тот факт, что под полом была смонтирована антенна, говорил сам за себя. Обнаружение дополнительного передатчика ничуть не сказало бы мне, один ли Эмори работал с ним, не ставя Рэнди в известность, либо Рэнди втихаря от Эмори, либо они мухлевали сообща.

Ночь была звёздной, но восхищённо высматривать на небе Юпитер у меня не было настроения.

Я вернулся на кухню и решил, что теперь необходимо смыть кровь с лица и рук. Я так и поступил, после чего, преодолевая дурноту, склонился над Рэнди, чтобы вблизи осмотреть жуткую рану у него на горле.

Да, горло было разорвано самым натуральным образом, чьи-то зубы поработали на славу. Я не смог решить, были ли то зубы человека или зверя, но видел лишь одно: даже будь они человеческими, сам поступок был бесчеловечным.

Других повреждений на теле Рэнди не оказалось, за исключением пары ничтожных порезов на лице, которые, вероятно, остались после бритья — лицо было свежевыбритым. Я вернулся в переднюю комнату осмотреть Эмори, и на этот раз отметил кое-что, пропущенное мною при первом взгляде. Эмори боролся со своим убийцей. О том свидетельствовали некоторые признаки: его одежда была в большем беспорядке, чем по причине одного лишь падения, как и его волосы, или то, что от них оставалось, а на его лице было несколько красноватых отметин, которые, если бы Эмори не умер почти сразу же после их получения, превратились бы в синяки. Синякам нужно время, чтобы потемнеть, и если кровообращение прекращается до полного обесцвечивания, почернение не заходит слишком далеко.

Тут я услышал, как на подъездную дорожку сворачивает машина, и ринулся на кухню, а оттуда и наружу с заднего выхода. Доктор Корделл вошёл уже после моего бегства. Я знал, что это прибыл коронер, поскольку, обходя дом, заглянул в окно и увидел его, склонившегося над телом Эмори. Кажется, доктор прибыл один.

Я вернулся к «кадиллаку» и раскрыл свой чемодан. Из него я вынул чистую, сухую одежду и пару туфель, но не стал тратить времени на немедленное переодевание в виду дороги. Дом Эмори, с находящимися в нём двумя трупами, не был благоприятным соседством. Шериф тоже мог в скором времени сюда вернуться.

Я поборол искушение взглянуть, оставил ли Корделл ключи в замке зажигания. Кроме прочего, услышь он, как я отъезжаю, тут же позвонит куда следует, и меня будут поджидать у городской черты — либо в Дартауне, если я изберу противоположное направление.

А потому я перебежал через дорогу со свёртком одежды под мышкой и вновь углубился в поля. Оказавшись на безопасном расстоянии от дороги и скрытый от вида с её стороны небольшой возвышенностью, я остановился, чтобы переодеться.

Замаранную одежду я бросил тут же; меня ждали дела поважнее, чем забота о её сохранении. Мне нужно было постараться сохранить собственную шею.