Нейтрально-враждебный (СИ) - Арьков Сергей. Страница 77

Стасик сам не заметил, как из глаз его хлынули слезы. Привалившись спиной к твердому камню стены, он зарыдал в голос, упиваясь жалостью к себе. Каким несчастным, каким ничтожным он казался себе в этот миг. Горько причитая, Стасик вслух вопрошал у безжизненных каменных стен, что же с ним не так, раз никто в целых двух мирах не хочет видеть его своим другом. Даже Гамал, и тот приютил его лишь потому, что старику требовался работник в огороде. А не требовался бы, так и остался бы Стасик валяться в той луже, пока жуткая черная жижа не прикончила бы его окончательно.

С головой уйдя в свое горе, Стасик не заметил, как свет вокруг него начал меркнуть, трусливо прижимаясь к лежащему на полу шару. Поэтому прозвучавший из-за двери голос застал его врасплох:

— Что случилось?

Стасик подпрыгнул и громко взвизгнул от неожиданности. Он инстинктивно попятился от двери, но на третьем шаге нашел в себе силы остановиться.

— Это ты? — спросил он, и громко шмыгнул носом.

— Я, — донеслось из-за двери. — Ты, кажется, плакал?

— Что? Нет-нет, что ты! Совсем не плакал. Я же мужчина.

— А мне показалось, что я слышала рыдания.

Тут Стасик подумал — какого черта? Перед кем он пытается изобразить альфа самца?

— Да, это я плакал, — сознался он.

— Тебе грустно? — участливо спросила незнакомка.

— Было грустно, — подтвердил Стасик.

— Почему?

— Долго рассказывать.

— Ты уже уходишь?

В голосе собеседницы прозвучала тревога.

— Нет, я никуда не ухожу, — поспешил успокоить ее Стасик.

И добавил с грустным смешком:

— Куда мне идти? Мне идти некуда.

— Тогда расскажи, что тебя опечалило, — попросила незнакомка. — Или еще что-нибудь. Мне ужасно скучно. Я хочу узнать что-нибудь новое.

— А ты не разволнуешься и не уйдешь, как в прошлый раз? — спросил Стасик.

— Нет, не уйду. Только подойди чуть ближе, тебя плохо слышно.

— Я тебя слышу хорошо, — заметил Стасик, которым овладела подозрительность. Уж не заманивает ли его узница сладкими речами? Вот подойдет он к двери, а она как схватит его, да как утащит во мрак. И сделает с ним то, что так мечтала сделать Грыжа Антрекотовна.

— Или говори громче, — предложила девушка.

Стасик решил, что лучше сделает лишний шаг к двери. Так хоть не придется орать во все горло.

Он шагнул ближе, стараясь не смотреть на страшную поверхность металлической плиты. Шар едва светил, тьма сгустилась вокруг него, погрузив в себя весь коридор. Но магические символы на поверхности двери по-прежнему были хорошо видны. Стасику почудилось, что они светятся самостоятельно.

— Так лучше? — спросил он.

— О, так намного громче! — радостно заверила его собеседница. — Теперь я слышу тебя очень хорошо. Кажется, что ты совсем рядом. Мне даже хочется протянуть руку и коснуться тебя.

Стасик отметил про себя, что у его новой знакомой есть руки, и ему полегчало. Руки, это хорошо. Руки, это намного лучше, нежели лапы с огромными острыми когтями, или какие-нибудь липкие тентакли, или еще бог знает что.

— А ты попробуй! — вдруг, неожиданно для самого себя, предложил он.

— Попробовать что?

— Протянуть руку и коснуться.

Возникла пауза, а затем прозвучал странный ответ собеседницы:

— Лучше не надо. Мне почему-то не хочется этого делать.

— Но ведь только что хотелось, — напомнил Стасик.

— Хотелось. И сейчас хочется. Но стоит мне настроиться на это, как желание сразу пропадает, и….

Она запнулась.

— Что? — подтолкнул ее Стасик.

— И делается страшно, — ответила девушка.

Вначале Стасик решил, что новая знакомая боится его, но затем его будто осенило. Он все понял — это дверь! Точнее, это чары, наложенные на нее. Похоже, они как-то воздействовали на разум узницы, и стоило той подумать о попытке побега, тут же глушили эти мысли волнами страха.

А следом у Стасика случилось настоящее прозрение. Он вдруг понял, что та отвратительная аура липкого ужаса, что окутывала развалины крепости, тоже создана дверью. Чары работали в обе стороны: они сдерживали пленницу внутри, и отпугивали любопытных прохожих снаружи.

— Почему ты замолчал? — спросила девушка.

— А? — вздрогнул Стасик. — Нет-нет, все нормально. Я просто на секунду задумался.

— Так ты расскажешь мне что-нибудь?

— Что рассказать?

— Ну, не знаю. Расскажи о себе: кто ты? откуда? Мне все интересно.

Стасик присел на каменный пол и прислонился спиной к стене.

— Да обо мне и рассказывать особо нечего, — признался он. — Я скучный, и жизнь у меня скучная.

Он покосился на дверь, и добавил:

— Хотя, наверное, не настолько скучная, как твоя.

— Вот и расскажи! — потребовала собеседница.

— Ну, ладно, — согласился Стасик. — Даже не знаю, с чего начать.

— Начни начала, — посоветовала слушательница.

— Хорошо. Попробую.

И Стасик повел рассказ о своей невеселой жизни. Начал с краткого описания родного, неправильного мира. Наиболее болезненные для самолюбия моменты тактично опускал, кое-что намеренно приукрашивал. Делал он это без злого умысла, вовсе не с целью выставить себя в лучшем свете. Просто без основательной цензуры его биография выглядела столь жалко и убого, что хоть записывай ее на картонке, и иди с этим транспарантом в подземный переход, просить милостыню. Одинокий, забитый подросток, единственная отдушина которого, это видеоигры и интернет — вот что Стасик мог бы сказать о себе, и это была бы исчерпывающая информация. Жизнь его была до того серая, до того скучная, до того бедная на хоть какие-то события, что о ней не то что рассказывать, ее даже жить было невыносимо. Но имелась у него заветная мечта, которая крошечным огоньком грела душу. Мечталось Стасику очутиться в правильном мире, в мире меча и магии, где все его глубоко сокрытые таланты дружно вылезут наружу, как прыщи по весне, а все сокровенные желания тотчас же исполнятся.

На этом моменте Стасик плавно перешел к своим приключениям уже в правильном мире. Собеседница внимала молча, ни разу не перебив его ни вопросом, ни репликой.

В правильном мире его жизнь пошла заметно веселее. Если родная реальность медленно убивала серостью и рутиной, то в новом мире на Стасика обрушились яркие обломы, феерические беды и потрясающие несчастья. Скучать было некогда. Не проходило и дня, чтобы он не проливал реки слез. Опять же, опуская самые постыдные моменты, Стасик вкратце поведал о своих злоключениях вплоть до того момента, как Гамал подобрал его на просторах нейтральной полосы и привел в эту крепость.

— Вот такая она, моя жизнь, — подытожил свой рассказ Стасик, изо всех сил сдерживая слезы. Рассказал о себе и тут же захотелось разрыдаться. А потом пойти и удавиться.

Он ждал от собеседницы слов сочувствия и утешения, но вместо этого воздух сотряс ее громкий крик, полный неподдельной зависти.

— Какая интересная у тебя жизнь! — воскликнула девушка. — Это просто невероятно! Ты такой счастливый. Как бы я хотела пережить хотя бы сотую долю того, что выпало тебе.

— Ты прикалываешься? — обиженно проворчал Стасик.

— Я многого не поняла из твоего рассказа, — продолжила собеседница, — но, тем не менее, это потрясающе. С тобой случилось столько всего интересного.

— Ты так говоришь только потому, что сидишь в темнице, и вообще не видела белого света, — заметил Стасик. — Тебе не с чем сравнивать.

— Где я сижу? — насторожилась девушка.

Голос ее прозвучал напряженно. Стасик подумал о том, что если он попытается просветить собеседницу касательно ее положения, магия двери может воспрепятствовать этому: или нашлет страх на узницу, заставив ту прервать беседу и уйти, или сделает что-нибудь жуткое с назойливым посетителем.

— Нигде. Забудь.

Он помолчал, а затем осторожно спросил:

— А ты не хочешь рассказать мне о себе?

— Да мне и рассказывать нечего, — с горьким вздохом призналась собеседница. — В сравнении с твоей яркой и насыщенной жизнью мое существование даже не стоит упоминания.